Избавившись наконец от посетителя, я прибег к помощи бренди, и положение дел показалось мне уже не таким скверным. По крайней мере мне теперь не приходилось ломать голову, на ком жениться, и если у вас есть деньги, то жена - не такая уж страшная обуза. Вскоре нам предстоит уехать из Шотландии, и я никогда больше не увижу ее проклятую родню. Оставалась только одна проблема, зато большая - что я скажу отцу? Ни за что в жизни я не мог предугадать, как сатрап воспримет это событие. Конечно, вряд ли он отречется от меня, но скорее всего, устроит мне горячую встречу.
Я не стал ничего ему сообщать, пока дело не сделано. Произошло это в аббатстве Пэйсли. Здание было мрачным, а вид постных физиономий моих новых родственников со стороны невесты вызвал бы у вас тошноту. Моррисоны опять стали разговаривать со мной и держались на публике очень учтиво: все должно было выглядеть как любовь с первого взгляда, наповал сразившая красавца гусара и очаровательную провинциалочку, так что со мной обращались, как с образцовым зятем. Однако эта скотина Эберкромби держался поблизости, приглядывая, не собираюсь ли я дать деру, и в целом мероприятие оставило у меня крайне неприятный осадок.
Когда все было кончено, и гости, по старинному шотландскому обычаю, принялись напиваться в стельку, родители проводили меня и Элспет к экипажу. Нализавшийся папаша Моррисон устроил целый спектакль.
- Моя крошка! - гундосил он. - Бедная моя крошка!
Его бедная крошка, должен сказать, выглядела совершенно очаровательно, и нервничала не более, чем если бы ей предстояло выбрать пару перчаток, а не выйти замуж. Все происходящее она воспринимала без малейшего волнения, не выказывая ни огорчения, ни радости, и это, надо сказать, слегка задевало меня.
Папаша продолжал причитать, но, повернувшись ко мне, смог только издать тяжкий вздох и уступил место жене. Тут я хлестнул лошадей, и мы покатили прочь.
Ни за что в жизни мне не вспомнить, где мы провели медовый месяц: в каком-то съемном коттедже на побережье, но где именно - пробел. Элспет ни во что не вникала, и единственное, что выводило ее из состояния летаргии - наличие в ее кровати мужчины. Она оказалась более чем охоча до постельных игр: я научил ее нескольким трюкам Жозетты, которые ей очень понравились, и ко времени возвращения в Пэйсли был вымотан напрочь.
А там меня ждал удар, да такой, какого, полагаю, мне не приходилось переживать никогда в жизни. Вскрыв письмо и прочитав его, я в первый момент лишился дара речи. Чтобы вникнуть в его смысл, мне пришлось перечитать письмо еще раз.
"Лорду Кардигану (значилось там) стало известно о браке, заключенном недавно между офицером его полка мистером Флэшменом и мисс Моррисон из Глазго. Это событие его светлость намерен понимать так, что указанный мистер Флэшмен не желает продолжать службу в Одиннадцатом гусарском (Принца Альберта полку), но хочет либо подать в отставку, либо перевестись в другой полк".
И это все. Подписано было Джонсом - подхалимом Кардигана.
Видимо, я что-то произнес, поскольку Элспет подошла ко мне. Обняв меня, она поинтересовалась, в чем дело.
- Дела скверные, - ответил я. - Мне нужно немедленно отправляться в Лондон.
При этих словах она завизжала от восторга и принялась возбужденно щебетать о больших перспективах, о выходе в свет, о жительстве в столице, о встрече с моим отцом (спаси, Господи) и тому подобной чепухе. Я чувствовал себя слишком разбитым, чтобы обращать на нее внимание, и просто сидел среди коробок и чемоданов, перенесенных в нашу спальню из экипажа. Помнится, я разок обругал ее дурой и посоветовал придержать язык, что заставило ее замолчать, но не более чем на минуту; потом она снова принялась за свое, горячо обсуждая вопрос, стоит ли ей нанять французскую горничную или обойтись английской.
Все время по пути на юг я пребывал в ярости и сгорал от нетерпения увидеться с Кардиганом. Я догадывался, что произошло: чертов дурак прочитал объявление о свадьбе и счел Элспет "недостойной партией" для одного из своих офицеров. Для вас это, наверное, звучит дико, но в те дни такое было принято в полках, подобных Одиннадцатому. Дочери людей из общества считались подходящими, но отпрыски торговцев или представителей средних классов были анафемой для его высоковознесшейся светлости лорда Кардигана. Но я не позволю ему задирать передо мной нос, если ему вздумается. Так я убеждал себя, будучи совсем молодым и зеленым.
Для начала я отвез Элспет домой. Во время медового месяца я отписал отцу, и он прислал мне ответ: "И кто же, Бога ради, эта несчастная? Понимает ли она, во что вляпалась?" Так что на этом фронте все было в порядке. И первым человеком, которого мы встретили, прибыв в дом, оказалась Джуди, облаченная в костюм для верховой езды. Увидев Элспет, она удостоила меня ироничной улыбки: хитрая бестия, видимо, догадывалась, что явилось причиной свадьбы. Но я не остался в долгу.
- Элспет, - говорю я. - Это Джуди, содержанка моего отца.
