- Не зубоскаль, - останавливает его Валентин, - здесь все серьезно, В общем первую станцию начнем сегодня же. Чтобы не прерывать работ по поиску, судно во время станции будет шарить рыбу в соседних квадратах.
- Ну что, все? - Валентин поднимается из-за стола, сворачивает карту.
- Минуту. Слушайте мое распоряжение. Старшим назначаю инженера Прохорова. Осторожнее с купанием: акулы могут скушать. Пожалуйста…
- Мы их сами скушаем! С потрохами!.. - радостно восклицает Корин. - А купаться придется: это в лодке, не на судне. Там за день живьем на солнце спечешься.
- Все, - говорит капитан, - желаю успеха. Только с акулами осторожно. Это такие твари!..
Притихший, замерзший во время ремонта двигателя "Марлин" оживает. На ботдеке загудели машины - спускают тяжелую, металлическую моторную лодку. Из кормового трюма кок и камбузник Витя достают продукты, боцман меняет воду в плоском деревянном бочонке-анкерке. Около борта уже громоздится гора оборудования: ящики с приборами, резиновая надувная лодка, хлорвиниловый мешок с одеялами и другой - с двумя матрацами. Тут же спасательные пояса, мачта, парус, весла. Бидон с формалином, сачок, планктонная сеть.
В каюте сидит Огнев и, глядя в иллюминатор, качает ногой.
- Покидаю тебя, гитарист-шахматист. - Собирая вещи, я мысленно представляю себе, как будет проходить станция: судно ушло… мы одни, на мертвом якоре. Мы одни, а кругом океан. Я давно мечтал об этом - побывать на лодке в океане. Ощутить, почувствовать, что же это за штука: лодка, а кругом океан? Как-то отошли на задний план каток и приближающийся Новый год с душистой елкой. Ведь не последняя же зима, все впереди! А сейчас станция. Лодка, океан и мы - четверо. Через каждые два часа промер. Промер - и два часа делай что хочешь. Можно и рыбку половить, и искупаться. Здорово!
На койку летят ласты, маска, трубка, фотоаппарат, кинжал. Еще что? Вроде бы и все. Да, мыло. Теперь все.
- Чему радуется человек? - говорит Веня. - Ни тебе поспать, ни тебе отдохнуть; круглые сутки промер за промером. Уже к вечеру будете мечтать о "Марлине".
- Это ты все от зависти. - Сейчас мне уже трудно испортить настроение. - Конечно, будет не легко, но интересно. Уж так надоел теплоход, палуба, каюта! Ну, приветик! Гуд бай!
Незаметно, чтобы не видел Веня, я наклоняюсь и, как будто поправляя подушку, осторожно касаюсь ладонью фотографии над койкой: до встречи!
Когда я тащу все свое снаряжение по коридору, меня нагоняет Бен, Он с разбегу прыгает мне на ногу и повисает, крепко вцепившись в брюки руками. Он всегда так делает, когда я ухожу с теплохода. Когда мы заходим в порты, Бенка повисает на моей ноге и не пускает. И приходится его сажать на цепочку. Ладно, возьму его с собой.
А лодка уже прыгает, скачет у судна. На ее борту белеет написанное мелом "Корифена". В ней горой навалены приборы, мешок с продуктами, одеялами. Петя Скачков в трусах и форменной фуражке стоит у руля, уперев руки в бока, и курит трубку с остролицей физиономией Мефистофеля.
Все, кто свободен от вахты, толпятся на палубе. Боцман возится с толстым сезалевым канатом. К его концу привязан якорь. По штормтрапу мы соскальзываем с "Марлина" в "Корифену". Скачков оттолкнулся багром от борта судна, боцман с матросом, поднатужившись, сдвигают якорь, и он, всплеснув воду, падает в океан, уволакивая за собой канат, прикрепленный к лодке.
Под кормой "Марлина" вздулись зеленые водяные пузыри; дали ход, Двигатель выдохнул через низкую, одетую в красную полосу с серпом и молотом трубу фиолетовый дымок, и теплоход пошел от нас прочь. На палубе замахали руками… на крыло мостика вышел капитан. Приложив ко рту мегафон, он кричит в него. До нас лишь доносится: "…акулы… могут скушать… пожалуйста…" Потом он машет нам мегафоном и что-то говорит в рубку. Через мгновение над океаном разнеслись три прощальных гудка. До свидания, "Марлин"!
До свидания, марлинцы! Мы встретимся вновь через сутки.
Повязав голову марлей, я разобрал имущество и прилег на брезент. Чуть накренившись на левый борт, судно быстро уходило к фиолетовому горизонту. Солнце, распухая на глазах, неторопливо клонится к океану, вечереет. Скачков очищает фитиль керосинового фонаря, Корин и Валентин склонились над раскрытым ящиком, в котором матово поблескивает прибор для измерения течений.
