- Покорнейше сообщаю, герр командир, что цугфюрер Тотт должен завтра доставить меня туда и обратно. Я хотел обрисовать ему в общих чертах цель задания, показать возможный маршрут следования и узнать его мнение на этот счет.
Он замолчал и какое-то время смотрел на меня в замешательстве.
- Герр лейтенант, - наконец проговорил он, - герр лейтенант, я ослышался, или вы серьезно полагаете, что вам, австрийскому офицеру, следует обсуждать свои планы с рядовым?
- Да, а что, герр командир? Мне кажется само собой разумеющимся рассказать ему, что мы намереваемся делать, и выработать наилучший план. Кроме того, я не новичок в военной авиации, но на Юго-Западном фронте впервые. Тотт здесь уже несколько месяцев, как мне кажется, и пересекал итальянские границы бессчетное число раз. Так что он лучше других знает об опасностях и как их избежать.
- Герр линиеншиффслейтенант (он всегда использовал моё громоздкое полное звание, когда хотел меня разозлить), герр линиеншиффслейтенант, не могу знать, какой порядок в этих вопросах в императорской и королевской флотилии подводных лодок. Может, вы по очереди командуете лодкой с коком. В австро-венгерской военной авиации инструкции весьма четкие: офицер-наблюдатель отдаёт приказы, а рядовой пилот выполняет их, даже если ему прикажут на полной скорости врезаться в землю. У Tотта нет права ни на собственное мнение в этом вопросе, ни надобности его иметь. Он не должен знать, куда направляется, потому что вы отдадите ему приказ. А вы отдадите приказ, потому что вы - офицер, именно для этого офицеры и существуют, ясно?
После обеда я обсудил этот вопрос с Мейерхофером.
- Да, знаю, - сказал он, - по-дурацки так управлять военно-воздушными силами, если вас интересует моё мнение. Но предупреждаю, присматривайте за Тоттом: этот человек себе на уме, и один из его офицеров-наблюдателей уже погиб.
- И кто же?
- Офицер по фамилии Розенбаум, это случилось в конце мая над Гёрцем. Тотт заложил слишком крутой вираж, пытаясь увернуться от "Ньюпора", и Розенбаум просто выпал из "Бранденбургера" (Тотт называет аэроплан "Зоськой"), пробил крышу монастырской оранжереи и чуть не угодил прямо в монахиню, поливающую бегонии. Забавно, но можно было бы ожидать, что упав с двух тысяч метров, он взорвется, как хлопушка, но когда его нашли, на нем не было ни царапины. В общем, об этом до сих пор идут разговоры - похоже, что Тотт специально сделал мертвую петлю и выкинул его.
Мне следовало указать, что, выполняя мертвую петлю, аэроплан скорее пикирует вниз, а не вверх, так что пилот оказывается внутри петли, а не снаружи. К тому же за этот маневр отправляют под трибунал из-за слишком высоких нагрузок на машину.
- И как Тотт выкрутился?- поинтересовался я.
- Повезло. По пути домой наткнулся на "СП 2" - артиллерийский корректировщик, итальянский "Фарман" с толкающим винтом, скоро сами увидите массу таких. Даже жаль бедолаг, которым приходится в них летать - во время атаки они совершенно беззащитны, у них гораздо больше слепых зон, чем можно себе представить. В общем, Тотт решил в него не стрелять, а зашел в хвост и стал издеваться - стоило летчику попытаться снизиться, толкал хвост вниз, а если тот решал подняться - то вверх, короче говоря, просто изводил мерзавца и направлял всё дальше от дома, пока у того не кончилось горючее. Ему пришлось приземлиться в Сесане. Как я узнал, итальянец возмутился этим поступком - он оказался князем Умберто ди Кариньяно делла Новера или что-то в этом роде, прямо-таки образчиком аристократа-кавалериста. Сказал, что его вынудили сесть нечестными методами, вероятно, он бы предпочел, чтобы Тотт его застрелил, и потребовал немедленной репатриации под белым флагом. Потом взглянул на Тотта, приземлившегося рядом, и просто взбесился - его, аристократа, силой вынудил сесть какой-то "натренированный орангутанг", как он выразился.
- А потом что?
- Ну, Тотт вышел из себя и врезал ему по морде, итальянец и отключился. Конечно, это не положило конец разговорам: рядовой ударил офицера и аристократа, тем более после потери собственного офицера. Победу в воздухе ему не засчитали, а Краличек даже угрожал трибуналом. В конце концов, чтобы не держать пилота целый месяц на гауптвахте, его приговорили к восьми часам у позорного столба. Мы сказали, что Краличек не может так поступить, но Краличек хорошо знает устав, он ответил, что Тотт - всего лишь сержант, а значит, как младшего унтер-офицера на действительной службе его можно подвергать телесным наказаниям. Но было просто невыносимо смотреть, как прекрасный пилот восемь часов жарится на солнце со связанными над головой руками, как какой-нибудь деревенский мальчишка из Рутении , не позаботившийся вычистить винтовку.
