- Мне будет очень жаль вас, - отвечал Ле Ноэль просто, не обнаруживая ни малейшего волнения, - в ваши годы надо дорожить жизнью, а я буду вынужден отправить вас за борт, привязав ядро к ногам.
- Как! У вас достало бы на то смелости? - спросили оба друга с невольным содроганием.
- Поставьте себя на мое место, - возразил капитан, добродушно улыбаясь, - при первой встрече с военным кораблем, который будет в силах овладеть нами, мы заранее знаем, какая участь ожидает нас… Вы отказываетесь дать честное слово, как я этого желаю, значит вы имеете надежду и намерение избавиться от нашей власти, и в таком случае, вы будете для нас причиной крайней опасности. Вот почему, мне следует отделаться от вас, чтобы самому не быть повешенным из-за вас.
- И прекрасно, капитан, с вами не надо по крайней мере долго томиться, - вы умеете предлагать вопросы с полной точностью. В ваших руках сила, мы не станем этого оспаривать, а потому даем вам слово, что мы не станем искать случая бежать, не будем подавать сигналов, какого бы то ни было рода судам, с которыми можем встретиться.
- Вот вам рука, господа, я очень рад за ваше решение, теперь вы можете проводить время по-прежнему.
- Обязаны ли мы пожать вам руку под опасением прежних угроз?
- Ни мало не обязаны.
- В таком случае, капитан, позвольте нам отказаться от этого.
- Как вам угодно. В вашем уважении я не нуждаюсь.
- Так как вы настолько…
- Прошу вас, господа не стесняйтесь. Как видите, я предоставляю вам свободу слова…
- Настолько свободны от предрассудков, то мы считали бы за счастье, если бы вы согласились дать нам еще одно позволение.
- Какое?
- Мы желали бы обедать вчетвером отдельно, не в общей столовой.
- О! Вам неугодно со мной обедать?.. Извольте, но позволения мое касается только вас двух.
- Как же это?
- Вы не имеете никакого права говорить от имени других пассажиров, а я намерен сам переговорить с ними. Господа, ваша аудиенция кончилась и думаю, что как раз вовремя, потому что боюсь, как бы вы не возмутили наконец спокойствие моего духа.
- Капитан, честь имеем откланяться…
Вслед за ними приглашены были Жилиас и Тука, чтоб выслушать те же предложения.
- Никогда, - возразил Тука восторженно, - никогда вы не получите от нас слова, что мы не станем искать случая бежать… и не донесем на вас! Знайте, капитан, моему правительству будет подробно донесено о ваших злодеяниях, как только…
- Очень хорошо, господа, - перебил Ле Ноэль его слова, с трудом сдерживая желание расхохотаться, - вполне понимаю ваши чувства и всю деликатность их, и отнюдь не хочу насиловать вашей совести, но считаю долгом предупредить вас, что вы произнесли смертный приговор себе.
- Смертный приговор! - воскликнули бедные друзья, содрогаясь.
- Сами посудите, - вы хотите, чтобы меня повесили, так не лучше ли мне повесить вас прежде?
- Но, капитан… ведь это следовало бы растолковать прежде всего… будьте уверены, что у нас никогда не будет столько подлости, чтобы забыть щедрое гостеприимство, которым мы пользовались у вас…
- А как же эти донесения, которые вы намереваетесь отправить начальству?
- Ну, вот еще! Всем известно, что эти штуки откладываются в долгие ящики под казенными номерами и надписями, но с тем чтобы никогда их не читать.
- В таком случае, вы даете слово?
- Вот вам слово, капитан, и не одно, а пожалуй, хоть десять… Не прикажете ли изготовить письменное обязательство?
- Нет, господа, нет в том никакой необходимости: между моряками следует иметь лучшее понятие о чести… Теперь еще остается маленькое препятствие и тогда последняя туча между нами развеется.
- Что такое? - спросил Тука.
- На моем судне нет доктора, а так как я отправляюсь в Бразилию, чтобы продать там от четырехсот до пятисот негров, за которыми иду в Бенгуэлу, то я сочту за большое счастье, если мосье Жилиас пожелает быть главным начальником санитарной службы на "Осе", в продолжение этих двух плаваний.
- Ваше предложение очень естественно, - отвечал Тука, - и я убежден, что мой друг Жилиас сочтет за величайшее удовольствие оказать вам эту маленькую услугу.
- Но это еще не все. У меня куча дел по отчетности, требующих знания опытного делового человека, и мосье Тука окажет мне великое одолжение, если согласится принять обязанность главного администратора по корабельному хозяйству и обер-эконома по переселению негров.
- Ну, конечно, - поспешил вмешаться, Жилиас, страстно желая услужить своему другу, - ваше предложение осуществляет лучшие пожелания Тука.
- Но это надо обдумать хорошенько, - осмелился заметить Тука робко.
