Все то, что рассказал Лебедев, представлялось таким странным, настолько не соответствовало внешнему виду этого опустившегося, впавшего в нужду человека, что молодой русский моряк подумал, что имеет дело с каким-нибудь шарлатаном, пытающимся поймать на удочку доверчивого простака.
Герасим Степанович заметил это и внезапно прервал рассказ.
- Не стану вас дольше утомлять моими злоключениями, сударь! - сказал он. - Желал бы лучше услышать новости о нашем отечестве.
И хотя новости, которые мог сообщить ему Крузенштерн, были уже четырехлетней давности, Лебедев слушал жадно, расспрашивал настойчиво о музыке, о знакомых артистах, о том, какие появились новые книги, пьесы. Молодой моряк, уехавший за границу прямо из стен корпуса, плохо знал эти стороны петербургской жизни. Книги же он читал только научные: по географии, астрономии, ботанике, да еще записки разных путешественников.
Они расстались. Лебедев не сказал своего адреса - ему было неловко показывать новому знакомому свое убогое жилище. Он не стыдился своей бедности, но не хотел, чтобы Крузенштерн подумал о нем, словно о пустом болтуне, спившемся человеке.
Однако через несколько дней, рано утром, моряк сам явился к нему.
- Узнал место вашего жительства, - объяснил он.
Лебедев с радостью заметил, что теперь Крузенштерн говорил с ним почтительным тоном и, повидимому, был проникнут искренним сочувствием к его бедствиям.
Объяснялось это тем, что, встретившись с некоторыми английскими моряками и должностными лицами, Крузенштерн расспросил их о своем странном соотечественнике и понял, что ошибся в своем определении.
О нем отзывались как о человеке честном, широко образованном. Теперь, когда Лебедев отказался от попыток завоевать известность в мире наук и искусств, никто больше ему не завидовал, никто его не опасался. Почтенные калькуттские жители охотно воздавали хвалу его театру, его научным трудам и переводам.
- Достойный человек! - заявил градоначальник Александр Кид. - Но, к сожалению, мечтатель!
Приблизительно так же отзывались и другие, с кем привелось говорить Крузенштерну, но каждый неизменно добавлял: "Мечтатель! Чудак! Фантазер!" Слова эти большей частью произносились многозначительно и авторитетно. Солидным дельцам и важным чиновникам было приятно сознавать превосходство здравого смысла и практичности над пустыми мечтами, которые даже человека образованного доводят до такого падения.
Заметив искренний интерес к себе и столь же искреннее сочувствие, проявленные Крузенштерном, Герасим Степанович постепенно приободрился и подробно рассказал все, что с ним произошло.
Когда рассказ был окончен, моряк долго молчал. Потом, пожав руку Лебедеву, сказал:
- Нужно поскорее возвращаться на родину, Герасим Степанович!
- Господи, - воскликнул Лебедев, - да ведь это единственная моя мечта! Разве не ведомо мне, что на родине исцеляются все раны, нанесенные жизнью?
Он поделился с ним мыслями и сомнениями.
- Понимаю, - сказал серьезно моряк. - Но мне кажется, что, накопив такие обширные знания, вы вернетесь домой не без пользы. Что касается денежных средств, то советовал бы обратиться к графу Воронцову в Лондон. Он несомненно поможет.
Крузенштерн заговорил о своих планах. Его в Индии интересовало совсем другое, чем Лебедева. С интересом наблюдал он успехи Великобритании в мореплавании и морской торговле.
- Нам, русским, приходится покупать все нужные нам товары из восточных стран через посредство англичан, французов, датчан. Платим за все втридорога, да и за свои товары получаем меньше, чем нужно. Особенно мешает английская Ост-Индская компания, которая, словно на замок, заперла для всех наций Индию и Китай - две страны, по размерам и богатствам своим превосходящие все государства Европы… А разве нельзя было бы нам наладить прямую торговлю с Востоком? Не только караванами через Бухару или монгольские степи, но и морем? Флот наш вырос, множество есть у нас искусных и храбрых мореплавателей, способных выполнить эти предначертания. Нужно только содействие правительства…
Помолчав немного, Крузенштерн добавил:
- А что, если бы закупить здесь хорошие товары да снарядить несколько кораблей прямо в Балтийское море, в Петербург? Для опыта?.. Думаете, не окупился бы труд?
Лебедев вскочил. Отличная идея!.. Он зашагал по своей тесной комнатке:
- По-моему, это возможно. И наличных денег пока не понадобится. Раздобуду товары в кредит…
Они долго еще обсуждали родившийся план и решили, что Лебедев напишет обо всем Воронцову и попросит его содействия.
Письмо было написано и отправлено с капитаном одного из направлявшихся в Лондон кораблей.
