И вот наконец через месяц с небольшим после гибели Бернса, Акбар пришел и сказал, что намерен освободить меня. Я готов был расцеловать его, поскольку пребывание в неволе, да еще без единой афганской девчонки, способной меня утешить, уже изрядно наскучило. Но Акбар не был склонен шутить и попросил сесть, пока он будет говорить со мной "в присутствии вождей правоверных". С ним пришли трое его приятелей, и, как я понял, именно о них и шла речь. Одним из них был его кузен Султан Джан, он его уже приводил раньше, - парень с хитроватой рожей и раздвоенной бородой. Второго звали Мухаммед Дин - благообразный седобородый старикан, а третьего Хан Хамет - одноглазый головорез с физиономией конокрада. Все они расселись и уставились на меня. Говорил Акбар.
- Прежде всего, мой дорогой друг Флэшмен, - начал он, весь очарование, - должен сказать вам, что удерживал вас здесь исключительно ради блага ваших же соотечественников. Они сейчас в крайне скверном положении. Не знаю почему, но Эльфистан-сагиб ведет себя, как слабая женщина. Он позволяет толпе творить что ей вздумается, оставил безнаказанной смерть своих слуг и заставил своих людей испытывать самую горькую из всех обид для солдата - унижение, - держа их в лагере, пока афганская чернь насмехается над ними. Теперь его войска слабы сердцем - в них нет боевого духа.
Он замолчал, подбирая слова.
- Британцы больше не могут оставаться здесь, - продолжил Акбар. - Они утратили свою силу, и мы, афганцы, намерены изгнать их. Есть и такие, которые говорят, что надо перебить всех до единого - стоит ли напоминать, что я не из их числа? - Он улыбнулся. - Хотя бы потому, что это будет не так просто…
- Совсем не просто, - вмешался старый Мухаммед Дин. - Те самые феринджи брали форт Газни, я это видел, клянусь Аллахом.
- А с другой стороны, какой в этом смысл? - продолжил Акбар. - Белая Королева будет мстить за своих детей. Нет, они должны мирно уйти в Индию - вот за что я ратую. Я не враг британцам, просто они загостились в моей стране.
- Уж один из них точно провел здесь лишний месяц, - заявил я. Акбар засмеялся.
- Вы единственный из феринджей, Флэшмен, кого я буду рад видеть здесь столько, сколько вам будет угодно, - ответил он. - Но остальные должны уйти.
- Они пришли, чтобы посадить на трон Суджу, - сказал я. - И не бросят его в таком бедственном положении.
- Они уже согласились сделать это, - с ехидцей заметил Акбар. - Я лично обсудил все условия с Макнотен-сагибом.
- Вы встречались с Макнотеном?
- Именно. Британцы согласились со мной и вождями, и готовы выступить в Пешавар как только соберут достаточно провизии для марша и уничтожат лагерь. Согласно договоренности, Суджа остается на троне, а британцам гарантируется безопасный проход через перевалы.
Итак, мы покидаем Кабул. Меня не слишком волновал, но интересовал вопрос, как Эльфи и Макнотен станут объясняться в Калькутте. Вынужденные бесславно отступить, выбитые ниггерами - все это выглядело не слишком-то блестяще. Естественно, болтовня насчет Суджи, оставленного на троне, ни на секунду не затуманила мне глаз: как только мы уйдем, его спихнут, заточат в крепость и забудут про него навсегда. А человек, который займет его место, сидит сейчас передо мной и наблюдает за тем, как я перевариваю новости.
- Так, - произнес я наконец. - Здесь все ясно, но что делать мне? Если правильно понимаю, я должен костылять куда подальше вместе с остальными, не так ли?
Акбар наклонился ко мне.
- Возможно, в моем изложении дела выглядели несколько упрощенно. Существуют определенные трудности. Например: Макнотену требуется согласовать договор не только со мной, но и с дуррани, гильзаями, кизилбашами, и так далее - ведь все племена равны. И потом, британцы-то уйдут, а племена останутся, и кто тогда будет править?
- Шах Суджа, если следовать вашему рассказу.
- Он сможет править только при условии, что его поддержит большинство объединенных племен. При настоящем положении дел это будет затруднительно, поскольку они смотрят друг на друга искоса. О, Макнотен-сагиб вовсе не так глуп, как вы о нем думаете, - он стремится расколоть нас.
- А вы разве не в состоянии объединить их? Вы же сын Дост-Шохаммеда, и месяц назад на перевалах везде только и разговоров было, что об Акбар-Хане и что он за отличный парень.
Он засмеялся и захлопал в ладоши.
- Как учтиво с вашей стороны! Допустим, это так…
- Весь Афганистан твой, - рявкнул Султан Джан. - А что до Суджи…
- Я имею только то, что имею, - довольно резко оборвал его Акбар. - И этого недостаточно, если они считают, что я должен поддерживать Суджу.
