- Знаю, что я не права, - сказала она, - но знаю также, что ничего подобного не случилось бы, если бы ей не было уже за пятьдесят лет. Будь она на десять лет моложе, она, наверное, нашла бы средства не страдать от всего этого. Ведь правда?
Я глядел на нее, не понимая. Она рассмеялась и, сильно ударив своего коня, помчалась галопом по каменистой дороге. Только через километр я нагнал ее.
- Ты меня испугала, - сказал я. Лицо ее было уже по-прежнему ясно.
- Доволен ты поездкой? - спросила она.
- Очень доволен.
- Ты прав. Мне кажется, эта прогулка останется памятной в нашей жизни.
Возвращаясь, мы больше не сказали друг другу ни слова.
В Сайде нас ждал автомобиль. Он привез слугу, который должен был помочь Гассану отвести наших коней в Калаат-эль-Тахару.
- В дорогу, - приказала графиня Орлова.
Немного раньше восьми часов мы приехали в Бейрут. Ательстана приказала шоферу остановиться у "Отель-Рояль".
- Сойди, - сказала она ему, когда мы подъехали к гостинице, - и спроси в конторе, нет ли для меня писем.
Он тотчас же вернулся.
- Ничего нет.
Я не мог в темноте разглядеть лица Ательстаны, но почувствовал, что этот ответ был ей неприятен.
- Тем хуже! - сказала она хмуро. И прибавила:
- Сегодня вечером мне хочется кутнуть. Ты угостишь меня обедом в "Мирамаре". Потом посмотрим кино. Что там дают? "Тайна белого лотоса". Эго, должно быть, страшно интересно.
- К твоим услугам, - сказал я немного сухо.
Мне пришла в голову неприятная мысль: она рассчитывает, что наше совместное появление там завтра же станет известно м-ль Эннкен.
Там, шесть месяцев назад, я провел в компании с Вальтером ночь, которой никогда не забуду. Я был там еще три или четыре раза до знакомства с графиней Орловой, в силу малопохвальных чувственных влечений. Сколько событий произошло всего за несколько недель! Переступить этот порог значило сравнить мое настоящее с тем, что предсказал мне Вальтер… Несмотря на все мое старание отнестись к этому легкомысленно, я невольно содрогнулся.
На террасе были накрыты столы. Было много народу, особенно офицеров. Одни со своими женами, другие - с девицами и танцовщицами этого заведения. Теплый ветер дул с темного моря. Играл русский оркестр. Общий вид залы был довольно приятный.
Первый, кого я увидел при входе, был Гризо, саперный капитан, прикомандированный к полковнику Эннкену. Мы всегда терпеть не могли друг друга… Мне думается, что у него были тайные виды на Мишель. Если раньше я мог надеяться, что мое появление в "Мирамаре" с Ательстаной пройдет незамеченным, то теперь я мог быть уверен в обратном. Но странное дело, - эта-то уверенность и рассеяла мою мрачность. Я сел, разглядывая Гризо. Он намеренно отвернулся.
Белая суконная амазонка графини Орловой сделалась предметом общего внимания на террасе. Желал бы я знать, могли ли люди, гораздо более пресыщенные, чем я, сопровождать эту даму, не испытывая чувства гордости, которой я был полон в эту минуту?
Свет погас. На экране замелькали кадры фильма.
- Это еще глупее, чем я думала, - сказала Ательстана, закуривая папиросу, когда окончился нежный эпизод.
В эту минуту две руки закрыли мне глаза.
- Это я!.. Кто я? Угадай.
Я быстро повернулся и увидел Марусю. Она не заметила присутствия графини Орловой. Поняв свою ошибку, она остановилась у стола, испуганная моим взбешенным видом.
- Я не заметила. Простите… Ательстана смотрела на нее, улыбаясь.
- Познакомьте нас, - сказала она мне.
Я был ошеломлен и молчал, поэтому она обратилась прямо к танцовщице.
- Мне уже много раз приходилось вам аплодировать. Очень рада познакомиться с вами. Сделайте мне удовольствие, выпейте с нами бокал шампанского.
Терраса опять осветилась электричеством. Изумительная непринужденность графини Орловой восхищала меня. Все на нас смотрели, но никто не смел улыбнуться. Нужно было все обаяние Ательстаны, чтобы выйти с честью из этого ложного положения.
И она наполнила шампанским бокал, который протягивала ей рыженькая танцовщица.
- Вам надо, может быть, поговорить с капитаном?
- Правда, - сказала Маруся, робко глядя на меня. - Я хотела попросить его об одной услуге.
- Он, конечно, с радостью исполнит вашу просьбу.
- Вот… Я хочу поехать в Египет, где мне предлагают с первого ноября более выгодные условия, чем здесь. Но английские власти с большой неохотой выдают паспорта артистам. Я часто видала тебя… вас с капитаном Гобсоном. Я подумала, что вы могли бы сказать ему два слова обо мне.
- Он скажет, и даже четыре слова, если надо, - сказала Ательстана. - Я об этом позабочусь. Вы получите ваш паспорт.
И она подлила шампанского в бокал Марусе.