В ожидании Лебедев принялся хлопотать. Снова появились в глазах его веселые огоньки, речь опять стала бурной и увлеченной. Теперь всякий старый знакомый узнал бы в нем прежнего Герасима Лебедева, неугомонного мечтателя.
Ответ пришел месяца через четыре.
Русское посольство извещало Герасима Степановича о том, что, согласно распоряжению, сделанному через правление Ост-Индской компании в Лондоне, калькуттская контора обязана выплатить ему, Лебедеву, сто фунтов стерлингов. Эти деньги посылаются в качестве вспомоществования для возвращения на родину.
Что касается изложенного им проекта о снаряжении торговых кораблей с индийскими товарами из Калькутты в Петербург, то, ввиду военных действий, происходящих на морях и океанах, такой проект является несвоевременным; впрочем, господин Лебедев сможет более подробно изложить вопрос этот лично послу по прибытии в Лондон.
Да, война!.. Быть может, посол и прав: сейчас еще не время. Конечно, плавают датские торговые корабли, шведские, португальские, но то нейтральные государства, а Россия тоже воюет… А если зафрахтовать какое-нибудь нейтральное судно?.. Но об этом он доложит лично Воронцову. А теперь, слава богу, можно ехать!
* * *
Через неделю, рано утром, Герасим Степанович стоял на палубе коммерческого корабля "Саксесс" и, опираясь на поручни, глядел на уходящий берег. В одной руке он держал объемистый баул, набитый почти целиком книгами и рукописями, в другой - плетеную корзину с таким же содержимым. Флейта!.. Флейта его давно уже куда-то запропастилась.
Вот и покидает он страну, в которой прожил двенадцать лучших лет своей жизни…
Широкая лестница, поднимавшаяся от реки, была розовой от только что взошедшего солнца; розовой была и спокойная вода вокруг. На ступенях лестницы старики совершали молитвенные омовения.
Берег все удалялся и удалялся, и в последний раз Герасим Степанович поискал глазами место на набережной, где в тот ужасный день он увидел пламя и дым, уносившие с собой из жизни два дорогих ему существа… Вереница людей прошла перед его мысленным взором - людей, которые делили с ним радость и горе и которых, вероятно, он больше не увидит…
Берег совсем затянулся пеленой утреннего прозрачного тумана.
- Прощай, Индия! - сказал Лебедев громко и пошел прочь от перил.
Он знал, что оставляет на этом берегу половину своей души.
XVI
На берегу Невы
Декабрьское утро. Солнце только что взошло и висит над горизонтом большой медной монетой в морозной дымке. Возницы и дворники согреваются, приплясывая и хлопая себя по бокам огромными рукавицами. Поскрипывает снег под ногами пешеходов, под полозьями саней. Идут чиновники к своим должностям - в департаменты, канцелярии, присутствия.
Идет и Герасим Степанович Лебедев, надворный советник, служащий по министерству иностранных дел. Идти недалеко - он квартирует на Шестой линии Васильевского острова, а департамент помещается на Английской набережной.
Совсем стариком выглядит Герасим Степанович; недавно пошел ему шестидесятый год.
Он возвратился на родину восемь лет назад. В Лондоне ему пришлось задержаться надолго. Воронцов принял его любезно и внимательно выслушал. Рассказ Герасима Степановича о создании театра не произвел на посла особенного впечатления. Больше всего он интересовался системой английской администрации Индии, торговлей и мореплаванием, земледелием, нравами. И хотя Лебедев сравнительно мало внимания уделял этим сторонам индийской жизни, однако смог рассказать много такого, что было для русского посла новым.
Заинтересовался Воронцов и научными трудами Герасима Степановича. Узнав об отказе Калькуттского Азиатского общества издать сравнительную грамматику индийских языков, посол предложил:
- Попробуем сделать это здесь. Я поговорю с некоторыми влиятельными людьми…
Хлопоты оказались небезуспешными.
Совет директоров Ост-Индской компании согласился издать грамматический труд Лебедева с одним условием: сочинитель воздаст дань почтения компании как покровительнице просвещения в Индии.
Лебедев тотчас же засел за работу. Нужно было тщательно просмотреть и проверить всю рукопись, к которой он уже давно не прикасался. Вспомнив пожелание покойного Уилльяма Джонса, он постарался сгладить полемические места, но принципиальные возражения против некоторых взглядов Джонса сохранил.
Герасим Степанович написал большое предисловие, в котором поведал будущим английским читателям о себе, о том, как прибыл в Индию, о научных занятиях индийскими - древними и современными - языками и о своем театре.
Он высоко оценил труд и знания индийских ученых, которые помогали ему, выделив особо своего незабвенного учителя и друга - Шри Голукнат Даса.
Рукопись была сдана в типографию. На ее титульном листе красовалось посвящение: "Достопочтенной Ост-Индской компании".