- Нечего сказать, хорош купчишка! - воскликнул артиллерист. - Сперва пил с солдатами за здоровье короля, а ведь это значит, что ему по душе наш мундир! Потом мы ударили по рукам в знак того, что он завербован, а теперь он вдруг вздумал отпираться!
У Эспена затряслись руки и ноги. В эту минуту он охотно променял бы шумное общество в трактире на темную пустынную дорогу, еще недавно казавшуюся ему такой зловещей.
- Да что вы, господин военный! - простонал он чуть не плача. - Я старый человек, какой из меня солдат? К тому же у меня подагра и ноги плохо ходят.
- Это твое дело, - прогремел артиллерист, - не стану же я таскать тебя на руках!
- Говоря по правде, - вмешался барабанщик, - солдат из него и впрямь никудышный!
- Видит бог, - со слезами подтвердил Эспен, - совсем никудышный!
- Так уж, видно, придется ему выставить за себя кого-нибудь другого!
- Да, иного выхода нет, разве что он откупится деньгами!
Эспен уже начал понимать, куда клонят шведы. От этого страх его несколько поубавился, и он спросил со вздохом:
- Во сколько же мне это встанет?
- Да самое малое пятьдесят ригсдалеров серебром.
- Пятьдесят ригсдалеров серебром! - повторил купец, закатывая глаза к темному дощатому потолку. - Да я таких денег отродясь в руках не держал!
- Что ж, коли так, нашему королю Карлу будет больше пользы от доброго воина, чем от каких-то пятидесяти монет. А по тебе, купец, видно, что со временем ты станешь отличным солдатом.
- Делайте со мной, что хотите, но клянусь, нет у меня таких денег!
- Как ты полагаешь, дружище, может, снизойдя к бедности нашего купца, скостить эту сумму до тридцати ригсдалеров?
- Пожалуй, - отвечал артиллерист, - но уж больше не уступай ни одного скиллинга!
- Постойте, добрые люди! - воскликнул Эспен. - Я выслушал ваше предложение. Теперь выслушайте мое.
- Давай выкладывай!
- У меня нет таких больших денег, каких вы требуете, но сейчас я держу путь в замок Юнгсховед, что в одной миле отсюда, там живет мой приятель, который, может статься, ссудит мне эти деньги. Так что, если кто из вас согласен проводить меня в замок, он и деньги получит, и еще кое-что заработает за свой труд.
- Не худо придумано, - ответил барабанщик, поднимаясь со скамьи. - Пошли в Юнгсховед! А то ведь уже и впрямь поздно.
На какое-то мгновение Эспен заколебался. Затем, подойдя к Иверу, тронул его за плечо:
- Готовы вы идти дальше, приятель?
- Готов, - отвечал Ивер, поднимаясь с места.
- Я подожду тебя здесь, в трактире, - сказал артиллерист, располагаясь ко сну на скамье.
Эспен плотно застегнул ворот камзола, натянул на уши шапку, затем взял свою палку и вместе с барабанщиком вышел из трактира. Ивер задержался в комнате. Подойдя к трактирщику, он шепнул:
- Живо, Якоб, наполни-ка мне трехчетвертную бутыль медом и водкой - того и другого поровну. Завтра на обратном пути я с тобой расплачусь.
Трактирщик бросился к стойке.
- Не беспокойся, Ивер, - прошептал он в ответ, смешивая напитки, как его просили, - расплатишься со мной, когда сможешь.
Получив бутыль, Ивер вышел из комнаты, вытащил из-под соломенной крыши саблю и бросился догонять своих попутчиков.
Эспен заметно приободрился оттого, что теперь его сопровождал шведский солдат, который был заинтересован в его благополучном прибытии в Юнгсховед.
Ивер молча следовал за ними, размышляя о том, каким способом отделаться от барабанщика. Когда они отошли на изрядное расстояние от трактира, он вынул из кармана бутыль и крикнул:
- Прошу вас, господин купец! Отпейте глоток из этой бутыли! Очень полезно от холода!
- Эй ты, мужичье! - воскликнул барабанщик. - Ты, значит, носишь с собой водку? А ну, дай пригубить!
Ивер протянул ему бутыль.
- Ух ты! - крякнул швед, отхлебнув из бутыли сколько было можно. - Глотку жжет хуже огня, но ты верно сказал: от холода это большая подмога.
Отпив из бутылки еще несколько глотков, он заткнул ее пробкой и крикнул Иверу:
- Я сам ее понесу, чтобы тебе легче было!
Сунув бутылку в карман, он зашагал дальше. Эспен подозрительно покосился на Ивера, но тот только улыбнулся в ответ. Теперь он добился того, чего хотел.
Крепкий напиток скоро возымел свое действие. Швед все время жаловался на холод и всякий раз отпивал из бутыли большой глоток. Скоро он затянул песню и начал пошатываться, ноги у него заплетались. Эспен попытался было выманить у него бутыль, но барабанщик лишь еще отчаяннее вцепился в нее. Скоро ноги и вовсе перестали его слушаться. Его шатало из стороны в сторону, а потом он свалился на землю. Эспен тщетно пытался его поднять.
- Брось ты это, приятель! - сказал Ивер. - Шведа нам все равно на ноги не поставить.
- Это все ваша вина! - сердито отозвался купчишка. - Зачем вы дали ему бутыль?
