У русских женщин сомнительная репутация по всему Ближнему Востоку, так как многие из них удачно зарабатывают на жизнь древнейшей профессией. Из России также приезжает множество танцовщиц. Я слышала о русских исполнительницах танца живота, которые работали в дешевых барах, не имея почти никакой подготовки. Но, по словам Луны, лучшей танцовщицей в Иордании стала именно русская, девушка по имени Татьяна, которая танцевала в отеле "Мариотт" на Мертвом море. Я должна была увидеть, как она танцует.
Анжелика с Луной заехали за мной и познакомили с Татьяной, ничем не примечательной молодой женщиной в комбинезоне и рубашке с открытой спиной. Она вовсе не выглядела шикарной.
Мы спустились по крутым холмам в низину. Небосвод потемнел, жестокая сухая жара перестала донимать, и ехать стало приятно. Мертвое море – самое низко расположенное место на Земле (четыреста восемнадцать метров под уровнем моря). Амман выше примерно на тысячу метров.
Отель "Мариотт" оказался роскошным. Татьяна, которая научилась танцу живота сама, без чьей-либо помощи, работала здесь уже несколько лет. У нее была сильная база – она занималась балетом и русскими народными танцами. Почти без косметики, в элегантном простом костюме, Татьяна танцевала просто потрясающе. Они с Луной говорили о том, как агенты нанимают танцовщиц в России:
– Многие из этих девушек – простые стриптизерши, но большинству хозяев все равно, хорошо они танцуют или плохо, – лишь бы платить поменьше.
Луна выступала в турецкой бане на предсвадебной вечеринке. Она танцевала в традиционном египетском стиле, используя в танце элегантность и чувственность в верных пропорциях. Она вошла в зал в тунике, играя на кимвалах и удерживая на голове зажженный канделябр. Во второй выход на ней было красивое вечернее платье, расшитое бисером. В конце она переоделась в народное платье и исполнила традиционный деревенский египетский танец с палками, пригласив в круг роскошно одетых женщин в оригинальных туниках. Но женщины если и умели танцевать, то никогда не признались бы в этом. Они двигались зажато, как европейки, никогда не ходившие на занятия восточными танцами.
После вечеринки мы отправились по клубам – в здешних местах занятие для слабого пола довольно необычное. Мы знали, что иорданские ночные клубы не пользуются хорошей репутацией, однако нам хотелось посмотреть, что там происходит, и понять, почему же наша профессия вызывает такое неодобрение в "приличных" кругах. Луна увидела на двери постер с изображением танцующей девушки; с лестницы доносилась музыка. Приготовившись к приключениям, мы спустились вниз. В клубе были одни проститутки и одинокий игрок на органе, а клиенты почти отсутствовали. Бандитского вида управляющий умолял нас остаться. Похоже, его охранники приготовились отрезать нам путь к выходу, но мы вовремя улизнули.
По соседству был дешевый клуб, из подвала которого просачивался флюоресцентно-зеленый свет. Вход украшала большая фреска с изображением исполнительниц танца живота. Нас заверили, что скоро начнется выступление. На стене красовалась надпись "С Рождеством 2000 года", с потолка свисала мишура, от музыки лопались барабанные перепонки; один человек пел, другой играл на синтезаторе. По залу расхаживали пухлые девицы в коротеньких шортиках и сапогах на платформе; их тут оказалось не меньше десятка. Мы вызвали их любопытство, и они подсели к нам за столик. Большинство из них приехали из Марокко, что неудивительно – эта страна знаменита тем, что экспортирует своих проституток во все страны Ближнего Востока. Одна девушка с короткими светлыми волосами и толстым животиком свободно говорила по-французски, она спела нам популярную алжирскую песню; у нее был прекрасный голос, как у профессиональной певицы. Вокруг каждого столика крутилось несколько женщин. Их наряды могли бы стать образцом китча – от туфель до обтягивающих шортиков и мини-платьев с рюшами. Одна из девушек, подошедших пожать нам руку, выглядела на пятнадцать!
Внезапно толпа девиц бросилась к двери. Вошел мужчина – должно быть, выгодный клиент, потому что все работающие девушки разом облепили его столик. Мы же сидели, ели орешки и фрукты и следили за разворачивающимся спектаклем.
Примерно через час вышла Амира, статная молодая танцовщица. У нее был красивый костюм, хотя часть юбки куда-то подевалась: черные шортики, а поверх них – прозрачная черная юбочка, открытая спереди. Сильно испорченные краской черные волосы (по большей части нарощенные), неестественный изгиб нарисованных бровей, лицо с тоннами белой штукатурки и черной подводки – она была похожа на вурдалака. Мы не могли различить под всей этой краской, симпатичная она на самом деле или нет.