Зыбь не успокаивается. Пожалуй, она стала даже сильнее. А может, зыбь и не усилилась: просто посудина, в которой мы сидим, во много раз меньше "Марлина". Вот ее и швыряет, подбрасывает, валит с борта на борт.
- Ну вот мы и в океане. Одни… - говорит Станислав, - ликуй, Леднев, трепещите, Бомбар и Хейердал!
Я с тревогой поглядываю на волны: не люблю, когда они слишком разгуливаются. Лучше, когда тихо. - Может, перекусим? - предлагает Петр.
- Пожалуй, - соглашается Валентин. - А что там за продукты, Стась?
Корин шевелит ногой пластикатовый мешок.
- Здесь есть все, мой адмирал: хлеб, колбаса, сгущенное молоко, консервы, "заморские фрукты" - апельсины, ананасы. Все из расчета на трое суток.
- Что ж, - говорит Прохоров, взглянув на часы, - до станции тридцать четыре минуты. Успеете ли вы н-набить свои желудки?
- Успеем! - хором восклицают все, выуживая из мешка кольца колбасы, сгущенное молоко и "заморские фрукты".
Через двадцать минут с суточным пайком покончено. Мешок заметно худеет. Колбасные шкурки подхватила и унесла прочь волна, две из шести банок сгущенного молока, булькнув, опустились на морское дно. Они были опустошены корифенцами и тщательно вылизаны Бенкой. Съев по апельсину на сладкое, мы закуриваем, а Бен, подстелив под голову свои штаны, удобно располагается в ящике из-под вертушки…
Быстро темнеет. На небосводе показались низкие, насыщенные влагой тучи, и экипаж "Корифены" нет-нет да и поглядывает на них с тревогой. Сейчас в Гвинейском заливе период тропических ливней. И если там, на судне, это доставляло удовольствие, то в открытой лодке да еще к ночи дождь совсем ни к чему.
Да, как все просто и хорошо казалось с борта судна!.. Сидишь себе в лодке, жуешь апельсины; подошло время - опустили за борт вертушку, подняли ее, записали показания, и опять два часа делай что хочешь: можешь спать, можешь рыбку ловить. Курорт! М-да. Курорт… В действительности все оказалось не так, как предполагалось, К вечеру подул сильный ветер. Может, он и всегда по вечерам дул, но только на "Марлине" мы его не замечали. Подул, развел волны. Может, на судне мы и внимания бы на них не обратили, но сейчас, из этой лодчонки, они кажутся нам огромными.
- Начали!.. - командует Валентин, свешиваясь над водой. Цепляясь ногами за одну из банок, он придерживает руками блестящий белый прибор, чтобы волны не разбили его о металлический борт. Сейчас "морская вертушка" погрузится в воду и опустится к самому дну. Там, у грунта, в траловом, как называют промысловики, слое воды она начнет работать; струи движущегося течения ударят в лопасти вертушки, она закрутится, и специальный счетчик измерит скорость течения, а компас особой конструкции укажет направление движущихся потоков. Вот это нам и надо узнать - скорость и направление течений в траловом слое воды.
- Осторожнее!., - Напрягшееся, в каплях воды лицо Валентина возле самых волн. Корин раскручивает барабан с тросом, густо намазанным солидолом, Я слежу, чтоб трос не соскочил с блока. Метр за метром уходит в глубину. Сначала вертушка чуть виднеется сквозь воду, потом исчезает… Двадцать… тридцать… пятьдесят метров… еще десяток. От резкого крена трос рвется из рук, я налегаю на него то грудью, то плечом, и на коже остаются рыжие мазки.
Скорость и направление. Через каждые два часа. И так в течение суток. Сначала в этой точке океана, на этой станции, потом на десять миль западнее. Потом еще, еще… Всего десять станций - и капитан проложит курс в северные широты. Домой. Там, дома, мы составим карты течений в придонном слое воды и передадим их промысловикам. И тралы у них не будут путаться.
наматываться. Они не будут пустыми. Тралы наполнятся рыбой.
- Стоп!..
Валентин валится на дно лодки, мы с Кориным закрепляем трос, садимся рядом. Вертушка на заданной глубине. А мы с Кориным измазаны солидолом с ног до головы и жирно лоснимся, словно подтаявшие шоколадные фигурки.
Болтанка, Лодка прыгает, кренится и клонится в самых неожиданных направлениях: ветер слева, поверхностное течение справа. Течение и ветер ставят лодку бортом к волнам, И мы болтаемся в ней во всех четырех плоскостях… в голове гудит, к горлу подкатывается горечь. Я судорожно стискиваю зубы: плохо переношу качку. А ветер усиливается. Срывает с волн мохнатые гребешки пены и швыряет в наши лица. Рубашки мокрые насквозь, и нам совсем не жарко. Даже холодно; морская вода, смешиваясь с солидолом, прохладными змейками ползет за воротник, и по всему телу прокатывается озноб.