- Мальчик мой, - наставлял принц сводного брата и будущего зятя, - да кого волнует пятнадцатилетняя девчонка? Релингеном и Нидерландами должен править мужчина, а не ребенок и уж тем более, не женщина. А Агнеса… пусть занимается тем, чему ее научили в Испании - молится и рожает тебе детей. Пусть даже молится по латыни, если ей так захочется, главное, чтобы хозяином был ты.
Его высочество усмехнулся и залпом осушил кубок бургундского.
- И не думай об Оранском… Что этот немец может понимать в нас, фламандцах?! Довольно Нидерландами распоряжались чужаки…
Слегка пошатываясь от вина и радости принц Релинген отправился почивать, а наутро перепуганные слуги сообщили Лодвейку, что его сводный брат найден в постели мертвым.
Молодой человек растерялся. С потерянным видом слушал он длинные рассуждения врачей о том, что сердце старого принца не выдержало напряжения, гневные филиппики принца Оранского, обвинявшего его католическое величество в отравлении правителя Релингена, видел, как мятежный принц и его братья спешно отбыли прочь, между делом посулив свою поддержку и весьма заинтересованно попросив денежных субсидий, стал свидетелем бурных споров, смятения и бестолковой суеты придворных. "Больше слез проливается о молитвах услышанных…" - неожиданно вспомнил Лодвейк и его сразу же бросило в жар от жгучего чувства вины. Как мечтал он о возвращении прежней жизни! И вот, молитвы его услышаны, но прежней жизнь не станет уже никогда.
Князь-архиепископ призвал к порядку придворных, разогнал Бог весть что возомнивших о себе пасторов, громогласно объявил, что покойный брат всегда был добрым католиком и, наконец, отслужил по нему заупокойную мессу. С богослужением на душу Лодвейка снизошел долгожданный покой и он понял, что брат был великим человеком. Кто еще смог бы без единого выстрела одержать победу над Филиппом, спасти княжество и дочь? Принц Релинген был великим политиком, но в одном ошибался. Он, Лодвейк, не создан для того, чтобы низводить с престолов королей или завоевывать себе королевство. Ему вполне хватает Трех Епископств и тех маленьких радостей, что подарила ему жизнь.
Испанский поход принца Релинген завершился.
Глава 15
В которой рассказывается о вреде милосердия и винопития
Покойный принц Релинген был несправедлив - в Испании Агнеса научилась не только молиться. Юная принцесса знала, как принимать послов, давать аудиенции подданным, составлять дипломатические послания, награждать полководцев, разговаривать с князьями церкви и даже составлять уставы больниц. Но самые полезные знания вдовствующая инфанта получила при подготовке к постригу. Настоятельница монастыря - повелительница целого мира, со своим хозяйством и людьми. Агнеса научилась разбираться со счетами, податями и повинностями, заготавливать припасы, проверять работу мастеровых, огородников и поселян, в общем - заниматься всеми теми делами, на которые правители редко обращают внимание, за что частенько и страдают.
Пока король Филипп решал вопросы с путешествием невестки, пока подбирал для нее свиту и корабль, все дела с погребением старого принца Релинген были улажены. Князь-архиепископ Меца жаждал как можно скорее успокоить умы и страсти в княжестве, так что предпочел торопиться. На счастье Лодвейка старший брат не оставил завещания и молодой прелат рассчитывал без помех передать княжество племяннице и со спокойной совестью вернуться к привычной жизни.
Но ничто не могло быть дальше от архиепископа, чем привычная жизнь.
Когда молодой человек впервые увидел племянницу - в наглухо закрытом черном платье, в высокой испанской шляпе с черными же перьями, увешанную четками, распятиями и образами, и изнемогающую под тяжестью бархата, стали и золота - в душу Лодвейка закралась жалость. Смятение князя-архиепископа было столь велико, что он немедленно собрал совет из самых очаровательных прихожанок, задав им лишь один вопрос: как вернуть на лицо племянницы улыбку.
Совет красавиц был прост и действенен: полная смена гардероба, с заменой тяжеловесного и мрачного испанского траура более удобным и главное светлым трауром, принятом в Релингене, срочная отправка домой всех этих надутых испанских придворных принцессы и назначение в ее свиту пяти или шести фрейлин, которые могли бы рассказывать ее высочеству о радостях жизни, и, наконец, большая кукла с нарядами на все случаи жизни. Последнее предложение особенно удивило князя-архиепископа, однако впечатление, произведенное игрушкой на Агнесу, не могло не радовать прелата. Как зачарованная принцесса взяла куклу на руки и на ее лице появилось нечто, отдаленно напоминающее улыбку. Когда же правительница княжества впервые надела легкое белое платье, Лодвейк с удовольствием понял, что племянница более не напоминает памятник самой себе.
