- Задарма-то? - зло посмотрел на него Мельник. - Кабы жизнь по-другому выстроилась, я бы миллионер был, своим заводом управлял бы, а не у тебя в кутузке горюнил с ворами-то.
- Чем же это жизнь твоя не задалась?
- Потому как жить по-людски не даете - если человек умен и к работе охоч, должен иметь он свое материальное награждение. Я работать спор да умел, а рядом дармоед. Ему за общественность, за болтовню - грамоту; он, бездельник, как всяк дурак, красному рад, да и не стоит он большего, а мне - на кой шиш нужна мне грамота? Я свою прибыль иметь хочу, а мне прогрессивку, пятак за просто так, в зубы ткнут - и на Доску почетную. Ударник! А мне ваш почет, как рыбке зонт. Мне моя копейка надобна, тогда бы сроду на чужую не позарился. Да и не брал я никогда чужого, вот до последнего случая. Инструмент фартовым людям делал - это было! Так они его за деньги покупали у меня, а что там творили они с ним, меня это не касаемо.
- Хороша у тебя философия, - пробормотал комиссар.
- А чего в ней плохого? Это если я в сельпе топор куплю да жене дома башку снесу, что же - продавца со мной под суд? Я свой труд, умение приложил, вещь изготовил, а там не мое дело - фомкой и гусиной лапой орудуют или пользуют как гвоздодер, либо там вороток!
Комиссар тихо засмеялся и спросил:
- А ты зачем молнии на фомках ставил? Вещь приметной делал, скорее засыпаться можно было. Зачем?
Мельник пожал плечами:
- Просто так ставил. Вроде знака моего мастерового…
Комиссар покачал головой:
- Не, неправда это, что просто так. А знак свой - это точно. Чтобы не спутали. Риск хоть и понимал, а жадность была сильнее. Блатной переплачивал охотно, шик свой в этом видел, да и вроде гарантии были твои молнии для него - знали, что ты хороший мастер. Но это теперь все неважно, я так, кстати, спросил. Значит, заработку тебе честного не хватало, повязался ты с ворами. Так?
- Так, - согласился Мельник.
- А я вот на тебя уже все бумаги вытребовал, - сказал комиссар. - Не видать, по ним, чтобы ты сильно бедовал на государственной получке. Куда тебе больше было, у тебя же детей нет?
- А при чем дети? - удивился Мельник. - Человеку и без детей копейка живая нужна.
- А зачем? - простовато спросил комиссар.
Мельник наклонился к нему ближе, жарко дыша жадностью и завистью.
- Ты соседей, чай, только на нижнем этаже у себя видел. Покои у тебя в квартире, поди, барские, как генералу полагается быть. И машиночка черная, лаковая, с шофером подается по утрам теплая, чтоб не застыл ты по дороге, спаси бог. И дачка об два этажа, из кирпичиков сложенная, с участком на гектар на цельный - все, все это имеешь. А мне почему нельзя? У нас ведь равенство! Или я рылом до равенства не вышел? Так ты скажи - я еще потерплю, повременю, когда мне все это понастроят да на блюде с полотенцем подадут…
Комиссар задумчиво барабанил по столу карандашом, а я про себя засмеялся - Мельник до удивления попал не в цвет: комиссар только три года как переехал из коммунальной квартиры в двухкомнатную малогабаритную, из физкультурных соображений принципиально ходит на работу пешком, а дачи не имеет, поскольку яростно ненавидит всякие дачные кошелки, комаров, клубничные грядки и необходимость ежедневно терять два часа на езду. По той же причине он терпеть не может охоту и рыбалку.
А комиссар сказал:
- Да, имею. Квартира хорошая, и дачка ничего, не жалуюсь. И шофер с машиной положен мне по должности. Ну и что? Что следует из этого?
- А то следует, что ты от государства все это за так имеешь, а мне хоть бы малую толику от добра твоего, руками своими мозолистыми заколотить надобно. Вот и считаешь ты меня жуликом, а я ведь хуже тебя только тем, что тоже жить хочу по-людски…
Комиссар засмеялся и с любопытством спросил:
- А кто был твой папа, Мельник? Чем отец занимался?
