Все злоключения, выпавшие на долю Эрика и его друзей, в конечном счете являются следствием преступных действий бывшего работорговца из Южной Каролины Ноя Джонса и матроса Патрика О'Доногана, ставшего послушным орудием в руках преступника.
Благородные чувства, честность, бесстрашие, упорство в достижении цели помогают Эрику одержать победу над силами зла. Ной Джонс сам же и становится жертвой своих коварных интриг.
Как бы давно ни было совершено преступление, какими бы предосторожностями оно ни было обставлено, рано или поздно тайное станет явным и справедливость восторжествует - такая мысль вытекает из самого замысла романа.
7
"Найденыш с погибшей "Цинтии" немало способствовал популярности Андре Лори, тогда еще только начавшего завоевывать репутацию в новой для него области творчества. Возможно, в его совместном выступлении с маститым Жюлем Верном был заинтересован Этцель, желавший привлечь внимание к одаренному беллетристу, на которого он возлагал надежды. Как бы то ни было, из всех романов, подписанных именем Андре Лори, "Найденыш с погибшей "Цинтии", несомненно, лучший. И вместе с тем по оригинальности научно-фантастического замысла и литературным достоинствам он далеко не последний в серии "Необыкновенных путешествий".
Паскаль Груссе, как один из организаторов Парижской коммуны и политический публицист, вошел в историю; как писатель Андре Лори, он давно и прочно забыт. До сих пор переиздается только роман, выпущенный им совместно с Жюлем Верном. Недавно установленные факты неоднократного сотрудничества Груссе-Лори с великим фантастом заставили исследователей заинтересоваться его более чем странной литературной судьбой. Если бы не существовало Паскаля Груссе, а писатель Андре Лори проявил бы себя только как соавтор Жюля Верна, то и этого было бы достаточно, чтобы он вошел на правах классика в историю французской юношеской литературы.
Писательская деятельность Андре Лори проходила под флагом Жюля Верна, сплетаясь невидимыми нитями с его могучим творчеством. "Пятьсот миллионов бегумы", "Южная звезда" и "Найденыш с погибшей "Цинтии" - романы, которыми увлекались и продолжают увлекаться поколения молодых читателей.
24 марта 1905 года Жюля Верна не стало. В траурном номере "Журнала воспитания и развлечения" Андре Лори так оценил его творческий подвиг:
"И до него были писатели, начиная от Свифта и кончая Эдгаром По, которые вводили науку в роман, но использовали ее главным образом в сатирических целях. Еще ни один писатель до Жюля Верна не делал из науки основы монументального произведения, посвященного изучению Земли и Вселенной, промышленного прогресса, результатов, достигнутых человеческим знанием, и предстоящих завоеваний. Благодаря исключительному разнообразию подробностей и деталей, гармонии замысла и выполнения его романы составляют единый и целостный ансамбль, и их распространение на всех языках земного шара еще при жизни автора делает его труд еще более удивительным и плодотворным".
Из отзывов современников - это самая содержательная и глубокая оценка "Необыкновенных путешествий". Принадлежит она человеку, внесшему в циклопическую постройку, воздвигнутую большим писателем, и свою частицу труда.
Евг. Брандис
ПЯТЬСОТ МИЛЛИОНОВ БЕГУМЫ
Глава первая
МЫ ЗНАКОМИМСЯ С МИСТЕРОМ ШАРПОМ
- А хорошо работают английские газеты! - воскликнул доктор, откидываясь на спинку глубокого кожаного кресла.
У доктора вошло в привычку разговаривать с самим собой, - это было для него своего рода отдыхом.
Доктору Саразену минуло пятьдесят лет. Его ясные живые глаза на тонко очерченном лице серьезно и в то же время приветливо смотрели из-за очков в стальной оправе. Всякому, увидавшему это лицо, невольно хотелось сказать: какой хороший человек!
Несмотря на ранний час, доктор уже был во фраке с белым галстуком, и щеки его были гладко выбриты.
В комнате, где он сидел, в большом номере гостиницы в Брайтоне, всюду были разбросаны газеты: "Таймс", "Дейли телеграф", "Дейли ньюс" лежали на столе, на креслах и даже на полу, на ковре. Часы только что пробили десять, а доктор уже успел осмотреть город, побывать в больнице и, возвратившись к себе в номер, прочесть в нескольких крупных лондонских газетах подробный отчет о своем докладе, с которым он два дня тому назад выступал на международном гигиеническом конгрессе. Темой этого доклада было его изобретение - счетчик кровяных шариков.
Перед доктором на подносе, покрытом белой салфеткой, дымилась чашка горячего чая, а рядом на тарелке лежала только что снятая со сковородки котлетка и поджаренные гренки, которые с таким искусством приготовляют английские стряпухи из специальных маленьких хлебцев, выпекаемых английскими булочниками.
- Да, - повторил доктор Саразен, - газеты Великобритании работают превосходно, ничего не скажешь. Речь вице-президента, ответ доктора Чиконья из Неаполя, изложение моего доклада - все схвачено на лету, прямо-таки сфотографировано. Вот оно: "Слово предоставляется доктору Саразену из Дуэ. Уважаемый член конгресса делает свой доклад на французском языке. Прежде чем приступить к докладу, он обращается к аудитории со следующими словами: "Прошу извинения у моих слушателей за то, что я разрешаю себе эту вольность, но вам, вне всяких сомнений, будет легче понять мой язык, чем мне изъясняться по-английски…" И дальше пять столбцов петитом - изложение моего доклада. Трудно сказать, какой отчет лучше: "Таймса" или "Дейли телеграф". Точность и четкость удивительные!
В то время как доктор предавался этим размышлениям, в дверь постучали, и на пороге появился старший коридорный, который в своем безупречном черном фраке выглядел по меньшей мере церемониймейстером. Он осведомился, можно ли видеть "монсью", и подал ему визитную карточку. Англичане полагают своим долгом величать французов "монсью", так же как у них считается правилом вежливости называть всякого итальянца "синьор", а немца "герр". Возможно, они и правы, так как эта условность имеет одно несомненное преимущество: сразу определяет национальность данного лица.
Доктор Саразен, крайне удивленный, что в этом городе, где у него не было ни одной знакомой души, кто-то явился к нему с визитом, взял с подноса визитную карточку и с еще большим удивлением прочел следующее:
Мистер Шарп - стряпчий
93, Саутгемптон-роу, Лондон.
Он знал, что стряпчий соответствует французскому "поверенному", или, вернее, профессиональному законнику смешанного типа, представляющему собой нечто среднее между поверенным, нотариусом и адвокатом.
"Какого черта надо от меня этому господину Шарпу? - подумал доктор Саразен. - Может, я, сам того не зная, уже впутался в какое-нибудь грязное дело?"
- Вы уверены, что это ко мне? - спросил он.
- О да, монсью, несомненно.
- Ну что ж, просите.