В рубке матрос, поглядывая на компас, медленно перебирает ручки большого рулевого колеса. Павел Григорьевич Миловзоров, увидев Ушакова, на секунду отрывается от вычислений и снова склоняется над картой. Она покрыта его карандашными пометками. Каждый час приносят в рубку данные о глубинах и температуре воды. Капитан тихонько напевает в усы. Видимо, все идет как надо.
- Откуда мы все-таки будем подходить к острову? - спрашивает у него Ушаков.
- Все зависит ото льдов, - отвечает Миловзоров, - Как они прикажут. А льды…
Капитан почему-то внимательно смотрит на небо.
- Видите? Утки летят. На запад.
- Пусть себе летят, - усмехается Ушаков. Он понимает, что капитан неспроста заговорил о птицах.
- Это хорошо, Георгий Алексеевич, что они летят. Утки нас уму-разуму учат. Подсказывают обстановку.
- Что же они сказали вам, эти утки? - Ушакову нравится уверенность Миловзорова, его успокаивающая рассудительность.
- Не так уж мало утки говорят. Птицы обычно добывают себе корм у плавающих льдов. И если они летят от берегов Америки, то, выходит, льдов у тех берегов нет. И прямо по нашему курсу тоже нет. А вот западнее… Скорее всего, ветер прижал льды к острову Врангеля. Придется нам с ними повоевать.
Миловзоров провожает глазами большую стаю уток.
- Что поделывают ваши эскимосы, товарищ начальник острова Врангеля?
- Чаи гоняют. По-моему, это их самое любимое занятие.
- Да чем им еще тут заниматься, на пароходе? Спать да чаи гонять. Пусть отсыпаются. И вам бы надо как следует отдохнуть.
Ушаков выходит из рубки. Ветер заставляет его застегнуть куртку. С кормы доносится раздирающий душу вой. Собаки. Жуть.
Сто собак Ушаков купил в бухте Провидения, да еще собаки эскимосов… Они не дают пассажирам "Ставрополя" соскучиться. Лают, визжат, воют с раннего утра до позднего вечера. В больших деревянных клетках мычат быки, хрюкают в загончике свиньи. Не пароход, а настоящий зверинец.
И еще на палубе - гидроплан, крепко прихваченный канатами. Около него дежурит летчик Кальвица со своим механиком.
У борта стоит Иерок. Старый охотник покуривает трубку, ветер вырывает из нее искры. Иерок задумчиво смотрит в море. Там, далеко-далеко, виден фонтан кита.
- Умилек! Если бы у эскимосов был вельбот с мотором, они бы всегда добывали мясо. С мотором легко догнать и убить самого большого кита.
Мотор… Сейчас не до него - снабдить бы переселенцев самым необходимым. Грустно было смотреть на их имущество, когда они грузили его на пароход. Грязные истертые шкуры, ржавое оружие. Бедняки. У Етуи нет ружья. Кивъяна без яранги. На всех один вельбот, одна байдара, полсотни патронов да полторы упряжки собак.
- Пока поживем без мотора, Иерок. Но через несколько лет у эскимосов будет мотор. Обязательно будет. И мы поохотимся с тобой.
Иерок выбивает остатки табака из трубки. Табак с пеплом летит в холодные волны.
- Нунивагым палигвига, - говорит Иерок и ежится на ветру. - Так эскимосы называют этот месяц. Месяц сбора съедобного корня нунивака. А потом будет палигвик, месяц увядания. Зима скоро, умилек, придут метели.
Иерок сплевывает за борт и уходит с палубы.
Ушаков снова идет по пароходу. Собаки, гремят цепями, заглядывают ему в глаза. Ушакову очень нравятся эти собаки - умные и трудолюбивые лайки.
- Нунивагым палигвига, - Георгий Алексеевич с трудом выговаривает эскимосское название августа. Ему нужно быстро выучиться языку эскимосов.
Через полчаса Ушаков сидит в своей каюте, в гостях у него врач Савенко и Павлов. Вместе с Савенко он забрасывает Павлова вопросами о жизни эскимосов.
- Поживете немного с ними и сами все увидите. Потерпите.
- Я уже теперь должен многое понять, - серьезно говорит Ушаков. - Ивась, это просто необходимо.
- Хорошо, - сдается Павлов, - Я постараюсь. Расскажу, что знаю.
- Хотя бы такое… Для начала, пусть мелочь… - Ушаков откидывается на лавке. - На берегу я заходил в яранги. Видел, кипятят воду для чая. Но стоило воде закипеть, в нее бросали камень. Зачем?
- Эскимосы обычно не дают воде закипать. А если она вскипела - считается, хозяйка, недоглядела, - в котел бросают кусок снега или холодный камень. Вот и все!
- Ясно про чай. Теперь…
- О медицине эскимосской не забудьте, - перебивает Савенко. - Я бы даже просил начать с нее. Согласитесь, Георгий Алексеевич, это очень важно.
- У-ух, - Павлов расстегивает ворот рубашки, - Давайте о медицине. Доктор, я вижу, сгорает от нетерпения; Я от этой эскимосской медицины здорово пострадал. Инкали, теща моя, так лечила, что меня отстранили от работы в школе.