- Благодарю вас, мадам, но, извините, мне надо идти. Сейчас мой номер.
Через пять минут Маруся появилась на эстраде. Казалось, в этот вечер какая-то лихорадка овладела ею. Она чудесно исполнила два своих восточных танца.
Ательстана не спускала с нее глаз.
- Забавная девочка! - сказала она. - Какие у нее смешные рыжие кудряшки. Ты ее…
- Нет, - ответил я почти грубо.
- Не сердись. Она, однако, с тобой на "ты".
- Говорю тебе: нет.
- Это не упрек, потому что - еще раз - она прехорошенькая!
Скоро мы встали, чтобы уйти. На пороге графиня Орлова остановилась, чтобы обменяться несколькими словами с одним красавцем лейтенантом, у которого на кепи чернела лента драгунских офицеров.
В ту же минуту Маруся опять появилась на террасе. Она схватила меня за руку.
- Не приходи больше никогда с этой женщиной, - шепнула она. - Я ее боюсь! Мне хотелось выплеснуть шампанское ей в лицо…
- Значит, - сказал лейтенант Пфейфер, - полковник Маре прибудет сегодня на "Ламартине"?
Восемь дней моего отпуска только что кончились. Накануне я занял свое место в общей столовой.
- А когда он вступает в должность?
- Послезавтра, - коротко ответил я. - Генерал Приэр уезжает на том же пароходе.
- Ты знаешь Маре? - спросил меня Рош.
- Нет, но много слышал о нем. Воцарилось молчание. Наконец Рош сказал:
- Тоже сума переметная!
- Вы не имеете права говорить так о полковнике Маре, - сказал капитан Лемерсье, который всегда защищал начальников. - Его заслуги во время войны неисчислимы, и…
- Типичный карьерист, - сказал капитан Модюи.
- Против вас, Модюи, - сказал, смеясь, Лемерсье, - против вас я заявляю отвод! Слишком хорошо известно, почему вы его не любите.
- Вот как! Потому что он бухнул мне четыре дня ареста? Ну так что ж? Эго не лишает меня права сказать, что он…
- Будьте справедливы. Спросите у тех, которые сражались в Киликии на Тавре. Они вам скажут…
- Я не оспариваю ни его способностей, ни его храбрости. Но на чем я настаиваю, на чем никто не помешает мне настаивать, так это на том, что он принадлежит к самой отвратительной для меня породе: к офицерам-политиканам.
- Думаю, - важно сказал лейтенант Пфейфер, у которого была способность резюмировать разногласия одним глубокомысленным словом, - думаю, что капитану Домэвру выгоднее было бы оставаться под начальством генерала Приэра.
Я думал то же самое. Я был даже в этом вполне убежден.
Генерал Приэр отплыл в пятницу. С сердцем, полным бесконечной тоски, я смотрел на уносивший его пароход. Накануне он представил меня моему новому начальнику, со словами, глубоко меня тронувшими.
На следующий день я пришел в свое бюро, как и всегда, к девяти часам.
- Капитан, - сказал курьер, - полковник спрашивал вас уже два раза.
Я вошел в его кабинет в дурном расположении. Занятия начинались у нас в девять часов. Я решил немедленно ответить на первое же замечание. Но он не сделал мне никакого замечания.
Это был человек среднего роста, с острым взглядом, в пенсне, благодаря которому он мог незаметно рассматривать людей. У него были маленькие рыжеватые усы.
- Садитесь, - сказал он.
На столе, рядом с открытым и почти пустым несгораемым шкафом, лежала целая груда бумаг. Видно было, что, приехав рано утром, он успел уже просмотреть половину из них.
- Кроме некоторых пунктов касательно классификации, которые мы, впрочем, обсудим сообща, - сказал он, отчеканивая слова, - я счастлив поздравить вас: дела находятся в отличном состоянии. Позвольте мне особо высказать вам похвалу за это. - И он показал мне мою работу о бедуинских шейхах. - Это просто замечательно! - Он отчеканил: - За-ме-ча-тель-но.
Я поклонился.
- Вы не женаты?
- Нет, г-н полковник.
- Жених, может быть?
Я сделал слабый жест отрицания. Он рассматривал бумаги. Казалось, он думал уже о другом.
- Я предвижу, - сказал он, - что один или два месяца, пока я не войду в курс дел, вы будете настоящим начальником отдела. Я очень рассчитываю на вас, очень… Я буду вашим учеником - учеником, которым, надеюсь, вы будете довольны. И потом, у вас есть преимущество передо мной: вы знаете пустыню, вы говорите по-арабски. Большое, огромное преимущество.
Он продолжал перелистывать бумаги.
- Я вас не удерживаю. Можете распоряжаться вашим временем в делах службы по своему усмотрению, - совершенно так же, как при генерале Приэре.
Я был уже на пороге комнаты, когда он подозвал меня обратно:
- Кстати, где вы живете? Я назвал.
- Хорошо, - сказал он, записывая адрес. - В случае, - впрочем, маловероятном, - если бы вы понадобились мне ночью, я хочу знать, где вас найти. Для моего личного спокойствия, - понимаете?