Покончили с ужином, убрали котел, заменив его чайником. Вечером и мальчики участвовали в чаепитии, проворно вылизав свои чашки после сальной воды. Старшие закурили, младшие поглядывали на них с завистью.
ПОДЗЕМНЫЕ ДУХИ
Лю Пи выколотил горячий пепел на ладонь, положил новую порцию табаку, раскурил тем же пеплом и, выпустив клуб дыма, начал почти шопотом обещанный рассказ о демонах.
- Случилось это в Дагуне лет восемь назад. Это рудокопный поселок к востоку от нас, в конце Джаира. Там богатое золото, но воды на тридцать ли кругом нет. Дикое место - скалы, щебень, даже полыни мало, так что с топливом худо. И жилы своенравные, как женщины. То вильнет вправо, то влево, то раздвоится; пойдешь по одной ветви - становится все тоньше и пропадет; вернешься на другую - то же самое. Ну, думаешь, пропала твоя шахта. Но вот, где-нибудь сбоку, если поискать зорко, найдется прожилок с хорошим золотом. Доверишься ему - и он вознаградит, раздуется опять в настоящую жилу. Но работа там трудная, не то, что у нас.
- Ну, и здесь не сладко, - проворчал Мафу.
- Нет, здесь жилы правильные и золото хорошее, нечего роптать на судьбу, - продолжал Лю Пи. - Так вот, имел я в Дагуне отвод в компании с одним рудокопом из Хами. Звали его Фу Пян. Он был длинный и тощий, сгорбленный, как кочерга, но хороший работник, и золото в жиле умел находить отлично. "Оно, - говаривал он, - свой запах имеет, я его чувствую".
Ну, так вот, однажды мы с ним ковыряли кварц в нашей шахте, недалеко друг от друга, искали жилу по боковым веточкам, потому что главная потерялась. В глубину нельзя было уже итти - под ногами вода, шахта старая, три раза перед нами ее уже бросали. Оставалось еще недоработанных пять размахов по длине в одном боку и два размаха в вышину. А нам досадно. Ну, ковыряли, ковыряли - все напрасно, нет золота.
Вот Фу Пян и рассердился. Бросил кирку прочь и крикнул: "Чтоб дракон проглотил тебя, проклятая жила". Совсем забыл он в гневе, что в шахте нельзя так говорить. И чуть он сказал эти нехорошие слова, как над ним загремело, зашумело, и большой камень, больше нашего котла, прямо ему на ногу скатился.
Лю Пи замолк. Помолчали слушатели, потом Мафу спросил с легкой насмешкой в голосе:
- Это подземный демон в него камнем швырнул, полагаешь ты?
- А то кто же!
- Просто камень скатился. А у нас бывало это не раз.
Лю Пи презрительно пожал плечами и продолжал:
- Он сильно поплатился: ему раздробило всю ступню, так что мы его на веревках вытаскивали наверх. Долго болел и остался хромой, больше в шахты не лазил, у надзирателя на мельнице ишаков погонял, да через два года и умер.
- Но самого демона, который камень бросил, ты ведь не видел, - настаивал Мафу.
- Они скрываются от человеческого глаза. Говорят, что только тот рудокоп, которому суждено погибнуть в шахте, перед самой смертью видит демона. Но мне все-таки случилось видеть одного, и именно в тот час, когда мне грозила смертельная опасность.
Лю Пи замолк, словно вспоминая минувшее или прислушиваясь к звукам, доносившимся в фанзу. Хый-фын бушевал попрежнему, потрясая стены, бросая по крыше камешки, вздувая бумагу между прижимавшими ее кирками. Дверь по временам вздрагивала и потрескивала от напора ветра, а в остывшей трубе пронзительно гудело. Маленькое пламя масляной лампы колебалось, так как струйки воздуха с пылью прорывались то в щель двери, то из-под крыши, являвшейся одновременно и потолком. Рудокопы сидели, скрестив ноги, друг возле друга, вокруг лампочки, старшие с одной стороны, мальчики с другой. Их смуглые лица, выпачканные рудничной пылью и копотью, а у мальчиков сажей, еле освещались колеблющимся огоньком.
Лю Пи набил, закурил трубку и начал полушопотом, как и прежде:
- Случилось это в рудниках Ван-Чжу-Ван-цзе, что на берегу Дарбуты-речки. Я был еще молод и нанялся в ру-доносы, потому что сам не умел ковырять жилу. Наш отвод был высоко на горе и шахта очень глубокая, размахов пятьдесят, а воды в ней еще не было. Мой хозяин работал ее уже пятый год, все вглубь по хорошему золоту. Руду приходилось носить по шахте вверх, а потом по горе вниз, к речке, возле которой стоял поселок. Там фанзу не всегда ставят на самом отводе, как в других местах, потому что У речки лучше: и вода тут же, и мельница, и жить приятнее. Но там я выбивался из сил при носке руды, потому что мне пришлось носить ее вверх и далеко вниз, а потом опять лезть на гору, и так все время вверх - вниз, вверх - вниз. Я был один рудонос, а работали в шахте двое, и я еле поспевал уносить то, что они наковыряют. Отдыхать мне почти не приходилось, как ишаку на мельнице.