При этих словах щеки ее вспыхнули, и я оставил женщин продолжать знакомство, а сам отправился искать сатрапа. Его, по обычаю, не оказалось дома, так что я направился прямиком к Кардигану, которого нашел в его городском доме. Поначалу, получив мою карточку, он отказался принять меня, но я отшвырнул лакея в сторону и ворвался внутрь.
Разговор обещал быть жарким, на высоких тонах, но этого не случилось. Едва взглянув на него, одетого в утренний халат и выглядящего так, словно он только что присутствовал на разводе у самого Господа Бога, я ощутил, как боевой дух выходит из меня. Когда лорд поинтересовался, что послужило причиной моего вторжения, я еле-еле сумел выдавить вопрос: по какой причине он выгоняет меня из полка?
- Из-за вашей женитьбы, Фвэшмен, - отвечает он. - Вам сведоваво представвять себе посведствия этого шага. Это недопустимо, вы же знаете. Веди, без всякого сомнения, яввяется достойной моводой женщиной, но по происхождению она - никто. При таких обстоятевьствах ваша отставка - дево решенное.
- Но она из хорошей семьи, милорд, - говорю я. - Уверяю, ее родители - уважаемые люди. Отец…
- Ввадевец фабрики, - оборвал он меня. - Ну-ну. Так не пойдет. Дорогой сэр, неужеви вы не думаете о своем повожении? О своем повке? Что я довжен ответить, есви меня спросят: "А кто жена мистера Фвэшмена? Да ее отец ткач из Гвазго, разве вы не знаете?" - Так что ви?
- Но это убьет меня! - я готов был зарыдать, натолкнувшись на снобизм этого тупоголового субъекта. - Куда я направлюсь? В какой полк меня возьмут после того, как выгонят из Одиннадцатого?
- Вас не выгоняют, Фвэшмен, - весьма любезно заметил он. - Вы уходите в отставку. Это разные вещи. Ну-ну. Вас переведут. Это не свожно. Вы нравитесь мне, Фвэшмен, я возвагав бовьшие надежды на вас, но вы разрушили их своей гвупостью. Не скрою, я быв невероятно взбешен. Но я помогу вам: у меня есть связи в Конной гвардии, смею вас уверить.
- Куда же меня направят? - тоскливо спросил я.
- Я подумав об этом, позвовьте вам заявить. Было бы неправивьно переводиться в другой повк здесь, в Ангвии. Повагаю, двя вас вучше будет отправиться в ковонии. В Индию. Да…
- В Индию? - я в ужасе уставился на него.
- Да, именно. Там и деваются карьеры, разве вы не знави? Посвужите там несковько лет, и история с вашей отставкой забудется. И по возвращении домой можете рассчитывать на новое назначение.
Он был так мягок, так убедителен, что у меня не нашлось возражений. Теперь я понимаю, что он думал обо мне тогда: в его глазах я выглядел ничуть не лучше, чем те "индийские" офицеры, которых он так презирал. О, да, на свой лад Кардиган был добр со мной: в Индии действительно можно было "одевать карьеру" - для того, кому не оставалось иного шанса и кому удастся выжить среди лихорадки, жары, чумы и враждебных туземцев. В тот момент мои акции оказались на самой низшей точке: я почти не видел его бледной аристократической физиономии, не слышал этого мягкого голоса. Все, что я чувствовал - это глухую ярость, и глубоко укоренившееся убеждение - куда бы я ни поехал - это будет не Индия, и даже тысяча Кардиганов не заставит меня.
- Значит, ты едешь? - сказал отец, когда я рассказал ему все.
- Да будь я проклят, если поеду, - ответил я.
- Ты будешь проклят, если не поедешь, - весело хмыкнул он. - А что тебе еще остается делать?
- Уйду со службы.
- Ничего подобного, - отрезал папаша. - Я купил тебе эполеты, и ты будешь носить их.
- Ты не сможешь меня заставить.
- Верно. Но с того дня, как ты их снимешь, ты не будешь получать от меня ни единого пенни. Как ты тогда станешь жить, а? Да еще содержать жену? Нет-нет, Гарри, раз заказал волынку, плати волынщику.
- Ты считаешь, что я должен ехать?
- Именно так. Послушай-ка, сын мой и, возможно, мой наследник. Я объясню тебе, что к чему. Ты мот и мошенник, - должен признать, что в этом есть и моя вина, но это к слову. Мой отец тоже был мошенником, но я стал, в некотором роде, человеком. Такой шанс есть и у тебя. Но только в том случае, если тебя не будет здесь. Тебе необходимо загладить последствия своего безрассудства - и это означает путь в Индию. Ты меня понимаешь?
- Но как же Элспет? Ты знаешь, что там не место для женщин.
- Тогда оставь ее здесь. Хотя бы на первое время, пока немного не обустроишься. А она лакомый кусочек, эта девочка. И не смотрите на меня такими жалобными глазами, сэр: как-нибудь обойдетесь без нее до поры. В любом случае в Индии тоже есть женщины, и ты можешь творить все, что заблагорассудится.
- Но это нечестно! - вскричал я.
- Нечестно? Значит так: запомни раз и навсегда: в этом мире все нечестно, юный остолоп. И перестань бубнить, что не можешь уехать и оставить ее - здесь ей ничего не грозит.