На несколько секунд воцарилась напряженная тишина, после чего Акбар продолжил.
- Дуррани не любят меня, а они могущественны. Было бы неплохо подрезать им крылышки. Им и еще кое-кому. А после ухода британцев сделать этого не удастся. А вот с их помощью - можно успеть вовремя.
Эге, подумал я, вон куда ты клонишь.
- И вот что я предлагаю, - говорит Акбар, глядя мне прямо в глаза. - Макнотен может нарушить свой договор в отношении дуррани, и тем самым помочь мне в их низвержении. В обмен на это, я позволю ему - ведь после ухода дуррани и их союзников власть окажется у меня - остаться в Кабуле еще на восемь месяцев. На это время я становлюсь визиром у Суджи, правя от его имени. Страна утихомирится - настолько, что писк мыши в Кандагаре можно будет расслышать в Кабуле - и британцы смогут уйти с достоинством. Разве это не честно? Альтернативой является поспешное отступление сейчас, когда никто не может гарантировать безопасности, так как нет силы, способной удержать в узде дикие племена. А Афганистан будут раздирать на части враждующие между собой партии.
За годы своей не слишком честной жизни я заметил, что подлец, излагающий свой коварный план, больше старается убедить себя, чем слушателей. Акбар намеревался подложить свинью своим афганским врагам, и ничего более, тут и гадать было не о чем, но при том хотел выглядеть джентльменом - хотя бы в собственных глазах.
- Возьметесь ли вы передать мое секретное предложение Макнотен-сагибу, Флэшмен? - спросил он.
Я бы согласился, даже если бы он попросил меня передать предложение руки и сердца королеве Виктории, так что не задумываясь ответил "да".
- В качестве дополнительного условия вы можете передать, что я рассчитываю получить единовременно двадцать тысяч рупий, - добавил он, - и четыре тысячи в год пожизненно. Полагаю, Макнотен-сагиб найдет это разумным, поскольку я, возможно, спасаю его политическую карьеру.
И свою собственную, мысленно продолжил я. Ну да, визир Суджи! Едва дуррани уйдут, Судже помашут ручкой, и да здравствует шах Абар. Но мне на это было наплевать. Если что, я могу хвастать потом, что находился в приятельских отношениях с правителем Афганистана, - если, конечно, ему удастся стать таковым.
- Итак, - продолжил Акбар, - вам следует передать мои предложения Макнотен-сагибу лично, в присутствии Мухаммеда Дина и Хана Хамета, которые отправятся вместе с вами. Если вы сочтете, - на его лице блеснула улыбка, - что я не доверяю вам, друг мой, позвольте сказать, что я не доверяю никому. Вы лично здесь ни при чем.
- Мудрый сын, - проскрипел Хан Хамет, впервые открыв рот за все время, - не доверяет и матери.
Что ж, ему лучше было знать свою семью.
Я указал на то, что план может быть воспринят Макнотеном как предательский в отношении других вождей, а его роль - как бесчестная. Акбар кивнул.
- Я говорил с Макнотен-сагибом, припомните, - мягко сказал он. - Он же политик.
По его мнению, такой ответ являлся исчерпывающим. Я не стал спорить.
- Передайте Макнотену, что если он согласится, а я полагаю, согласится, - продолжил Акбар, - то ему нужно будет прийти на встречу со мной к форту Мохаммеда, за стеной лагеря, послезавтра. Ему следует иметь при себе достаточно людей, чтобы по условному сигналу захватить дуррани и их союзников, которые придут со мной. После чего мы решим все дела к нашему общему удовольствию. Это принимается? - и он обвел взглядом своих товарищей, а те закивали в знак согласия.
- Скажи Макнотен-сагибу, - сказал Султан Джан с мерзкой ухмылкой, - что если он захочет, то может получить голову Аменула-хана, того самого, который напал на Резиденцию Секундара Бернса. И еще, что мы, барукзии, в этом деле заодно с гильзаями.
Если барукзии спелись с гильзаями, то Акбар, похоже, твердо стоит на ногах. Макнотен должен думать также. Но я, глядя на четыре эти рожи - умильную Акбара и трех его подельников, чуял, что от всей этой истории идет душок похуже, чем от дохлого верблюда. Доверять этой шайке стоило не больше, чем змеям Гюль-Шаха.
Но на лице моем не дрогнул ни единый мускул, и после полудня охрана военного городка уже с изумлением пялилась на лейтенанта Флэшмена, облаченного в доспехи воина-барукзия, в сопровождении Мухаммеда Дина и Хана Хамета скачущего к ним прямиком из Кабула. Меня уже с месяц как похоронили, посчитав разорванным на куски, как и Бернса, а я вот он, тут как тут, живой и невредимый. Весть распространилась как пламя, и у ворот нас уже встречала толпа во главе с Колином Макензи.
- Откуда, черт побери, вы взялись? - спросил он, тараща на меня свои голубые глаза.