Амира танцевала неплохо, переходила от столика к столику, собирала чаевые и вызывающе двигалась: очень сильно прогибалась назад, опускалась мужчинам на колени, потряхивала грудью перед их лицами, делала большие восьмерки бедрами (при этом она нередко ударяла посетителей задом). Она явно стремилась раззадорить мужчин и выманить у них побольше денег с помощью своего танца. Она не была проституткой, но помогала мужчинам завестись, чтобы те наняли девушек. В этом тайном ночном обществе у каждого была своя роль. Ведущий переходил от столика к столику, называя клиентов по имени и прибавляя к каждому уважительное "шейх". Подобное заведение я видела в тунисском фильме "Сатин Руж". Люди, ведущие подобный образ жизни, фактически становятся членами одной семьи.
ПОИСКИ ОРАКУЛА
Мы с Анжеликой отправились в роскошный дом одной палестинки, у которой была почти что музейная коллекция платьев из каждого региона Иордании. Большинство из них относились к категории ценного антиквариата. Дома она собрала впечатляющую мебель ручной работы с инкрустацией из перламутра, различные ковры и тому подобное. Стены украшали старые фотографии, точно взятые из винтажных выпусков "Нэшнл Джеографик". Разглядывая ковер в виде карты Палестины, сделанный до 1948 года, Анжелика рассказала о том, как израильтяне стирали с лица земли захваченные ими деревни, разрушая дома и традиции, передававшиеся из поколения в поколение.
– Даже сейчас люди испытывают сильную привязанность к своим деревням, несмотря на то что их больше не существует. Они живут в Иордании, но надеются однажды вернуться в их деревни, даже если никогда не были там и слышали о них лишь от бабушек и дедушек.
Она рассказала об одном человеке, который отправился искать свою деревню. От нее ничего не осталось, кроме лимонного дерева. Он сорвал три лимона, высушил их и оставил на память о доме. Его сыновья до сих пор мечтают вернуться в то место.
В Иордании прошли две волны палестинской эмиграции: одна в 1948 году и вторая после арабо-израильской войны 1967 года. Около шестидесяти пяти процентов населения Аммана – палестинцы, среди которых есть люди из разных слоев общества, от богатых торговцев до бедняков из низшего класса, зарабатывающих на пропитание ручным трудом.
Мне не хотелось уезжать из Иордании, не побывав в палестинском лагере беженцев. В начале своего визита я познакомилась с фармацевтом, который работал в ООН в одном из таких лагерей. Сулеман вырос в лагере беженцев, а впоследствии получил грант на образование. Он сказал, что без специального разрешения меня не пустят. Я общалась с ним лишь для того, чтобы выяснить, как попасть в лагерь. Он же хотел узнать о возможности эмигрировать в Америку, поэтому наша дружба с самого начала не задалась.
Чуть позже Анжелика рассказала мне о знаменитой гадалке, которая предсказывала судьбу по кофейной гуще, она жила в Аль-Бакаа, старейшем лагере беженцев в Иордании. Она связалась с Абдусаламом, который знал французский, арабский и английский, и позвала его сопровождать нас. Анжелика не знала адреса гадалки, а телефон, который та ей дала, был отключен. Мы искали вслепую, начав с визита к палестинцу Али; его усыновила семья из Германии. Мы ели фрукты у него дома, Анжелика говорила с ним по-немецки. Здоровяк Али двадцать восемь лет прожил в Германии, после чего вернулся на Ближний Восток.
– Я никогда не чувствовал, что Европа – мой дом. Я был там чужим.
Теперь он работал гидом и жил в лагере беженцев со своей женой и сыном. Их жилище походило на симпатичную квартирку представителей среднего класса. Его жена, учительница в местной школе, носила консервативные бежево-коричневые брюки, пиджак и платок на голове. Они заявили, что не одобряют гадалок, да и Абдусалам не верил в предсказания, но одна из дочек Али подсказала нам, как ее найти.
Девочка отвела нас в лавку рядом со школой, где толпы учеников закупались сладостями и чипсами. Владельцы – милая, дружелюбная пожилая пара – были похожи на африканцев, но оказались палестинцами. Они отправили с нами маленького мальчика, чтобы тот показал дом гадалки.
Мальчик поспрашивал у людей в округе, а потом повернулся к нам и сказал:
– Иногда гадалки занимаются магией и делают наговоры, чтобы снять наложенное проклятье. У этой возникли проблемы с полицией, и ей запрещено заниматься предсказаниями.
Мы постучали в дверь ее дома. Оказалось, гадалка уехала в гости к брату на два месяца. Неудивительно, что ее телефон не работал. Маленькая девочка отправила нас к другой гадалке, тогда новый мальчик сел в нашу машину, чтобы показать дорогу.
Тучная дама в белом платье, завернутая в белые шали, пригласила нас в свое простое жилище с бетонным полом. В темной комнате без окон и с матрасами на полу лежала пациентка. На ее животе стояли какие-то баночки и свечи. Женщина в белом убрала их и переставила больной на поясницу. У пациентки было пять дочерей, и такая процедура предназначалась для того, чтобы помочь ей выносить сына.