С чешскими альпинистами у нас никаких проблем никогда не возникало. И не только потому, что нет языкового барьера - они понимают по-русски, нам несложно понять чешский. Очень дружелюбное, хорошее отношение. Даже несмотря на 1968 год и прочие неприятные совместные воспоминания. Все же понимают, что это не народ организовывал, а правители, чьи интересы с интересами людей, как правило, не совпадают. Помню, когда мы с ребятами в Чехию ездили в гости, я, подначивая, предположил: вы, чехи, к немцам ближе. Они возмутились: как это к немцам, мы славяне!
Ну вот собрались мы там, в Каракоруме. Каждая сторона работает в автономном режиме, но караван, носильщики-портеры, офицер связи, базовый лагерь - общие. В кают-компании дружно и весело собирались за одним столом 24 человека. Большая интересная экспедиция! Потом большинство чешских альпинистов уехало, подъехали еще ребята. И пошли на Хидден, хотя заявились на Гашербрум-2. Но мы на Хидден уже перила навесили, а на той горе произошел несчастный случай. Словом, чехи решили, что здесь надежней, и пошли на восхождение. Тем более что веревки висят, лагеря стоят. Они использовали палатку своих товарищей, которые поднялись на гору раньше. Мы в своей сидим, ждем "окна" в непогоде. Это когда мы уже вдвоем с Игорем остались. Женя Старосельский заболел - пневмония, а с ней в горах шутки плохи. Гена Лебедев травмировался. Алексей Боков как врач сопровождал их в Катманду. А Паша, наш высотный оператор, когда после недели на высоте за 7000 м спускались вниз, поморозил пальцы и тоже вынужден был уехать. А мы остались ждать у гор погоды. Наконец дождались великолепного дня. Видимость роскошная, ветра почти нет. Все рванули на гору. Вот он, наш Спрятанный пик (Hidden в переводе с английского - спрятанный). До вершины - метров 150, не больше. И тут срывается шедший впереди чешский альпинист, задевает и чуть не сбрасывает вниз Свергуна. Я, выйдя из-за перегиба, вижу, как чех катится на километр вниз по склону и улетает по кулуару. Люди - а на горе народу хватало, было несколько экспедиций из разных стран - проводили его взглядами и пошли своей дорогой к вершине. Два чеха, его друзья, которые были ниже, говорят: мы вниз. Мы со Свергуном посмотрели друг на друга и тоже развернулись. Что здесь долго размышлять? Если парень жив, понадобится наша помощь. Чехи вдвоем ничего не сделают. Мы видим парня. Он неподвижен. Но, может быть, просто без сознания. Пока есть хоть полпроцента, хоть тысячная доля процента надежды, нужно спешить к нему. Подошли к месту падения через час-полтора, парень был уже неживой. Захоронили его в месте, где нашли. Вопрос: идти на гору снова или нет? Если нет, то сколько ждать нового погодного "окна"? Я предлагал: давай подождем день-два и попробуем снова. Мы же акклиматизированы, форма - лучше не бывает. Палатки, снаряжение - все на горе. Но в конце концов решили, что коль уж спустились, не стоит искушать судьбу. Думаю, это было правильно.
В 2009 году на Броуд-пике очень "массовая" была экспедиция - Свергун, я и повар. Броуд-пик - сосед К-2. Относительно "маленький" восьмитысячник (8047 м). Маршрут - классический - логичный, безопасный. Но, как обычно, надо ловить погоду. В тот раз нам не повезло. Занесли снаряжение в штурмовой лагерь. Попали в ненастье. Томительное ожидание "окна". Никакого просвета. Попытались раз на гору выйти, второй - непогода не пускает. Никто не выходит наверх из тех экспедиций, кто еще надеялся проскочить. Дождались погоды только терпеливые иранцы. Высидели свое и в конце концов сходили на гору. У нас такой возможности не было. Вообще, если едешь в Каракорум, обратные билеты надо брать или с запасом, или с открытой датой вылета. Чтобы можно было дождаться погоды. Так же, кстати, и на К-2. Там тоже погода - постоянная проблема восходителей. Мы ждать не могли - пришел караван. Отослать этот и вызывать следующий - не хватит денег. Билеты на самолет пропадут. Мы и так немалый убыток понесли - снегом занесло палатки со всем содержимым: пуховками, веревками, рукавицами и т. д. Переглянулись - снаряжения жалко, конечно, но это дело наживное. Новое можно купить. А жизнь не купишь.
Тринадцать раз я поднимался на восьмитысячники и семь отступал… Вершины, где побывал, живут в памяти радостями, трагедиями, трудностями, ошибками, курьезами, встречами, великолепными видами. Рассказывать - никакой книги не хватит. Кроме высотного полюса, Канченджанги и Лхоцзе, это Аннапурна (1996 г, м-т Бонингтона), Нанга-Парбат (1997 г, м-т Кингстофера), Шиша-Пангма (1998 г, классика), Чо-Ойю (2004 г, классика). В каком-то смысле каждая из них тоже - мой Эверест. Потому что, как и главная Гора, поднимала над равниной будней, дарила ни с чем не сравнимое: "Я это смог!".
