Интонация была повелительная, резкая, свидетельствующая о решительном и своенравном характере девушки.
Вместе с тем он почувствовал, что одной рукой его заставляют лечь спиной на подушку, а другой осторожно поддерживают сзади, смягчая падение.
- Вы пролежали без сознания целые сутки, - добавила она, - мне пришлось взять все хозяйство на себя. Вы не встанете с постели, пока я вам этого не разрешу, не раньше. Скажите, какое лекарство вы принимаете? Хинин? Вот порошок в десять гран. Так, хорошо. Вы должны меня слушаться.
- Милая барышня… - запротестовал он.
- Замолчите, вам не позволяется говорить, - перебила она его, - то есть спорить нельзя. Говорить что-нибудь другое вы можете.
- Но плантация…
- Плантация не нуждается в вашей смерти. Не хотите ли узнать что-нибудь обо мне? Ваше молчание обижает меня. Я потерпела кораблекрушение, а вам до меня, как будто, нет никакого дела, и у вас только и разговора, что об этой злосчастной плантации. Разве вы не чувствуете, что я сгораю желанием рассказать кому-нибудь о моем первом кораблекрушении?
Шелдон улыбнулся. Это была первая его улыбка за все эти долгие, мучительные недели. И улыбку эту вызвали не столько сами слова, сколько сопровождавшее их выражение лица этой девушки, веселое, шутливое и лукавое в одно и то же время, ее смеющиеся глаза и уморительные гримасы. Его заинтересовало, сколько ей может быть лет, и он ответил:
- Да, пожалуйста, расскажите!
- Нет, не стану, теперь не стану, - возразила она капризно, тряхнув головкой. - Я найду себе какого-нибудь другого собеседника, которого не придется упрашивать выслушать интересную историю моих приключений. Прежде всего мне нужны ваши указания. Когда надо звонить в колокол на полевые работы, я уже знаю, но этим ограничивается почти все то, что мне удалось выведать до сих пор. Я не понимаю диковинного жаргона ваших людей. Когда им звонить на обед?
- В одиннадцать часов. Во втором часу они снова принимаются за работу.
- Хорошо, благодарю вас. А теперь извольте сказать, где находится ключ от кладовой? Мне нужно накормить своих людей.
- Ваших людей?! - воскликнул он с ужасом. - Консервами? О, нет! Пошлите их в людскую: пусть обедают вместе с рабочими.
Глаза девушки сверкнули так же, как и третьего дня, и брови ее так же точно насупились.
- Этого я не допущу; мои слуги - люди. Я побывала в ваших жалких бараках и видела, чем питаются эти несчастные рабочие, фу, картошкой. Без соли. Без всякой приправы. Одним только картофелем. Может быть, я не разобрала как следует, но они, кажется, уверяли, что никогда ничего другого не видели за столом. Два раза в день, и так всю неделю. Неужели правда? Мои люди ни за что на свете не согласились бы на такой режим. Где ключи?
- Они висят на вешалке над часами.
Он уступил довольно кротко, но когда она отыскала ключи и стала снимать их, то услышала, как он пробормотал:
- Этого еще не хватало, неграм консервы!
Замечание это задело ее за живое. Она рассердилась не на шутку и вся вспыхнула румянцем.
- Мои люди - не негры; чем вы скорее это усвоите, тем будет лучше для наших взаимных отношений. Что же касается консервов, то я за них заплачу. Пожалуйста, не беспокойтесь на этот счет. Вам не следует волноваться, это может вам повредить. А я не засижусь у вас долго: я пробуду здесь до тех пор, пока вы не поправитесь, и уеду с сознанием, что не оставила на произвол судьбы нуждающегося в помощи белого человека.
- Вы - американка, скажите? - спросил он смиренно.
Неожиданный вопрос несколько смутил ее.
- Да, американка, - призналась она, косясь на него вопросительно. - А вам на что это нужно знать?
- Так себе, ни за чем. Я так и думал!
- Продолжайте!
Он покачал головой.
- Что вы хотите этим сказать? - спросил он.
- О, ничего. Я подумала, что вы собрались отпустить какую-нибудь шутку по этому поводу.
- А меня зовут Шелдон, Давид Шелдон, - сказал он просто, протягивая ей свою исхудалую руку.
Она сначала попятилась, но потом тоже отрекомендовалась:
- Мое имя Лэкленд, Джен Лэкленд. Ну, будем друзьями, - сказала она, пожимая протянутую руку.
- Иначе и быть не могло… - заикнулся он.
- Так что же, могу я кормить своих людей вашими консервами? - повторила она.
- До тех пор, пока не пригонят коров, - пошутил он, подлаживаясь под ее игривое настроение. - В Беранду, хочу я сказать. Вы понимаете, что у нас тут, в Беранде, коров не водится.
Она холодно посмотрела на него.
- Что это, шутка?
- Право не знаю… я… я полагаю, что да… но, впрочем, вы видите - я совсем болен.
- А вы англичанин? Да? - спросила она после некоторой паузы.