Однако среди нежданных радостей кое-что омрачало настроение принцессы. Среди придворных пополз слух, будто испанское воспитание правительницы способно разорить княжество, а принцесса-вдова, беззастенчиво расточающая казну, спутала Релинген с империей короля Филиппа.
Агнеса опомнилась. Долг перед княжеством настоятельно требовал оставить забавы и вспомнить о делах. Призвав на помощь знания, полученные при подготовке к постригу, принцесса решила заняться счетами и ужаснулась, обнаружив подлинное положение княжеской казны.
Что бы ни утверждали сплетники, расходы на платья, фрейлин и куклу были не так уж и велики, однако Агнеса с потрясением узнала, что княжество уже несколько месяцев проживает то, что веками копили ее предки. Можно было подумать, что за последний год в казну вовсе не поступал доход или что в последние полгода своей жизни батюшка ухитрился тратить в десять раз больше против обыкновения.
Последнее представлялось Агнесе немыслимым, поэтому принцесса продолжила изыскания и вскоре совсем иначе стала смотреть на новое имение, приобретенное троюродным дядюшкой, великолепную свадьбу четвероюродной тетушки, блестящий выезд дальнего кузена, драгоценности, якобы подаренные покойным принцем троюродному деду и прочие признаки благополучия близких и дальних родственников. К счастью, ее высочество обнаружила и честных людей, способных позаботиться о сохранности казны, и потому в один далеко не прекрасный для нечистых на руку родственников день перекрыла им доступ к сокровищнице и с милой улыбкой посоветовала посетить свои замки, ибо скорый сев настоятельно требовал их присутствия.
Ее высочество совершила лишь одну ошибку - уж если она не имела желания отдавать родственников под суд, ей следовало не спускать с них глаз. Обозленные утратой неправомочных доходов, опальные родичи принялись активно обмениваться гонцами, вести тайные переговоры с императором Максимилианом и графом Палатинским, а также жаждущими найма ландскнехтами и рейтарами, а потом, договорившись о совместных действиях, отправили ко двору неприметного лакея, в результате чего одна из дворцовых служанок обнаружила, что верный телохранитель принцессы баварец Карл обладает редкой привлекательностью. Принадлежащий к древнему, но давно обнищавшему роду фон Кюнебергов, Карл в свои тридцать четыре года имел весьма малый опыт общения с женщинами и потому, по уши влюбившись в вертихвостку, вознамерился жениться. Возможный брак отпрыска знатного рода с безродной девчонкой не на шутку возмутил юную принцессу и на просьбу телохранителя дать разрешение на свадьбу Агнеса ответила решительным "нет". Предприимчивая служанка не слишком расстроилась из-за запрета и столь усердно утешала Карла в его несчастье, что верный телохранитель то и дело забывал о своих обязанностях, оставляя юную госпожу в одиночестве.
Опальные родственники ее высочества не замедлили воспользоваться любовной горячкой Карла.
Однажды вечером, когда Агнеса легла спать и даже начала видеть первые сны, дверь ее спальни распахнулась и в комнату ввалились восемь вооруженных до зубов мужчин, один из которых был настолько пьян, что с трудом держался на ногах. Бесцеремонно вырванная из объятий Морфея, Агнеса собралась было позвать стражу, но слова неудовольствия замерли у нее на устах, когда двое заговорщиков выхватили из ножен шпаги, а третий вытолкал вперед дворцового священника в полном облачении и объявил, что ее высочеству пора молиться.
Дальше начался кошмар.
Троюродный дядюшка Агнесы барон фон Лосхайм вытащил какие-то бумаги и объявил, что безрассудное и тираническое правление племянницы завершилось и теперь по воле императора Максимилиана ей надлежит передать власть супругу - младшему сыну графа Палатинского, с которым она сейчас и будет обвенчана. При этих словах троюродный дед принцессы подтолкнул пьяного в бок, дабы придать ему более достойную позу, и будущий принц попытался поклониться невесте, от чего чуть было не упал. Священник умильно твердил Агнесе, что ей выпало счастье вернуть заблудшую душу в лоно католической церкви, а Лосхайм холодно и непреклонно зачитывал статьи брачного контракта, по сравнению с которым даже несостоявшееся монашество донны Инес могло показаться торжеством свободы и веселья.