- Грешно это, ваша милость. Не следует разбрасываться тем, чем наделил нас Господь.
- Amen, милая. Мудрые девы всегда спасали меня.
- Те, что выходят к жениху со светильниками, полными масла, чье имя - милосердие Господне?
- Те, чья красота сияет в темноте, подобно путеводной звезде; те, что вдыхают огонь в измученные постом и покаянием души; те, что раздают любовь и веселье, а взамен получают золотые пояса, драгоценные цепи, серьги, кольца и монеты…
Сесса укоризненно покачала головой.
- Стало быть, разум вам возвращают неразумные. Много ли его прибывает в таком случае?
- За прибытком я не гонюсь. - Школяр попытался обнять девушку, но случайно или намеренно она ткнула его иглой. - Ай! А ты колючка!
- Не лезьте под руку, ваша милость, - строго произнесла служанка. - Я лишь слегка задела вас, а могла бы и поранить.
- Значит, ты ведешь жизнь чистую и безгрешную? - добродушно спросил Ренье, ничуть не досадуя на неудачу. - Нелегко, должно быть, тебе приходится.
- У меня есть жених, - чуть покраснев, ответила Сесса.
- А, так это его я видел сегодня у двери… Скользнул мимо меня, как тень, и скрылся, прежде чем я смог его рассмотреть.
- Не может быть! Вы ошибаетесь, ваша милость, Йоос здесь не появлялся. Я запрещаю ему сюда ходить.
- Если это не твой жених, то кто? Кто был здесь перед моим приходом?
Слова повисли в воздухе. Девушка вдруг уронила шитье и стиснула руки на коленях. Несмотря на тепло очага, в лицо ей как будто пахнуло холодом; рядом находился большой и сильный мужчина, но страх, охвативший ее, был так силен, что Сесса готова была сию же минуту кинуться прочь из дома. Усилием воли девушка подавила дрожь и изо всех сил сжала челюсти, чтобы зубы не стучали. Это показалось школяру странным: он подумал, не кроется ли здесь что-то еще, и почувствовал, как разгорается его любопытство.
VI
В темноте за стеной ожили скрипучие ступени.
- Кто там? - Ренье привстал, с трудом сохраняя равновесие - выпитое давало о себе знать. Испуганная девушка потянула его обратно:
- Там никого нет.
- Кто-то ходит.
- Нет, это скрипит старая лестница.
- Говорю тебе, там шаги.
- Это трещат рассохшиеся половицы.
- А я слышал иное - будто по ночам черти приходят щекотать пятки Хендрику Зварту! Это черта я видел сегодня у дверей? Пусти! - Ренье вырвал у нее руку и вскочил. - Черт или нет, я его поймаю!
Не слушая уговоров служанки, школяр бросился в темный проем, а оттуда вверх по лестнице. Ему чудилось, что впереди него кто-то идет, но когда он протягивал руки, то хватал лишь пустоту. На втором этаже все двери, кроме входа на чердак, были заперты - даже та, что вела в их с Андреасом комнату. Стояла мертвая тишина, Ренье не слышал ничего, кроме своего тяжелого дыхания. Потом внизу мелькнул свет, и слабый голос Сессы окликнул его. Школяру ничего не оставалось, как спуститься; но он никак не желал успокаиваться и стал расспрашивать служанку:
- Почему вдруг стало так тихо? Кто приходил в дом сегодня? Разве это секрет? Хозяева велели тебе молчать?
- Слушайте, - произнесла Сесса, - только прошу, ваша милость, не кричите больше. Хозяева будут недовольны, они не любят, когда их беспокоят. Если они узнают, что мы распивали с вами вино, достанется и мне, и старой Грит. Мы были на вечерней мессе, а потом господин Хендрик почувствовал себя плохо - с ним это часто бывает. Тогда они с хозяйкой запираются у себя в комнатах, и госпожа Мина ухаживает за братом. Лекаря они никогда не зовут, но часто посылают меня к Симону ван Хорсту, аптекарю. Его лавка через два дома от нас. Госпожа Мина пишет ему записку, а я отношу, и он взамен дает мне порошков, а порой горшки с мазями или бутыли с разными жидкостями, которые пахнут так, что у меня закладывает нос. Все это я отдаю прямо в руки хозяйке: Грит говорила, что они с господином Хендриком умеют делать лекарства. Но иногда Симон ван Хорст все же приходит и проводит там, наверху какое-то время. Наверное, это он стоял сегодня у двери… наверное, его впустила сама госпожа Мина…
- И это все?
Девушка подумала о медном горшке, принесенном из погреба, но все же кивнула.
- А ты видела, что в записках, которые хозяйка передает аптекарю? - продолжал допытываться пикардиец.
- Она всегда тщательно складывает их и запечатывает восковой печатью.
- Хм… а ты могла бы в следующий раз, когда они пошлют тебя туда, незаметно вскрыть печать и посмотреть?
От ужаса глаза Сессы стали круглые, как плошки.
- Что вы, господин Ренье… - прошептала она. - Как же можно?
Ренье насмешливо улыбнулся.
- Лучше узнать лишнее, чем ничего не узнать - так говорил мудрый Сенека. Дела твоих хозяев кажутся мне подозрительными. Нет ли здесь какой тайны? Я бы не прочь ее раскрыть.