- Нет уж, господин купец! Это твоя вина! А теперь давай потолкуем с глазу на глаз!
- О чем это вы? - спросил Эспен, весь дрожа от страха.
- Куда ты спрятал письмо, которое обещал отнести в Юнгсховед шведскому полковнику?
- Письмо? Полковнику? - пробормотал Эспен. - Нет у меня никакого письма.
- Зря отпираешься! Я ведь был в горнице, когда Тюге Хёг его писал, а потом вышел тебя проводить.
- Господи помилуй и спаси меня, бедного! - простонал купец, опускаясь перед Ивером на колени и воздевая руки к небу. - И не совестно вам возводить на меня напраслину? В Вордингборге у меня жена и трое безвинных крошек.
- Письмо! Давай письмо! - приказал Ивер, вынимая из-за пазухи пистолет.
- Да нет у меня никакого письма! - всхлипывая, уверял Эспен. - Раз уж вы слышали все, что говорилось у ленсмана, так уж, верно, знаете, что Тюге Хёг напоследок передумал и не стал посылать письмо, решив, что сам поедет в Юнгсховед завтра утром. Он сказал мне это, когда провожал меня, а сегодня я иду в Юнгсховед по своим делам.
- А ну-ка, покажи свои карманы! - распорядился Ивер, не зная, чему верить.
- Извольте! - отвечал Эспен, вытянувшись перед ним.
Ивер тщательно обыскал одежду купца, посмотрел в карманах, в рукавах, ощупал подкладку, но письма не нашел.
- Теперь вы мне верите? - спросил Эспен.
- Как видно, придется поверить, - удрученно отозвался Ивер.
Они пошли дальше, впереди - купец, а за ним - Ивер, недоумевая, куда же могло деться письмо.
- Стой! - спустя минуту окликнул он купца. - Давай-ка я загляну в твои ботинки.
- Глядите, - отвечал Эспен и, опираясь на палку, снял сначала один, затем другой ботинок,
Письма в них не было.
И снова путники зашагали дальше. И снова Ивер остановил купца:
- Я забыл осмотреть твою шапку!
Сняв шапку, Эспен протянул ее Иверу, и по губам его скользнула легкая, едва заметная улыбка. Однако острый, проницательный взгляд Ивера тут же ее уловил, - участь Эспена была решена.
За поворотом уже виднелась конечная цель их пути - замок Юнгсховед теперь отчетливо выступал на фоне леса, темной полосой тянувшегося по снежному покрывалу. Купец облегченно вздохнул; с каждым шагом он все дальше уходил от грозящей ему опасности. Он уже различал черные силуэты часовых на валах; на башенных шпилях, поскрипывая, вертелись флюгера. Путники подошли к подъемному мосту. Силы Эспена были на исходе, однако теперь он шагал шире и быстрее прежнего. И вдруг Ивера осенила догадка. Он ухватился за палку Эспена, но купчишка резко дернул ее к себе. Тогда Ивер схватил купца поперек туловища и, подняв его над перилами моста, сбросил в ров.
Он услышал сдавленный крик, затем слабый стон. С вала грянул ружейный залп, но Ивер метнулся в сторону и убежал.
Сбрасывая купца в ров, Ивер выхватил у него палку - бузинный сук. Сердцевина у него была выскоблена, и в образовавшееся отверстие Эспен спрятал письмо.
ИВЕР УБЕЖДАЕТСЯ В ПРОЖОРЛИВОСТИ КРЫС, А СВЕН ВСТРЕЧАЕТ СТАРЫХ ЗНАКОМЫХ
Неподалеку от Хёфдингсгорда стоял домишко, почти совсем скрытый холмами, обступившими его с трех сторон.
В этом домишке на чердаке, на высокой куче соломы, лежали двое. Одним из них был Там, - читатель, наверно, помнит его неудачную попытку выдать шведам Свена. Рядом с ним примостилась его жена-Головешка. Минувшей ночью ей удалось обмануть своих стражей и убежать из вордингборгской Гусиной башни.
Незадачливый Там уже некоторое время жил в этом домишке, после прихода шведов покинутом его обитателями. Он почел за благо обретаться на чердаке, во-первых, потому что на соломе было куда теплее спать, чем в комнате на глиняном полу, а во-вторых, потому что здесь надежней было спрятаться от людей, убрав стремянку и закрыв чердачный люк.
Головешка так глубоко зарылась в солому, что из нее торчала только ее голова. А Там прильнул к дыре, которую сам же проделал в соломенной крыше: отсюда он мог видеть каждого, кто прейдет до дороге мимо дома.
- Что же ты, муженек? - воскликнула Головешка, закончив свой рассказ о том, как ей хитростью удалось убежать из башенной тюрьмы. - Что же ты уставился на меня и молчишь? Ты должен бы радоваться, что я наконец вернулась к тебе!
- Да, да, конечно, - по обыкновению прошепелявил Там с выражением полного равнодушия на лице, - жаль только, что ты не прихватила с собой кусок хлеба: мне чертовски есть хочется.
- Бог знает, что ты мелешь! - насмешливо возразила ему жена. - До хлеба ли мне было, когда я только и думала, как бы выбраться из темницы и вернуться к моему дорогому муженьку! Нашел бы ты себе лучше какую-нибудь работу, вот и были бы у нас деньги на хлеб!