ЧАСТЬ ІІІ
КАВКАЗ - ВТОРАЯ РОДИНА
ГОРЫ ПЕРЕМЕН
Кавказ - первые настоящие горы, которые я увидел. Если бы тогда, в середине шестидесятых, кто-то сказал мне: "Ты взойдешь на большинство этих вершин по самым сложным маршрутам" или "Через пятнадцать лет ты будешь неделями не слезать с Эльбруса, чтобы взойти на Эверест", - я бы воспринял прогноз как должное. Юность не признает (и правильно делает!) слов "нереально", "невозможно", "непреодолимо". К тому времени я уже понял, что хочу ходить в горы, подниматься на самые знаменитые и крутые. А вот если бы услышал, что с конца XX века буду приезжать на Кавказ из другой страны… Что по Главному Кавказскому хребту пройдут границы… Что в несуществующем альплагере "Баксан", где я успею поработать инструктором, расположится пограничная застава… Что на Шхельдинском и Южношхельдинском ледниках придется опасаться быть ограбленным или уведенным за перевалы в рабство… Что в штольнях Тырныаузского вольфрамо-молибденового комбината будут прятаться террористы… Ни за что бы не поверил!
Сегодня Кавказ во многом другой. Впрочем, разве только Кавказ? Мир стал другим. Горы - они ведь не просто природа, складки земной поверхности. Там сходятся, пересекаются, сталкиваются, высекая искры, геополитические, экономические, военные и прочие интересы. Опасности, с которыми встречались вскоре после революции, в двадцатых-тридцатых годах прошлого века первые советские экспедиции, снова подстерегают в горах путешественников. Один из зачинателей советского альпинизма, мой земляк Михаил Погребецкий провел семь украинских экспедиций на Тянь-Шань. Каждую сопровождали отряды вооруженных красноармейцев. За любым поворотом на исследователей могли налететь банды басмачей - перестрелять, ограбить, увести в рабство. Все, увы, повторяется на нашем витке спирали.
Мой товарищ киевлянин Игорь Чаплинский (для друзей - Чапа, знакомый читателю по рассказам о восхождениях на Аннапурну и Дхаулагаири) летом 2000 года в киргизском ущелье Каравший на Западном Памире попал в плен к моджахедам. Хотел с тремя друзьями-ростовчанами пройти несколько интересных маршрутов. Ребята сделали тренировочное восхождение. На следующий день отдыхали. После обеда лежали на травке, загорали, наслаждались принесенным снизу арбузом. Но как же все в этой жизни хрупко и относительно! Только что была благодать. Солнышко, река, вершины. Вдруг - выстрелы! Подбегают какие-то мужики в камуфляже. Бородатые, всклокоченные, с автоматами: "Ложитесь на землю! Руки вперед!". Легли. Что дальше - неизвестно. "Сколько вас? Что вы тут делаете?", - обращаются по-русски, но с сильным акцентом…
Так один из сильнейших восходителей Украины неожиданно для себя в горах оказался лицом к лицу со стихией еще более опасной и непредсказуемой, чем горная. Вместе с Чаплинским и его друзьями-россиянами заложниками боевиков стали четверо американцев, шестеро немцев, два гида из Ташкента… Игорь очень сдержанно говорил о поведении оказавшихся в плену альпинистов. Сказал лишь, что все держались достойно. От мысли о побеге он довольно быстро отказался, хотя в первый день строил разные планы. Убежать можно, а что потом? Он убежит, а кого-то из оставшихся бандиты расстреляют, чтобы остальным было неповадно. Что собой представляли эти люди? Говорили, что по национальности они - узбеки и воюют по идейным соображениям. Но есть и наемники, есть боевики из Афганистана. Их цель - свержение в Узбекистане существующего режима и установление шариатской республики. Такой, какую создают в Афганистане талибы. В горах они - как дома. Рассказывали, что зимой ходят из Афганистана в Таджикистан по ледникам в районе пика Коммунизма. А это не шутка даже для опытных альпинистов. За три дня плена Игорь ни разу не видел, чтобы боевики мылись. Зато намаз справляли пять раз в день. Один караулит пленников, двое читают молитвы. Тщедушные, лохматые, грязные, они с гордостью говорили: "Мы - воины аллаха, живая смерть!". Старший - афганец, по-русски совсем не понимал. Чумазый, вонючий, и вдруг - холеные, явно не знающие физической работы руки. Все боевики были довольно молоды - не старше тридцати. Двое - явные убийцы. Это чувствовалось по тому, как они по-волчьи двигались, как страховали друг друга, ни на секунду не оставляя открытыми "тылы", хоть и знали, что пленники безоружны. Еще один - безусый мальчик. Интеллигентный, начитанный. Родом из Башкирии. Цитировал по-русски Коран, рассказывал о его переводчиках. Старшие обращались к нему "Хамза", но это не настоящее имя.
Бандиты исчезли так же внезапно, как и появились. Вечером еще держали ребят под прицелом, а на рассвете следующего дня оказалось, что их нет. Альпинисты плохо представляли происходящее, но в том, что каждую минуту по ним могут открыть огонь, сомневаться не приходилось.
Собрали все, что не отобрали боевики, и повернули вниз. Нужно было выбираться из этого ущелья, из этой страны, из этой войны…