"Мы с Володей всё обсудили, – записал в дневнике Эдуард Мысловский. – Кто-то ведь всё равно должен это сделать. Мы все понимаем – идём работать, и шансов на восхождение мало. Но пробовать выйти на вершину будем обязательно. У нас другого выхода просто нет..."
Так организовалась передовая двойка Мысловский – Балыбердин. Двое людей разных по возрасту и опыту, непохожие характерами и темпераментом, но объединённые преданностью альпинизму и своей команде, ради которой они были готовы к самой тяжёлой работе. Помочь им перенести грузы вызвался шерпа Наванг. С условием, что в случае благоприятного исхода, ему будет предоставлена возможность штурмовать вершину.
Часть вторая
Вершина
Стоило мне обогнуть один выступ, как передо мной вырастал следующий, ещё больший. Шло время, но гребень казался бесконечным. Прокладывая путь вокруг очередного выступа, я с тупым безразличием думал о том, надолго ли нас хватит. Наш первоначальный энтузиазм улетучивался и все более превращался в мрачное ожесточение. И вдруг я заметил, что гребень, вместо того чтобы однообразно подниматься, начал круто опускаться. Ещё несколько ударов ледорубом по твердому фирну – и мы оказались на вершине Эвереста.
Эдмунд Хиллари
Первая глава
Самый длинный день
Дни тянутся монотонно и долго. Наверху идет работа по заброске кислорода в верхние лагеря. Пока она не закончится, выходить Мысловскому и Балыбердину нет смысла. Погода по-прежнему не балует. Холодно, сильные ветры, днем валит снег. Сирдар Пемба Норбу уверяет, что после обильного снегопада погода установится. Время идет, а перемены к лучшему не видно.
24 апреля. Все члены экспедиции, кроме групп Иванова и Ильинского, находящихся на отдыхе в Тхъянбоче, построились в центре базового лагеря. Евгений Тамм вручает Мысловскому и Балыбердину вымпелы-флажки СССР, Непала и ООН. Их выход назначен на послезавтра, потом отложен ещё на день.
Подробно расписали график движения по весу рюкзаков на каждом переходе. Получается, что наиболее тяжёлые грузы (примерно по 20 кг) придется нести на самом сложном участке между третьим и четвертым лагерем. Это не радует, но другого варианта нет. Надо готовиться морально и физически к тяжёлому штурму.
По плану Мысловский и Балыбердин должны занести в четвертый лагерь все необходимое для жизни и обработки маршрута до 8500, где им предстояло поставить палатку лагеря V. "Это их основная задача, – уточняет Тамм. – Если у них останутся силы на выход к вершине, тогда начинает действовать система поддержки".
Установив лагерь V, двойка должна спуститься на ночевку в лагерь IV (8250), куда группа Иванова занесет штурмовой кислород и вернется в лагерь III (7800). Следующая за ними группа Ильинского забросит кислород на 8250 и вернется в лагерь III, который к тому времени покинет вышедшая вверх четверка Иванова. Группу Ильинского по такой системе будет дозаправлять кислородом четверка Хомутова. Замкнут "шествие" к вершине Шопин и Чёрный.
Эта сложная схема, требовавшая ювелирной точности выполнения задач каждой группой, давала возможность (чисто теоретически) всем восходителям подняться на вершину в короткий срок. Ещё раз напомним: приближался сезон муссонов, и прогнозы на начало мая не предвещали ничего хорошего. Напомним также и то, что Эверест уже не раз вносил свои коррективы в планы советской экспедиции.
27 апреля. Обитатели базового лагеря проснулись в тот день раньше обычного, чтобы проводить передовую двойку. Эдуард Мысловский и Владимир Балыбердин быстро позавтракали, попрощались с товарищами и в шесть утра двинулись в путь. Прошли совсем немного. Шедший впереди Мысловский вдруг услышал звонкий треск. Обернулся, Володя стоял по колено в воде – утренний лед не выдержал.
Решили отойти подальше, чтобы их "позора" не увидели провожающие. А то смех ведь: отправились на штурм самого Эвереста, а провалились в ординарную лужу, не пройдя и сотни метров от базового лагеря. На безопасной дистанции остановились. Балыбердин надел запасные носки. Пошли дальше.
Двигались не торопясь, экономя силы. Поначалу ноги у Балыбердина мерзли, но вскоре выглянуло солнышко и высушило промокшие ботинки. Настроение улучшилось. Они не вспоминали больше об "инциденте с лужей", тем более что впереди их ждали куда более серьёзные испытания.
Часов через пять, преодолев ледопад, добрались до 6100. Посидели в палатке промежуточного лагеря. Отдохнули, попили чаю и двинулись через Долину Безмолвия. Во второй половине дня дошли до лагеря I. Там их ждал Наванг. Ещё раз посчитали кислород. Получалось, что должно хватить на троих: четыре баллона в четвертом лагере, два в третьем и по три попробуют вынести сами.