- Господа, мои предложения нераздельны, - сказал Ле Ноэль, холодно, изменившимся тоном, - впрочем, позвольте мне заметить, что я принимаю только ваши собственные предложения, заявленные вами прежде.
- В таком случае, мы обязаны на то согласиться.
- Вы правы, и я должен еще заявить, что вам, как и всем служащим у меня, последует премия от двадцати пяти до тридцати тысяч франков на каждого… В случае отказа, я отправлю вас пить без конца полной чашей в море.
- Честное слово, капитан, вы предъявляете такие искусительные доводы, что нет возможности вам сопротивляться, - воскликнули друзья хором.
- Не забудьте, господа, что когда последний негр будет выведен с моего корабля, вы получите свободу отправляться куда угодно всем разглашать, что вы находились пленниками на "Осе", а вы, господин Тука, можете тогда отправить вашему начальству столько донесений, сколько охоты будет и пояснить к тому же, что командир судна, торгующего неграми, Ле Ноэль, пустил ко дну военный корабль "Доблестный".
- Капитан, позвольте еще одно слово, - сказал Жилиас с дальновидностью, часто изумлявшей его друга Тука.
- Я вас слушаю.
- Что вы намерены делать с этими юношами?
- Ничего, они дали мне слово не искать средств для побега с корабля, и этого для меня достаточно.
- Ну, а что, если бы вы приказали им быть нашими помощниками в наших новых обязанностях.
- Это зачем?
- Ввиду будущего донесения о нашем настоящем положении, весьма неблаговидным окажется, что наши подчиненные настолько заслужили ваше уважение, что сохранили свою независимость. Поймите, какую неблагоприятную тень это бросило бы на нас.
- Не думаю, чтобы они согласились.
- О! Капитан, вероятно, вы не представили им могущественных аргументов, которыми осчастливили нас?
- Пускай будет по вашему - не желаю вам отказать в первой вашей просьбе со времени поступления вашего в штаб "Осы", я потолкую с ними.
Произнося последние слова с насмешливой улыбкой, Ле Ноэль простился со своими собеседниками и поспешил в каюту, чтобы дать свободу веселому расположению духа…
- Как это пришло в голову адмиралтейскому интендантству отправить нас на невольничьей шхуне? - сказал Тука, уходя с Жилиасом в свою каюту.
Для исполнения данного обещания, командир велел пригласить к себе молодых людей и с очевидной шутливостью объяснил им, что по желанию их прямого начальства возвел их в чин помощников обер-эконома и начальника врачебного округа и рассказав причины своего поступка, заверил их, что им предоставлена полная свобода действий.
Гиллуа и Барте невольно рассмеялись, думая, что их начальники, малодушие которых было им вполне известно, действовали так только потому, что пристали к ним с ножом к горлу. Ле Ноэль не стал сообщать об обещанной премии, а они оба по выходе из каюты командира подтвердили своему начальству, что не оставят их и подпишут за ними донесение морскому министру, какое им угодно будет составить.
Опять превращаясь в купеческое судно, "Оса" снова прикрылась снастями парусного судна. Жилиас и Тука были на другой же день утверждены в своем новом звании, и если бы молодые пассажиры не отказались бы от общего стола, то жизнь на корабле потекла бы обычным чередом.
Двадцать два дня спустя, шхуна прибыла к одиннадцати часам вечера к берегам Рио-Гранде дель Норте.
Командир отдал приказание лечь в дрейф и выпустить три сигнальные ракеты, которые, описав длинную кривую линию в пространстве, потухли в волнах.
Великолепна была эта ночь, мириады звезд отражались точно в зеркале, в тихих и безмятежных в настоящую минуту водах океана; очарование было так велико, что "Оса" казалось плавала по небесному своду; вдруг поднялась с земли ракета и разорвалась снопом звезд в воздушном пространстве: то был сигнал с берега, и по распоряжению вахтенного, большой фонарь был выставлен на передней мачте.
Час спустя черная точка двинулась по направлению к шхуне, и вскоре туземная шлюпка причалила к ней; быстро вскарабкался по трапу какой-то человек и бросился прямо на палубу.
- Здравствуйте, дон Иоакимо, - сказал Ле Ноэль, выходя к нему навстречу.
- Добрый вечер, капитан, - отвечал неизвестный посетитель.
Не обмениваясь другими словами оба поспешили в кают-компанию, где и заперлись.
- Ну, какие известия? - спросил капитан.
- И хорошие и дурные разом.
- Неужели же, вопреки вашей депеше к Ронтонаку, вы ничего не имеете нам заказать?
- Успокойтесь; в шифрованной депеше многого не скажешь: эксперты черного кабинета так искусны, что рано или поздно мы можем попасться к ним. Ронтонак писал мне, что за ним следят все более и более. Я просто уведомляю его, что готов доставить ему груз кофе и красного дерева, а он на это отвечал, что отправит за ними "Осу". Ничего более я не мог сообщить ему, потому что мы приняли разумную привычку заключать наши условия здесь на месте.
- И так, что же из этого?