Девушка в отчаянии всплеснула руками:
- Помилуй Боже, зачем это вам?!
- Затем, что в твоей любви, красавица, мне отказано. Чем еще заняться бедному школяру?
- Ах, ваша милость… - горестно вздохнула служанка. - Знаю, наш город маленький и скучный. У нас не устраивают пышных празднеств, и шествий, и представлений, и турниров, какие, я слышала, бывают в Брюсселе и Мехельне; приказом бургомистра бродячим актерам и музыкантам запрещено появляться в нашем городе - в противном случае с них возьмут штраф двадцать золотых гульденов и высекут плетьми перед ратушей. Чтобы узнать новости, наши соседи ходят на богомолье; а когда Яна Хрипуна приставили к позорному столбу за то, что он хотел украсть у соседа свинью, об этом говорили целый месяц. Вы и господин Андреас скучаете у нас, вам привычнее другая жизнь, другие люди. Вероятно, вы скоро покинете Ланде… Все же, прошу, ваша милость, не смотрите на нас свысока! Мы люди простые, но ведь и простота, случается, достойна уважения!
- А как быть с теми, кто в простоте своей предает душу дьяволу? - спросил Ренье.
Внезапно над их головами раздался громкий треск, а затем грохот и звон, словно на втором этаже обрушился шкаф с посудой. Послышался громкий стон - казалось, он идет сразу отовсюду; ему вторили частые женские всхлипы. Что-то опять грохнуло, и с потолочных балок слетело облако пыли. От шума на миг проснулась Грит, но тут же снова уронила голову на тюфяк. Наверху захрустело битое стекло, неверные заплетающиеся шаги проследовали к лестнице, хлопнула дверь, и слабый голос, дрожащий от рыданий, позвал из темноты:
- На помощь… помогите…
Сесса, бледная, как простыня, прижала руки к груди.
- Это госпожа Мина.
- Ага! Стоит помянуть черта, и он тут как тут! - Ренье взял свечу и вышел из кухни. Служанка последовала за ним.
Мину Зварт они увидели сразу: она стояла на лестнице, обеими руками цепляясь за перила и дрожа всем телом. Ее лицо было покрыто копотью, в которой безостановочно катящиеся слезы проложили две блестящие дорожки; огромные глаза казались белыми, как у слепца, и такими же незрячими, волосы в беспорядке свисали на плечи. При виде школяра и служанки женщина качнулась вперед и упала бы, если бы Ренье не подхватил ее.
- Спасите… спасите…
- Что это? - Сострадание пересилило страх Сессы, и она склонилась над хозяйкой. - Пресвятая заступница, Матерь Божья, кажется, у нее обожжено лицо…
- Нет, не у меня… - Госпожа Мина с неожиданной силой схватила ее за плечо. - Мой брат! Спасите моего брата!
Ренье кивнул и взял женщину на руки; вместе они поднялись на второй этаж и вошли в хозяйские покои. В первой комнате, маленькой и темной, пахло запустением, как будто здесь давно никто не жил. Во второй им в нос ударил кислый запах гари. Комнату освещала серебряная лампа, стоящая на низком столике. Даже в ее тусклом свете было видно, что мебель давно не чистили, а стены и потолок - в темных разводах копоти. Еще заметнее они были на светлом гобелене, закрывающим вход в следующее помещение.
- Хендрик! - срывающимся голосом выкрикнула госпожа Мина.
Из-за гобелена раздался долгий стон. Ренье отпустил женщину, Сесса подняла свечу, и тут оба увидели Хендрика Зварта - полускрытый гобеленом, он лежал на боку у самой стены. Здесь пахло еще сильнее - так, что начинала кружиться голова, и во рту появлялся металлический привкус.
- Святой Панталеон, спаси моего брата! - взмолилась госпожа Мина, вновь заливаясь слезами. - Он умирает?
Ренье оглядел бюргера.
- Не думаю, - сказал он, наконец. - Надо положить его на кровать.
Наклонившись, школяр подхватил Зварта, как ребенка, в то время как Сесса распахнула плотно закрытые ставни. Свежий ночной воздух окатил их, словно прибой. Напротив окна в алькове за резными дверцами находилась кровать, на нее уложили Хендрика Зварта, продолжавшего пребывать в беспамятстве. Госпожа Мина, тихо всхлипывая, примостилась рядом.
Сесса оглянулась: на столе рядом с лампой стояли кубки, чаши, бокалы и кружки, тарелки с присохшими остатками пищи и два таза с грязной водой. Между ними валялись мятые листы тонкого пергамента: одни были исписаны вдоль и поперек, другие - покрыты рисунками, на иных же не было ничего, кроме жирных пятен. В комнате царил беспорядок, но не сиюминутный, а прочный, устоявшийся. Даже перевернутая скамеечка, случайно сдвинутая в сторону, оставляла на пыльном полу четкий отпечаток. Вздохнув, девушка принесла с кухни воду и чистое полотно и стала осторожно смывать гарь с хозяйского лица. Под ней обнаружился большой ожог - правую сторону ото лба до шеи покрывали свежие волдыри, такие же были у Зварта на обеих кистях, а ногти обуглились и почернели.
Холодная вода не привела бюргера в чувства, зато стонал он почти непрерывно.
- Он не умрет? - Госпожа Мина схватила служанку за руки. - Скажи мне, он не умрет?