Нам ничего не оставалось, как ждать. Мы промыкались более часа. К тому времени я так проголодалась, что готова была начать глодать ножку стула, вместо этого я коротала время, сколупывая с кожи и одежды присохших мошек и нашлёпки грязи. Пока мы томились в ожидании, через комнату непрерывным ручейком текли полисмены. Каждому хотелось поглазеть на двух свежеприбывших чужаков-иностранцев. Несмотря на голод и усталость, мы с Ларри из всех сил старались улыбаться и отвечать на их расспросы об Америке. Однако, поскольку большинство полицейских не знало английского, а наш арабский сводился к горстке самых необходимых слов, коим обучил нас Фарес, то мы только и делали, что улыбались и кивали. Когда же наконец вернулся Хелми, он тоже насел на нас с вопросами о Штатах, и лишь спустя ещё полчаса мы всё-таки получили назад свои паспорта.
Хелми выделил нам двоих сопровождающих - подтвердить управляющему отеля, что мы действительно прошли "процедуру". Мальчуган проводил нас до отеля и снова встал на караул возле велосипедов, пока мы проходили через ещё одну долгую проволочку - заполнение длиннющего регистрационного бланка, напечатанного арабской вязью. Полицейским, которые с трудом изъяснялись по-английски, пришлось попотеть, растолковывая нам, что и куда вписывать. Когда наконец с делом было покончено, мальчуган помог нам дотащить до номера велосипеды и кладь. В благодарность за помощь я протянула ему пару монет. При виде пиастров его мордашка приняла удивлённо-возмущённый вид. Он помотал головой, словно хотел сказать: "Я помогал вам, потому что хотел помочь, а вовсе не ради денег". Он оттолкнул деньги, пожал нам руки и, гордо улыбаясь, убежал.
В комнате было просторно, но грязно и шумно. Со стен давно облупилась краска. Деревянный пол, неровный и шероховатый, напрочь забыл о лаке. Из-под потолка, сквозь пыльный воздух, просачивался свет от одинокой лампочки без абажура, высвечивая танцующих по всей комнате москитов и мух. Из приёмников в соседнем кафе вырывалось громкое визгливое пение.
Только к полуночи, обегав не один кишащий мухами продуктовый лоток, мы управились с готовкой и обедом-ужином, а также с "принятием ванны" под краном, торчащим из закопчённой стены тёмной, склизкой общественной уборной в конце коридора. Чтобы не допустить пиршества москитов, мы залегли в палатке, разбив её на середине комнаты после того, как отволокли в угол грязные, запятнанные матрасы.
Четыре часа передышки - и вот уже в кафе проснулись радиоприёмники и снова принялись "жарить" во всю мощь. Было всего только шесть утра, когда я проснулась с ощущением ужасных желудочных спазмов и тошноты. Какой там завтрак, один только его запах вызывал у меня позывы к рвоте. Едва я встала с постели, как на меня напал понос. Весь следующий час, через каждые десять минут, я совершала набеги на сортир типа "присядь на корточки" - к дырке в полу, окружённой фаянсом. Изготовившись к седьмой по счёту пробежке, я поняла, что сегодня не смогу крутить педали. Вылетев из комнаты, промчавшись по коридору, я вцепилась в дверь и судорожно дёрнула её на себя. Тщетно, она не поддалась. Я запаниковала - кто-то засел внутри.
"Попробую-ка этажом выше,- сообразила я,- там тоже должен быть туалет". Пулей взлетев по лестнице, я рывком распахнула дверь, шагнула внутрь и остолбенела. К этому времени в Европе, Марокко и Каире я перевидала не мало грязных до омерзения, зловонных, забрызганных испражнениями сортиров. Но этот - совсем не то. Этот был живой. В переливающемся через край жидком человечьем дерьме копошились тараканы, извивались ящерицы и гигантские волосатые пауки. Вид кишащего мерзкой живностью сортира убил во мне всяческие позывы очистить кишечник. Я медленно спустилась к себе, снарядила велосипед и выкатила его на улицу.
В тот день я всё-таки добралась до Эль-Минья, отмахав на семидесятифунтовом велосипеде семьдесят пять миль по тряской ухабистой дороге под изнуряющим солнцем. Учитывая моё состояние, можно составить мнение о том, как закалили меня последние семнадцать месяцев, добавив выносливости и упорства. Поначалу, где-то через каждый час, я останавливалась присесть и отдохнуть. От слабости я еле держалась на ногах, с трудом стараясь совладать со взбунтовавшимся кишечником. За ленчем я заставила себя проглотить два бутерброда с арахисовым маслом, купленным ещё в Афинах. Всякий раз, когда мы устраивали привал, поглазеть на нас сбегались полчища зевак или крыс. Нас жалили столовавшиеся с нами мухи.
В тот день мы наблюдали ещё более удивительные картины. Чуть южнее Бени-Суэйф мимо нас прогрохотал третьеразрядный поезд "Каир - Асуан". Его купе едва ли не слились в сплошную массу тел и вьюков. Избыток пассажиров ехал снаружи, сидя на крыше, прицепившись сбоку к вагонам или к бамперу локомотива. Пожалуй, эти лучше устроились, подумала я. Поразительно, как бедолаги, втиснувшиеся в раскалённый, душный вагон, до сих пор не отдали концы от теплового удара или удушья.