Этот рассказ меня крайне опечалил и, признаюсь, немного встревожил. Не только императорская и королевская армия в 1916 году использовала унизительные наказания. Как я знаю, британская армия в те дни имела традиции привязывать нарушителя к колесу и стегать его несколько часов. Но применять такие методы к сержанту-пилоту во фронтовой части - это уже слишком. Однажды Тотт случайно выронил офицера. Возможно, следующий офицер выпадет преднамеренно?
Позже тем же вечером, перед сном, я поговорил с юным венгром, лейтенантом Баринкаи.
- О да, - сказал он на шепелявом немецком с венгерским акцентом. - Тотт, ну да, я мало с ним разговаривал, но вроде его перевели из венгерской саперной части. Насколько я понял, когда-то он был монахом, верите вы в это или нет, а может, и семинаристом в Эстергомском аббатстве. Кажется, его выкинули оттуда, когда застали на монахине на грядке с кабачками. К счастью для него, в ту неделю как раз случились события в Сараево, так что он просто отправился в армию, никто не задавал вопросов. Довольно забавно, как война сказалась на некоторых людях. Я как раз во второй раз пыхтел над аттестатом зрелости, задолжал кучу денег за карточные игры, а еще одна горничная заявила, что у нее будет от меня ребенок. И вдруг - бац! Объявили войну, я надел форму, и прощайте экзамены, прощайте долги, прощайте горничные. В газетах пишут, что война - это катастрофа для всего человечества. А как по мне - черт с ним, с человечеством, для Фери Баринкаи не было времени лучше.
Глава четвертая
Маленькая София
Следующим утром нас с оберлейтенантом Шраффлом разбудил в восемь склянок - прошу прощения, в четыре ноль-ноль - наш денщик Петреску, неграмотный румынский крестьянин из трансильванских деревень близ Клаузенбурга, места рождения моей жены. Нас представили лишь накануне, и глаза его округлились от удивления, когда он увидел меня рядом со Шраффлом.
Я надел синий морской китель, а также серо-зеленые бриджи полевой формы и обмотки, а позже обнаружил, что всего за пару часов он растрепал всей округе, что я - британский офицер, не иначе как сын английского короля, и "герр летнант Шраффл" только что подстрелил меня и держит в плену, дожидаясь выкупа - байка вполне безобидная, как я посчитал, пока на следующей неделе во время вечерней прогулки меня не окружила толпа местных жителей, вооруженных вилами. Они сдали меня деревенскому жандарму, решив, что я пытался удрать.
Мы спешно позавтракали кофе с хлебом и пошли по летному полю к двум нашим аэропланам. Там в бледном свете летнего утра нас уже ждали пилоты (Тотт и капрал-чех по имени Ягудка) и механики. Солнечные лучи еще не показались из-за горной цепи, нависающей над Хайденшафтом с севера и востока. Далекий грохот артиллерии стал громче - в окопах Изонцо начался ежедневный обстрел.
Прошлым вечером на основании разведданных о новой итальянской эскадрилье одноместных аэропланов вблизи Удине решили, что мы полетим вместе с Шраффлом- его аэроплан будет сопровождать наш в пятистах метрах сверху. Наша машина, "Ганза-Бранденбург CI" под номером 26.74, построенная в Штадтлау по лицензии компании "Феникс", именовалась Зоськой - "маленькой Софией" по-польски. "Большой Бранденбургер" считался лучшим австрийским двухместным аэропланом, и это послужило некоторым утешением в первом боевом вылете.
При его возможностях выполнять большинство боевых задач по меньшей мере удовлетворительно, летать на нём было легко- аэроплан чрезвычайно мощный, достаточно устойчивый для хорошей разведсъёмки и в то же время весьма быстрый и манёвренный, что давало по крайней мере шанс выдержать бой при нападении одноместного истребителя. Этим одним из лучших детищ блестящего, хотя и противоречивого конструктора Эрнста Хейнкеля мы были обязаны заводу "Бранденбургер", как и многим другим в имперских и королевских вооружённых силах, вследствие случайных административных решений и полумер; но ещё и благодаря провидению и воображению еврейского финансиста и энтузиаста авиации из Триеста Камилло Кастильоне, который с началом войны в 1914 году решил основную проблему авиапромышленности Австро-Венгрии - точнее, проблему почти полного её отсутствия- попросту росчерком пера выкупив в Германии целый завод вместе с главным конструктором.
Завод "Ганза-Бранденбург" под Берлином производил модели и прототипы, а потом их разрешили выпускать по лицензии на австро-венгерских фабриках. Система оставляла желать лучшего: австро-венгерская авиация обычно получала только те модели, которые герр Хейнкель не смог продать немецким военно-воздушным силам.