Мы все еще недооцениваем масштабов того оживленнейшего общения, которое происходило в древности. Мы все еще не решаемся поверить в гордое и мужественное могущество наших предков. О том, что международные контакты в прошлом простирались значительно шире, чем это следует из схоластической географии средневековой Европы, свидетельствует поразительное открытие, сделанное в Барселоне. Самое удивительное в этой истории то, что случилась она в музее, что лишний раз подтверждает остроумный парадокс: "Новое - это крепко забытое старое". Среди экспонатов, датированных I–V веками до нашей эры, была найдена статуэтка, которая является точной копией каменных исполинов острова Пасхи. В музей эта фигурка высотой в 10 сантиметров попала прямо из пещеры, расположенной близ деревеньки Кастильярде Сантестебан. Как она могла там очутиться? Какие могли быть связи между Иберийским полуостровом и затерянным в океане клочком суши? Чувствуете, как закачались невидимые весы между двумя крайностями? С одной стороны, аборигены загадочного острова пышно именовали его "те-Пито-но-те-Хенуа", что означает "Пуп Земли", а с другой - эта скала была открыта лишь 5 апреля 1772 года капитаном Роггевеном в пасхальное воскресенье. Как примирить эти крайности? Только с помощью фантазии. Но фантазия на то и фантазия, что привыкла оперировать всяческими "возможно". Возможностей же, как известно, бессчетное число, а реальность всегда единственна. Будем надеяться, что испанские археологи, которые не так давно начали работу на острове Пасхи, сумеют раскрыть жгучую тайну статуэтки из Кастильярде Сантестебан. Но главной их целью являются подводные исследования, которые должны доказать или опровергнуть генеральную идею "атлантоманов" о том, что остров Пасхи представляет собой вершину горы исчезнувшего континента.
Так замыкается круг знания. Открытия, которые делаются в пыльной тиши музеев, значат порой для науки не меньше, чем самые сенсационные раскопки в толщах пемзы и на морском дне. Атлантология поистине безгранична, и многое, естественно, осталось за гранью нашего повествования. Я не рассказал здесь об Азорских островах и тайне народа гуанчи, о городе Тартессе (Таршиш Библии), чье название говорит о связи с Критом, о раскопках в Мохенджо-Даро, обнаруживших большую общность древней индийской культуры с Двуречьем и тем же Критом. В стороне осталась увлекательная проблема пресноводных диатомовых микроводорослей, обнаруженных на океанском дне, загадка кукурузы, которая до последнего времени считалась неизвестной в дикой культуре и целиком зависящей от человека, ступенчатая пирамида в Южной Америке, возраст которой исчисляют в несколько тысяч лет. И это понятно. Я хотел лишь на основе самых последних открытий археологии привлечь внимание к вечной, но такой увлекательной загадке нашего далекого вчера. Единственное, в чем я согласен с Игнатиусом Донелли, так это со следующим утверждением: "Если бы удалось найти хотя бы одно здание, одну статую, одну единственную табличку с атлантскими письменами, она поразила бы человечество и была бы ценнее для науки, чем все золото Перу, все памятники Египта, все глиняные книги великих библиотек Двуречья".
Пока мы не располагаем ни единой находкой из этого списка. Вполне возможно, что не будем располагать никогда. Но сами поиски Атлантиды, если только они предприняты с далекой от спекуляций научной целью, способны во многом обогатить сокровищницу человеческой культуры. И уже многократно обогатили ее. Пример тому - незабываемые фрески Тиры.
И наконец последнее, без чего просто немыслим разговор об Атлантиде: предполагаемая дата гибели. Для серьезных ученых она всегда была камнем преткновения. По Платону ее легко вычислить: "Что же касается твоих сограждан, живших за девять тысяч лет…", - сказал саисский жрец Солону, и это дает нам 9000. Прибавив к этому 600 (округленная дата посещения Солоном Египта), мы получим 9600 лет до нашей эры. В традициях атлантологии стало обращаться к древним календарным системам. Еще Донелли обратил внимание на точку "пересечения" древнеегипетского и ассирийского календарей. Одна из дат начала солнечного цикла в Египте отвечает 139 году новой эры, один из ассирийских лунных циклов начинался в 712 году до новой эры. Зная длительность циклов (1460 лет для солнечного и 1805 для лунного), легко произвести расчет в полных Циклах, который был известен еще в Вавилоне.
По египетскому календарю: (1460 – 138) + (7 × 1460) = 11 542.
По ассирийскому календарю: 712 + (6 × 1805) = 11 542.
Другая пара цифр получается из сравнения календарной системы народа майя и древней Индии.
Точка отсчета по индуистскому календарю приходится на 3102 год до новой эры, а счет времени ведется по солнечно-лунному циклу, состоящему из 2850 лет (кстати, это все еще действующий календарь). Вручая мне визитную карточку, президент Непальской Королевской академии пометил на ней дату древнеиндуистской эры.