Вскоре после того, как нас обогнал поезд, мы впервые встретились с верблюжонком. Ларри заметил малыша, стоящего с матерью возле кучки глинобитных хижин, и загорелся заснять обоих с близкого расстояния.
- Может, не стоит подходить к ним так близко,- нерешительно заметила я, в то время как он уже ковылял по песку навстречу верблюдам.- Ты же знаешь, как мамаши трясутся над сосунками.
Привалив велосипеды друг к другу, я осталась стоять на обочине.
- Не беспокойся,- оглянувшись, прокричал он.- Рядом с ней дети, значит, она привыкла к людям.
- К египтянам,- уточнила я.
Я уже не раз замечала: в Египте даже животные, казалось, нюхом чуяли в нас чужаков. Добродушно-спокойный буйвол, смирно бредущий среди египтян, при нашем приближении сломя голову нёсся прочь - особенно если Ларри держал в руках фотоаппарат. Действительно, странный феномен.
- Гляди-ка. А у неё вполне мягкий характер,- вопил Ларри.
Он присел на корточки перед верблюдами. Малыш присосался к матери, и Ларри спешил навести на резкость. В тот самый момент, когда он собирался щёлкнуть затвором, мамаша ринулась в атаку. Она пригнула голову, вытянула длинную шею и, закатав губы, показала зловещий оскал огромных, выдающихся вперёд резцов, сопровождая это громким скрежетом. Мамаша не думала шутить, но её зубищи словно загипнотизировали Ларри.
- Беги! - завопила я.
Подстёгнутый криком, Ларри неловко попятился назад, оступаясь и увязая в глубоком песке. Он не мог отвести взгляд от зубов верблюдицы. Когда мамаша ринулась в наступление, он сгрёб пригоршню песка и швырнул ей в морду. Она продолжала надвигаться. Ларри швырнул ещё горсть.
- Помогите! На помощь, скорее! - взвизгивал Ларри.
Удирая задом наперёд, он и шагу не мог ступить, беспомощно трепыхаясь в песке, но тем не менее отказывался повернуться спиной к злобной пасти атакующей верблюдицы.
Нигде не было видно взрослых. Мужчины - в полях, а женщины, вероятно, ушли стирать на канал, рассудила я. Поблизости - только несмышлёные дети, да и те покатывались со смеху над злоключением Ларри. В тот самый момент, когда я уже была готова бросить велосипеды, на крик из одной хижины высунулась женщина. По выражению её лица я поняла, что Ларри попал в настоящий переплёт. Подскочив к стене хижины, она подхватила толстую трёхфутовую дубину. Египтянка удивительно быстро и уверенно "плыла" по глубокому песку. Добравшись до мамаши-верблюдицы и взявшись за дубину обеими руками, женщина сплеча обрушила её на голову верблюдицы. Звук удара был хорошо слышен даже с дороги, более всего он напоминал приземление арбуза, грохнувшегося с высоты в десять футов на цементный пол. Мамаша свернула атаку, поджала губки и удручённо понурила голову, тогда как Ларри, развернувшись в нужном направлении, ударился бежать во все лопатки. Верблюжонок, покачиваясь из стороны в сторону на некрепких ножках, прошагал за ним несколько ярдов, попытавшись напоследок тяпнуть за пятку, а затем потрусил назад к матери, которую на чём свет стоит ругала женщина с дубинкой.
- Телевик,- вот всё, что мог сказать Ларри, влезая на велосипед и отправляясь восвояси.
В тот вечер мы дотащились до Эль-Минья уже затемно. Студент колледжа, говоривший по-английски, проводил нас к "Сити-отелю".
- За номер - по пять фунтов (шесть долларов пятьдесят центов) с каждого, включая обед и завтрак,- объяснил администратор отеля.
Тринадцать долларов - сумма казалась астрономической, поскольку не далее как вчера мы отдали за нашу комнатушку каких-то полтора доллара. Но в "Сити-отеле" царила безупречная чистота, что могло пойти моему больному желудку только на пользу. И самое главное - администратор согласился взять на себя хлопоты по регистрации паспортов.
- О столе - не беспокойтесь. Здесь хорошо кормят - здоровая и безопасная пища,- добавил он.- У нас останавливаются тургруппы проездом из Каира в Луксор, и мы имеем богатый опыт по части приготовления блюд, которые по вкусу иностранцам.
Целый час мы тёрли и скребли свои почерневшие от грязи тела, а затем поплелись в столовую. Желудок всё ещё не пришёл в норму, но что касается еды - давненько я не видела ничего подобного. За салатом из латука, помидоров и огурцов последовал отварной рис с куриной печёнкой, муссака, ростбиф с картофелем и морковью, сыр и финики - на десерт. Короче говоря, всё это и близко не лежало к нашей походной стряпне.
К утру я почувствовала себя лучше. Мы торопливо заглотали омлет, хлеб и пару чашек горячего чая и отправились в путь.