- Нет, это уже чересчур даже и для больного человека! - воскликнул он. - Вы и без того знаете, что я англичанин.
- О, - сказала она рассеянно, - я так и знала, что вы англичанин.
Он нахмурился, поджал губы, но потом прыснул со смеху, и они оба весело расхохотались.
- Сам виноват, - признался он. - Не надо было поддразнивать вас. Вперед буду осторожнее.
- Продолжайте в том же духе, а я пойду готовить завтрак. Чего бы вам хотелось съесть?
Он отрицательно покачал головой.
- Вам будет полезно чего-нибудь скушать. Лихорадка у вас прошла, и остается только окрепнуть. Подождите чуть-чуть.
Она выбежала из комнаты, подняв с пола у дверей непомерно большие сандалии, и, сконфузившись, побежала на кухню.
"Клянусь, она унесла мои сандалии, - подумал он про себя. - Бедняжка! У нее нет ничего, кроме резиновых сапог, в которых ее выбросило на берег".
Глава V
Она хочет стать плантатором
Шелдон стал быстро поправляться. Лихорадка скоро прошла, и осталось только набираться сил. Джен завладела кухней, и за обедом в Беранде появились такие вкусные блюда, от которых Шелдон давно уже отвык. Джен сама приготовляла кушанье для выздоравливающего, и благодаря ее заботливому уходу за какие-нибудь двое суток Шелдон окреп настолько, что уже мог понемножку прогуливаться по веранде. Создалось весьма странное положение, которое решительно ставило Шелдона в тупик; но удивительнее всего, что девушка, по-видимому, совершенно не замечала никакой неловкости. Она расположилась здесь, как у себя дома, и вошла в роль домашней хозяйки, как будто гостила у родного отца или брата, или же, как будто сама была тоже мужчиной.
- Какое интересное приключение, говорила она. - Это похоже на страницу романа. Море забрасывает меня в неведомые страны, где я нахожу беспомощного больного окруженного двумя сотнями рабов…
- Наемников, - внес поправку Шелдон, - законтрактованных по договору рабочих. Они закабаляются только на три года и вступают в соглашение добровольно.
- Так, так, - перебила она торопливо, - и где я встречаю полуживого белого человека, окруженного двумястами завербованных людоедов. Ведь они людоеды, не так ли? Или это все только басни?
- Басни, - улыбнулся он. - Хороши басни, нечего сказать. Добрая половина моих батраков - людоеды. Они бы не задумались скушать вас, если бы им представился подходящий для этого случай.
- Что вы говорите?! - обомлела она. - Это только предположение или же вы серьезно в этом убеждены?
- Убежден.
- Почему? На каком основании? Ваши собственные рабочие…
- Да, да, мои собственные рабочие и домашние слуги и даже тот самый поваренок, который благодаря вам научился делать такие вкусные пирожки. Не далее как три месяца тому назад одиннадцать человек из них утащили у меня вельбот и бежали на Малаиту. Девять беглецов добрались до Малаиты. Остальные двое были с Сан-Кристоваля. Что за идиоты эти двое с Сан-Кристоваля! Ведь то же самое произошло бы, если бы двое малаитян доверились девяти туземцам с Сан-Кристоваля и сели с ними в одну лодку!
- Как? - спросила она порывисто. - Что вы хотите этим сказать?
- А то, что девять человек родом из Малаиты съели двух человек родом из Сан-Кристоваля, и съели дочиста, оставив нетронутыми одни только головы, ибо головы у них расцениваются слишком дорого и предназначаются для другого употребления. Они их сунули под палубу, а теперь эти две основательно прокопченные головы вывешены напоказ в какой-нибудь деревушке, расположенной в лесах Ланга-Ланга.
Она всплеснула руками, и глаза ее закрылись.
- Так они в самом деле подлинные людоеды! Каково! В двадцатом столетии! А я-то сокрушалась, что романы и приключения отошли в вечность.
Шелдон высоко поднял брови и покосился на нее с притворным недоумением.
- В чем дело? - задорно спросила она.
- Не взыщите, пожалуйста, только мне кажется, что перспектива быть съеденным кучкой грязных дикарей не отличается особенно заманчивой романтической прелестью.
- Нет, нет! - подхватила она. - Но попасть в их среду, наблюдать за ними, управлять целыми сотнями таких дикарей и избежать той участи, на которую вы намекаете, это если и не романтично, то, во всяком случае, составляет квинтэссенцию приключений. А мир приключений и романтики тесно связаны между собой, как вы знаете.
- Так что, по-вашему, очутиться в брюхе негра, это - квинтэссенция приключений? - улыбнулся он благодушно.
- У вас положительно нет ни капли поэтического чутья! - воскликнула Джен. - Вы так же тупы, угрюмы и скаредны, как все те скучные деловые люди, которые, бывало, приходили к нам в гости. Зачем вы только сюда забрались, не понимаю. Вам бы следовало оставаться дома и мирно прозябать в роли какого-нибудь банковского клерка или… или…
- Или лавочника. Благодарю!