К вечеру в лагерь спустился Владимир Шопин. Он чувствовал себя прекрасно и был уверен, что при теперешней акклиматизации без труда дойдет до вершины, если представится возможность.
"Я испытывал что-то вроде угрызений совести, – записал в дневнике Балыбердин, – от того, что вот мы идём на вершину, а Володя встаёт в конец длинной очереди на восхождение. Я даже пообещал ему составить компанию, если у него не окажется партнера. Я чувствовал себя очень хорошо, надеялся, что этот выход всех сил у меня не отнимет и для повторного подъёма мне достаточно будет короткого отдыха".
Забегая вперёд скажем, что Балыбердину "составить компанию" своему товарищу не удастся; что ни Шопин, ни Чёрный так и не дождутся своей очереди выйти на штурм; что в очередной, детально разработанный план Эверест в очередной раз внесет свои существенные коррективы. Но не будем торопиться. Продолжим всё по порядку.
28 апреля. Утром Мысловский, Балыбердин и Наванг с тяжёлыми рюкзаками вышли из первого лагеря. Взяли много продуктов (без них, как потом выяснилось, можно было вполне обойтись), да ещё по дороге снимали свободные карабины. Словом, нагрузились больше чем достаточно и вскоре почувствовали, что начала накапливаться усталость.
Попросить у базы ещё одного-двух шерпов в помощь хотя бы до лагеря II не догадались. Вообще рабочие взаимоотношения между носильщиками и восходителями сложились весьма своеобразно. Они скорее не помогали, а мешали общему делу.
– До самого конца экспедиции мы так и не смогли перестроить свою психологию по отношению к нашим друзьям – высотным носильщикам, – вспоминает Владимир Балыбердин. – На протяжении всей жизни в альпинизме мы воспитывались на принципах полного самообеспечения, привыкли всегда рассчитывать только на собственные силы. Поэтому стеснялись попросить шерпов поднести что-нибудь из личных вещей или группового снаряжения, даже когда это было необходимо. И если на предыдущих выходах тяжёлая работа оправдывала себя, давая полноценную акклиматизацию, то на последнем подъёме все-таки следовало экономить силы.
К вечеру добрались до второго лагеря. Пока готовился ужин, Мысловский и Балыбердин, как могли, беседовали с Навангом. О Гималаях, о шерпах, об экспедициях на Эверест, в которых он принимал участие.
Навангу очень хотелось дойти до вершины по самому сложному пути. Он усердно помолился. Повязал Мысловскому и Балыбердину на шею красные ниточки, освящённые ламой, дал им несколько священных зерен, которые надлежало немедленно съесть. Листочки с молитвами разбросал по ветру – белые клочки бумаги закружились в восходящих потоках воздуха и полетели куда-то вверх.
После ужина Балыбердин начал одеваться. В согретой дыханием и примусами палатке было лишь два спальных места. Кому-то надо уходить. Володя оделся полностью: ночью на сильном ветру и морозе к пятнадцатиметровой дороге по узкой полочке, что вела к соседней палатке, необходимо относиться с полной серьёзностью.
Мысловский забрался в спальный мешок. Надо хорошенько выспаться и отдохнуть, начинается наиболее сложная часть пути. Наванг готовился к трудностям по-своему. Снова начал бубнить молитвы, прося у богов хорошей погоды и здоровья. Он угомонился лишь на рассвете и заснул в полной уверенности, что теперь-то уж наверняка всё будет хорошо.
29 апреля. Долго собирались к выходу из лагеря II. Рюкзаки оказались намного тяжелее запланированного веса. К тому же по дороге пришлось захватить кислород и верёвки, которые шерпы, работавшие с Шопиным и Черным, не смогли донести до третьего лагеря.
Идти тяжело. Особенно трудно давались косые траверсы через кулуары, где верёвка закреплена концами, а середина провисает над обледеневшим желобом. Если поскользнуться и зависнуть на зажиме, долго будешь барахтаться с таким грузом.
У Наванга самый легкий рюкзак, но идет он тяжелее Мысловского и Балыбердина. Несколько дней назад, работая на заснеженных склонах без очков, он получил снежную слепоту. Теперь ему намного лучше, но непрекращающаяся резь в глазах отнимает дополнительные физические и моральные силы.
Несмотря на то что вышли поздно, да и продвигались далеко не спринтерскими темпами, поднялись в третий лагерь засветло. Но в очередной раз опоздали на переговоры с базой. Мысловский и Балыбердин были вообще не аккуратны в выходах на связь во время своего последнего выхода на Гору. Сколько раз (особенно в последующие дни) они откладывали вечернюю связь на более позднее время и снова опаздывали, заставляя волноваться всех в базовом лагере.