Носил я руду уже два месяца, дорогу знал - хоть ночью иди, не собьешься. А случился такой грех: задумался я что ли или воздушные демоны сбили меня с дороги, - хый-фын дул тогда сильный и глаза песком заносило, - но, идя в гору с пустой корзиной, я свернул со своей тропы и попал к чужой шахте. А шахты там, как везде, родные сестры: одна, как другая, только присмотревшись, отличишь свою. Я же не думал, что сбился, и полез себе в шахту. Лезу, лезу, удивляюсь только, что ступеньки как будто не на месте, не там, где нога привыкла их находить. "Это от усталости, - думаю, - ноги ослабели", потому дело было под вечер и лез я в шахту в последний раз.
Спустился я на двадцать размахов, пока не стало совсем темно, и начал шарить в том месте, где всегда оставлял свою лампочку, идя вверх. "Куда она пропала? - думаю. - И что теперь делать?" Лезть вниз в темноте - боюсь. Лезть наверх - хозяин из жалованья вычтет за последнюю корзину. Да и лампочку во что бы то ни стало нужно найти. Опять пошарил, рассердился. "Неужели, - сказал я, - подземный демон ее утащил, мне на горе?"
Только я это сказал, совсем не громко, и осмотрелся, а внизу из темноты на меня два глаза глядят, большие, круглые и светятся, как лампочки. Я обомлел. "Это, наверно, сам демон, который стащил лампу, - думаю, - бежать надо!"
Я потихоньку подался назад - он все смотрит. Потом на ступеньку вверх пячусь. А тут как ухнет что-то мимо меня, пылью запахло, гул пошел по шахте, грохот, потом плеск в глубине. Меня чуть не сбросило вниз, едва удержался на ступеньке, к стене прислонился. Стою, ноги дрожат, руки трясутся, зубы стучат. Стало опять тихо, я в себя пришел. Смотрю - глаз в темноте уже не видно. Кинулся вверх, не помню, как выбрался из шахты, сел возле нее на камень и весь дрожу. Отдохнул; страх прошел - светло, хый-фын затихает, солнце светит, закатываясь за горы. Стал я оглядываться - вижу, шахта чужая, незнакомая, возле какого-то лога. И приметы моей нет - я каждый раз, поднявшись с корзиной из шахты, оставлял кусочек руды у входа, а вечером считал их и уносил с последней корзиной, чтобы знать, сколько корзин вынес.
И как это перед спуском я не заметил, что моей кучки нет? Сбил меня с толку хый-фын, не иначе. Стал я искать свою шахту, едва нашел повыше и в стороне, шагов двести. Примета на месте, спустился, лампочку нашел. Вернувшись домой, я все рассказал хозяину. "Эх, куда ты попал, - говорит, - это шахта Чиван, давно брошенная из-за воды, в ней ключ оказался. А золото богатое было!" - "Кого же я там видел?" - спрашиваю. - "Подземного демона видел! Он тебе смерть нес за то, что ты его вором назвал. Завтра, если хочешь, спустимся туда, где ты был, посмотрим, что случилось". - "Нет, я боюсь, - говорю, - как бы опять не показался". - "Хорошо, я полезу один, взгляну". На другой день повел меня хозяин к той шахте, лампочку засветил и полез. Я наверху остался, дожидаюсь. Вылез он, говорит: "Ну, Лю Пи, небо тебя спасло и духи твоих предков тебя охранили, потому что ты на волосок от смерти был. Если бы ты остался стоять, где шарил лампочку, тебя бы на месте задавило или сбросило вниз в воду, пропал бы ты бесследно. Там большой камень сорвался, свежее место видно, и все, что я там нашел, твое должно быть".
- Гляжу - мой крючок, - продолжал Лю Пи, - вот этот самый. - Он вынул из-за пояса крючок на цепочке, которым рудокопы выковыривают из жилы мягкую охристую глину, часто содержащую много золота. - В шахте я его всегда в руке имел, чтобы лучше цепляться. Должно быть уронил от испуга. "По этому крючку я и нашел сразу то место, где ты был, - говорит. - И еще удивляюсь, как ты не скатился, спускаясь и вылезая в темноте. Ступеньки совсем плохи стали".
Лю Пи замолчал и занялся трубкой.
- Как же демон так промахнулся?
- Ну, уж не знаю! Только если бы я не поднялся на ступеньку вверх, - лежал бы я и сейчас еще в той шахте под камнем или в воде, лишился бы своего места на кладбище предков. Где бы меня искали? Старых шахт много, в иные и не спустишься - задавит. Тем бы и кончилось.
Воцарилось молчание. Буря завывала и гудела с прежней силой. Масло в лампочке было на исходе, и пламя потрескивало и шипело.
- Не прибавить ли масла? - спросил Хун. - Скоро потухнет.
- Зачем? Нам больше делать нечего, - ответил Лю Пи. - Давайте ложиться.
Мальчики убрали чайник и посуду с кана, разостлали на цыновках тонкие ватные матрасы, под изголовье положили валики и развернули одеяла. Лю Пи и Мафу вышли на двор посмотреть, все ли в порядке. Ветер бушевал почти с прежней силой, и после удушающей дневной жары теперь казалось прохладно. Густая мгла рассеялась, и на небе тускло светил месяц, мимо которого неслись разорванные тучи. Зубья Кату чернели на севере, и тучи по временам захватывали и скрывали их вершины.
- Прохладно стало! - заметил Мафу. - Завтра хорошо будет молоть руду.