На вершине Грандиозного
Со стороны западного цирка вершина обрывается отвесным уступом. На севере и востоке круто вниз уходит снежник. Стоя на его вершинном краю, мы чувствуем себя, как на макушке белого глобуса, и кажется, что внутри этого белого круга заключен весь мир, а дальше уже нет ничего, кроме неба и туч.
Но время не ждет. До темноты остаются считанные, часы. От траверса по двум другим вершинам приходится отказаться окончательно. Надо скорее складывать тур и спускаться.
Мы садимся на камни и получаем от Алика шоколад - по полплитки на брата.
Мы с Танюшкой, несмотря на строжайшее запрещение инструктора, прячем часть своей порции в карманы штормовок для тех, кто остался в лагере. Мы хорошо знаем, что у них тоже есть шоколад, но этот побывал на вершине Грандиозного, и они тоже должны попробовать его.
Потом начинаем таскать камни для тура. Вдруг один из камней подпрыгивает и бросается наутек через снежник на другой край вершины. Да, это бурундук!
Рыжевато-серый, с черными полосками на шкурке, зверек забивается в расщелину между двумя камнями и оттуда настороженно следит за нами глазами-бусинками.
Как он попал сюда? Неужели неуемное любопытство погнало его на вершину пика? Ведь здесь нет ни убежища, ни корма - голые скалы, снег и лед.
Мы хотели поймать его и унести вниз, но затея эта кончилась неудачей. Бурундук метался между камнями, как угорелый, и не давался в руки, а потом и вовсе исчез за каким-то выступом. Единственное, что осталось нам от него - кадр на фотопленке: на высшей точке пика прижался к камню испуганный зверек.
Тур получился около метра высотой. Внутрь мы спрятали банку, в которой лежит запарафинированная ружейная гильза с запиской, извещающей о восхождении.
Теперь можно и вниз.
Тем временем прояснилось, выглянуло солнце. Мы увидели, что мир не кончается снежником. За ним, как черные клыки, поднимаются еще две вершины Грандиозного, соединенные узким гребнем, напоминающим зазубренный нож. А за ними и кругом - на север, восток и запад - громоздятся скалы. Расходясь и пересекаясь, уходят во все стороны хребты. За их вершины цепляются рваные клочья облаков, по склонам пробегают темные тени, в долинах клубится туман. Над дальними хребтами, скрывая их очертания, висят низкие тучи.
Перед нами лежит суровая и хмурая горная страна - Центральные Саяны. Но время не позволяет долго любоваться открывающейся панорамой. Начинаем спуск в цирк.
Здесь царит такая же глубокая тишина, как и на вершине. Нога беззвучно тонет в подушке мхов, то ярко-зеленых, то темно-лиловых. На цирк уже упала густая тень, и тень эта медленно вползает по склону, а выше ее, розоватые в закатном солнце, стоят стены Грандиозного. Отсюда, снизу, они кажутся неприступными.
По долине идем уже в полной темноте, путаясь в высокой траве и обходя заросли ольховника. Наше сегодняшнее пристанище - несколько кедров, таинственным образом взобравшихся на каменную глыбу. В центре ее - огромная сухая коряга. Когда мы поджигаем ее, она вспыхивает, как порох, пламя гудит и рвется вверх, на нас сыплются тлеющие ветки кедров.
Кастрюлю повесить некуда, но жар так велик, что она закипает, стоя на земле рядом с пылающей корягой. Мы сушим одеяла и предвкушаем ужин, как вдруг происходит катастрофа: подгоревшая коряга рушится, подняв столб искр, и придавливает кастрюлю.
К огромному кострищу близко не подойдешь, мы пытаемся сдвинуть корягу топором и альпенштоками. Наконец помятая кастрюля извлечена из костра. Она полна углей и золы. Приходится опять идти за водой к ручью Разведчиков, метров за двести.
Вряд ли кто-нибудь из нас может сказать что-либо определенное о вкусе того ужина - он был уничтожен в один миг. Мы расстелили палатку на узловатых корнях кедров, влезли в спальный мешок и уснули как убитые.
День девятнадцатый
30 августа
Обратный путь показался вдвое короче, но мы все равно торопимся - хочется скорее к нашим, "домой". Ведь сегодня истекает контрольный срок, который мы им дали перед уходом.
Вот уже и "мертвые озера". Алик стреляет в воздух.
Через минуту долетает ответный выстрел, за ним второй, третий. Мы уже не идем, а почти бежим. Вот кедр с затеской, переправа через Кизир, наконец последние сто метров через густые заросли, и по поваленному дереву перебираемся на правый берег Пихтового, где стоят трое наших. В самый торжественный момент встречи и объятий в аппарате кончилась пленка, а Танюшка от волнения оступилась и зачерпнула ботинком воду. Но самое главное - мы опять все вместе! После бессвязных восклицаний и похлопываний друг друга по плечу начались более обстоятельные разговоры. И тут выяснилось, что за время нашего отсутствия в лагере произошло печальное событие - оторвался и ушел один из двух наших оленей.