У майя точка отсчета попадает на 3373 год до новой эры, а время исчисляется периодами до 2760 лет.
Сравнивая обе системы, получаем:
3102 + (3 × 2850) = 11 652
3373 + (3 × 2760) = 11 653.
Какое событие запечатлели древние народы начальной точкой своих летосчислений? Если верить, что близость полученных цифр не случайна, и если опять же верить Платону, то позволительно предположить, что гибель Антлантиды была лишь заключительным аккордом в долгой цепи катаклизмов, прокатившихся по нашей планете. Но верить надлежит только твердо установленной истине. Аристотель тут целиком прав: "Платон мне друг, но…"
Весна мира
"Главное - надо делать дело"… Эти простые слова принадлежат выдающемуся вьетнамскому писателю Нгуену Туану, который дарил меня своей дружбой и был моим проводником в увлекательном и малоизвестном мире вьетнамской старины.
Грациозно нагнувшись над тихой водой, девушка в конусоподобной шляпе без устали гребла носовым веслом, проталкивая тяжелую лодку мимо заросших розовыми лотосами сплавин, сквозь шуршащий заслон тростника. На других лодках тоже гребли девушки. С незапамятных времен весло стало женским орудием в стране вьетов.
В лодке, которая везла нас в знаменитую Ароматную Пагоду, расположенную в шестидесяти километрах от Ханоя, сидели двенадцать пассажиров: три жизнерадостные старухи, чьи зубы были покрыты черным лаком, две молодые пары, семья из Хайфона и прелестная молодая девушка из столицы.
После долгого пути по каналу Иен лодка пристала у небольшого базарчика. Под навесом из пальмовых листьев торговали связками курительных палочек, ладанками, амулетами, священными заклинаниями. Старухи повесили на грудь пластинки с Буддой на лотосе, украшенные пятью разноцветными шелковинками, олицетворяющими стихии, и весело зашагали в гору. Полуденный зной был в самом разгаре. Раскаленный воздух звенел от стрекота насекомых. Слепил глаза неистовый свет.
Перед глазами ярко зеленела почти отвесная, заросшая цепкой ползучей растительностью стена. Мечевидные зазубренные листья и длинные стебли с загнутыми шипами делали ее неприступной. Узкая каменистая тропка, круто уходящая вверх, совершенно терялась в первозданных дебрях.
Какой невероятный, всепоглощающий порыв подвигнул человека поселиться в диких джунглях, где все враждебно, чуждо людской природе, где, кроме немыслимой удаленности от суетных соблазнов мира, нельзя ничего обрести. Год за годом и век за веком вырубали отшельники каменные ступени и белым щебнем, чтобы не заплутать в ночи, мостили тропы. В известковых кавернах воздвигали они алтари, метили священным знаком источники, из многотонных плит, странно звучащих под ударами камня, высекали образы богов и чудовищ.
Сверкая желто-зеленой глазурью, стояли многоярусные башни перед зеленым пологом дикого леса. В них пепел и угли погребальных костров. И прежде чем почтить богов, люди молитвенно складывали ладони перед этой горсточкой праха.
Вместе с другими паломниками я зажег свечу перед позолоченными статуями, наряженными в праздничные одежды, и отправился в дальнейший путь, стараясь не отстать от соседей по лодке.
- Скажите, сестрица, - обратился я к девушке. - О чем вы просили богов у алтаря?
- Я благодарила за весть об отце. Не сердитесь на меня, старший брат, но этого требовал обычай. И не думайте, пожалуйста, что я верующая. - Она лукаво заглянула мне в глаза: - А зачем вы сами поставили свечку, если не верите в милость святых отшельников?
- Мне захотелось, чтобы моя свеча курилась рядом с вашей.
Обогнув возвышенность, мы вышли на открытое место. Жаркий иссушающий ветер с лаосских гор задувал теперь прямо в лицо. В глаза летела колючая известковая пыль. С лесистого склона скатывались черные лоснящиеся черви, похожие на кольца марсельской колбасы.
- Давайте поскорее пройдем это место, - трудно дыша, сказала девушка. - За поворотом должна быть тень, и мы сможем немного передохнуть.
Но еще долго пришлось взбираться по каменистой тропе под палящими лучами солнца. Влажность была выше ста, а температура приближалась к сорока градусам.
Будь я сейчас один, то ничком свалился бы под первым же деревом и остался там до тех пор, пока не выровнялось бы дыхание. Перед глазами колыхалась жаркая красноватая мгла. Казалось, что невозможно сделать ни шага дальше. Почти теряя сознание, я все-таки продолжал взбираться все выше и сам поражался тому, что еще могу идти. Щадя чужеземца, девушка пошла медленнее, терпеливо дожидаясь, когда я отставал. Она уже ни о чем не спрашивала, а только подбадривала веселыми возгласами.