- Ничего не понимаю, - пробормотал Савенко и снял очки. Похлопал светлыми ресницами, водрузил очки на нос. - Какое отношение имеет ваша уважаемая теща к школе?
- Сейчас узнаете. Эскимосы, как и все смертные, болеют. Тут они ничем не отличаются от нас. А вот объясняют эти болезни, лечатся… Скажите, доктор, отчего у человека болит живот?
- Причин может быть много. Отравление например. Или язва желудка.
- Выходит, вы в медицине не разбираетесь, с точки зрения эскимосов. Если болит живот, в этом виноват злой дух Аксялъюк. А другой злой дух, Агрипа, делает так, что больно колет в боку. Еще один дух, Кийутук, специализируется на туберкулезе. Эскимосы, они этому верят, болеют по двум причинам: либо прицепился злой дух, либо наслал болезнь шаман.
- Черт с ними, с духами и шаманами. Лечатся, лечатся-то они как?
- Одно очень крепко связано с другим. Раз болезнь наслал шаман, значит, и изгнать ее может только шаман. Надо идти к нему. А с духами поступают иначе. От злых духов защищает "наюгиста" и "агат".
Павлов оглядел каюту Ушакова взял со стола коробочку из кости.
- Вот "наюгиста". Обычно это старая вещь. Какая-то поделка из кости, бусы, наконечник отслужившего гарпуна. Как только они превращаются в "наюгиста", сразу же начинают защищать человека от злых духов и насылаемых ими болезней. За это "наюгиста" обмазывают жиром и кровью убитого зверя.
- Удивительно, - развел руками Савенко, - Мистика, средневековье. Я, право, не уверен, смогу ли конкурировать с такими наюг… наюга… наюгистами. А если кого-то вылечу, неужели меня тоже обмажут кровью и жиром?
- Не знаю, - засмеялся Павлов. - Эскимосы просто не имели дела с настоящими врачами.
- Та-а-ак, - протянул Савенко. - Хорошо. Предположим, этот ваш "наюгиста" проглядел, не защитил от болезни. Тогда что?
- Тогда наступает очередь "агата". Это тоже какой-нибудь предмет, но необычный. Например, череп моржа с тремя или четырьмя клыками. Такие встречаются. Или камень особой формы. "Агат" берет болезнь на себя. Знаю это по собственному опыту. Когда я ушиб ногу, Инкали достала свой "агат" - копыто горного барана, - погрела его над лампой и приложила к больному месту. А потом дула на копыто, как бы сдувая перешедшую на него болезнь.
- И за это вас отстранили от преподавания?
- Нет, в другой раз. Я заболел воспалением легких. Это серьезная болезнь, и она уже требует жертвы - "ныката". Жертва приносится богу. Эскимосский бог, видимо, не очень разборчив, его вполне удовлетворяет кусок байдары, вельбота. И еще эскимосский бог слабоват глазами. Поэтому "ныката" обвязывают красной тряпкой, выносят на улицу и поднимают повыше, чтобы бог заметил жертву. Иногда, очень редко, в жертву приносят собаку. Вот у меня… Я был без памяти, и Инкали убила собаку. А меня обвинили в шаманстве, сняли с работы. Правда, ненадолго. Разобрались быстро, что я не виноват.
- С вашей тещей надо держать ухо востро, - заметил доктор.
- Она замечательная женщина, - вырвалось у Павлова. - Я давно уже живу с эскимосами. И должен сказать вам, что эти люди достойны самого глубокого уважения. Они, конечно, наивны, неграмотны, верят в духов и шаманский бубен, но их надо понять.
- Да, понять, - согласился Ушаков. - Но сначала - узнать. Вот и помогите, Ивась.
- Запомните основное: эскимос - это охотник. Он просто обязан быть хорошим охотником. Иначе не прокормиться самому, нс прокормить семью. Он должен уметь убить тюленя, моржа, даже кита. Можно сказать, что главный смысл его жизни - это охота и что охота - это единственный источник его жизни.
Павлов кашлянул.
- Чайку бы. В горле что-то першит.
- Вы как эскимос. Без чаю и часа не проживете.
- Привык. Мне многие обычаи, привычки эскимосов нравятся. Неплохо бы их перенять тем, кто считает эскимосов отсталыми. Они никогда ничего не украдут. Найдут какую-нибудь вещь и спрашивают всех: "Твоя? Тебе принадлежит?" И если только хозяин нс объявится, возьмут эту вещь себе. Эскимосы не лгут. Нет ничего хуже, чем прослыть лгуном. Такой человек сразу теряет уважение.
- Не знаю, удастся ли, - задумчиво проговорил Ушаков, - но вот подружиться бы с ними…
- Это не трудно. На добро эскимос отвечает добром. Только запомните: надо быть с ними честным. Надо уметь делать все то, что-умеют они. Хорошо стрелять, управлять упряжкой собак. Снять шкуру с медведя, разделать тушу моржа. Иначе они не станут с вами считаться. И скажут: "Ты не умеешь жить". Это самое сильное оскорбление для эскимоса. А если вы завоюете у них авторитет, то услышите: "Ты все делаешь, как эскимос". Это высшая похвала.
Ушаков взглянул на Павлова и сказал:
- У меня выбора нет. Я должен услышать: "Ты все делаешь, как эскимос".