Он ушел по следу каравана Николая Петровича. Ребята пытались его догнать, бегали до самого Мусового перевала. Но разве можно поймать в тайге ненагруженного, отдохнувшего оленя, который торопится к своему стаду. Кроме того, пропала Майнала.
Под общие разговоры Мика приготовила ужин и мы, наконец, опять все восемь уселись вокруг костра. Рассказов хватило бы до утра, но свирепый инструктор уже в десять погнал всех спать.
День двадцатый
31 августа
С утра все занялись подготовкой к выходу - ведь завтра в путь!
Петя сапожничал, Алик - тоже, Владик что-то заряжал. Леха, как всегда, занимался пересчетом продуктов. Он расположился для удобства на улице, разложил вокруг себя на двух плащах и плащпалатке все продукты и принялся пересыпать крупу, муку и сахар из мешочка в мешочек, что-то отмечая в своей тетради "совершенно секретно" и страдальчески морща лоб. Примерно каждые пятнадцать минут он подзывал кого-нибудь и очень тихо и вежливо просил подержать мешочек. Отказать было невозможно, хотя после четвертого раза хотелось убежать подальше от этой расфасовочной фабрики. Как он сам выдерживал это занятие - непонятно.
Сашка с утра разложил перед собой карты, вооружился линейкой, компасом и начал думать.
А когда он спрятал карты, кончилось счастливое времячко для летописца (до этого я валялась в шалаше и изредка, пыхтя от усердия, описывала восхождение, чтобы оно попало на золотые страницы истории).
Сегодня инструктор с летописцем были дежурными, и им предстояло приготовить "грандиозный" ужин по поводу победы над пиком и выхода в путь. Девчонок командировали за черникой. Пока они ее собирали, дежурные заготавливали дрова. А потом началось великое священнодействие - инструктор сел делать тесто.
Вообще все наши четыре пары дежурных совсем не похожи друг на друга.
Пожалуй, лучшая пара - Алик с Микой. Они никогда не ссорятся, не препираются и даже не обсуждают, кому что делать, а просто каждый занимается делом, не заботясь о том, что вдруг другому останется меньше. Алик, например, обычно не будит утром Мику, а сам встает, разжигает костер и отправляется за водой. Хотя ее и не приходится будить - она вскакивает и, пока Алик возится с костром, принимается хлопотать по хозяйству.
Следующая пара - Петя и Леха. Они до умиления нежны и предупредительны друг с другом. Особенно отличается Леха: "Петюля, что ты хочешь делать: разводить костер или идти за водой?" "Оставь, Петюля, я все сделаю сам". А если кто-нибудь ворчит, что костер плохой или что каша выкипает и Петя начинает горячиться, Леха утешает его: "Не обращай внимания, Петюля. Делай свое дело спокойно". Они, кроме того, что вместе дежурят, еще едят из одного котелка, и тогда тоже нежно препираются друг с другом: "Доедай, Леша". "Да нет, я уже ел, это осталось твое". И так далее в том же духе. Впрочем, взаимная нежность не мешает им изредка яростно спорить.
Таня с Владиком дежурят сравнительно спокойно. Таня оттеснена своим напарником на второй план - Владик все хочет делать сам: и солить, и мешать. Но зато на Танюшкину долю остается масса прочих дел, в том числе мытье посуды. При еде из котелка они постоянно ссорятся, так как вкусы их диаметрально противоположны.
Последняя пара - инструктор и летописец. Тут уже невозможно говорить о равенстве, ибо Сашка не может отрешиться от привычки командовать. Это дежурство весьма напоминает рассказ Тарапуньки о том, как он готовил яичницу.
Нет, инструктор не бездельничает. Он все время чем-то занят, например растирает сливки для какао или затируху, но все же успевает через каждые две минуты отдавать приказание:
- Подвинь чай влево, а кашу вправо!
- Закрой кастрюлю крышкой!
- Помешай!
- Оживи костер!
- Подвинь ко мне вот тот мешочек!
- Сполосни мне вот эту кружку!
Я внутренне киплю, но выполняю все приказания, твердо помня, что хладнокровие - одна из величайших добродетелей в походной жизни.
Итак, инструктор сел делать тесто.
Продукты сегодня отпускались завхозом в неограниченном количестве, так что готовить можно было свободнее, чем всегда. Пока инструктор священнодействовал с мукой, я, как всегда, моталась на черной работе - варила рис, растирала начинку, готовила варенье из черники, а также подавала инструктору то нож, то масло, то сковородку.
Ближе к вечеру сварившийся мусс был отнесен к ручью и опущен в воду, а инструктор с завхозом принялись за сервировку стола. Рис упорно не желал вариться, и, когда, наконец, я, взмокшая и распаренная у костра, решила снимать его с огня, было уже почти темно.