- Не бойся, не фабрикант, не помещик, не эксплуатировал никого. Трудовой был он человек.
- А точнее? Где трудился? Батрачил? На заводе Нобеля лямку тянул?
- Не батрачил, но и ему в жизни досталось горюшка да слез хлебнуть. Мастеровой он был человек.
Комиссар открыл ящик стола и достал несколько бумажек.
- Вот запросил я о тебе сведения по месту рождения, и подтвердили мне, что твой папаша был действительно человек мастеровой. Архивы, знаешь, какую память долгую держат? И людей-то уж никаких не осталось с тех пор, а там все записано.
Мельник подсох лицом, глаза потускнели, пропал в них жаркий, злой блеск. А комиссар надел на нос очки, отодвинул бумагу подальше от глаз:
- "…Мельник Андрей Никандрович, 1882 года рождения, мещанин города Самары, почетный городской гражданин, жалован золотой медалью Союза русских промышленников, владелец собственного каменного дома и двух доходных домов, держит механическую мастерскую с кузней и слесарную мануфактуру, имеет откупной лист на сборку и ремонт самодвижущихся экипажей американской компании "Форд". В августе 1916 года получил заказ военного министерства на изготовление бронеавтомобилей, но развернуть производство смог только в 1918 году и поставлял броневики для армий атамана Краснова и генерала Деникина. Участник контрреволюционного заговора в Самаре, расстрелян по приговору Военно-революционного трибунала…"
Комиссар положил бумагу на стол и сказал:
- Вот видишь, и впрямь папаша твой мастеровой был человек.
- А что ж, по-вашему, я за своего отца ответчик? Мне восемь лет было, когда он помер.
- Почему же "ответчик"? Я это к твоему разговору насчет моих богатств несметных и твоей сирости. Моего папашу убили вовсе под Волочаевкой, и был он не мастеровой, а крестьянин из-под Кондопоги. И когда стали мы с тобой сиротами-беспризорниками, перспективы у нас были равные. Но ты был умный - и хотел свое хозяйство поставить. А я был глупый, и от своего голодранства хотел весь мир накормить. Ты на рынке стал чайники паять, а в меня кулак Спиридонов классовое сознание вселил железной чекой по башке. Потом ты стал потихоньку ворованное скупать, а я на Путиловский подался. Ты у себя дома мастерскую налаживаешь, а я - на рабфак. По радио поют: "Вставай, страна огромная…" - я под Ельню, а ты с язвой-то со своей - под бронь механиком-наладчиком на хлебозавод. Что ты так смотришь на меня? Я твою биографию хорошо прочитал…
- Оно и видать! - сказал Мельник.
- Конечно, - невозмутимо ответил комиссар. - Я с батальонной разведкой через линию фронта, а ты с буханкой под фуфайкой - через проходную. Да-а, значит, пришел я с фронта - и в ОББ, отдел борьбы с бандитизмом, а ты - за старое. Я - по "малинам" и притонам, а ты - им инструмент надежный, двумя молниями меченный. И в конце - оба мы с тобой в этом кабинете, только я здесь хозяин, а ты - мне ответчик. Вот видишь, как оно все раскрутилось. А ты боялся, что душевного разговора у нас не получится. Вот теперь и объясни нам, как ты на это дело пошел.
Долго сидел Мельник молча, уперев ладонями тяжелую шишкастую голову; и по напряженной широкой спине его я видел, как борются в нем, кипят злость, усталость, гнев, досада, сожаление о невозвратимом, бессилие и необычайная, громадная тоска и жалость о том, что было сделано в целой жизни и теперь бесследно утекает, как вода из пригоршни.
- Ладно, о пустом поговорили, давай по делу теперь, - сказал он.
- Давай, - согласился комиссар.
- Пусть барышня пишет. - Мельник кивнул на стенографистку. - А ты запоминай или там как хочешь. Значит, явился ко мне лет пять назад человек. Стрижка модная - "под ноль"; ясно, с какого курорта. Человек он, видать, немалый - сразу от нескольких моих клиентов привет передал. И не туфту какую-нибудь, а враз я понял - с делом пришел.
- Он вам предложил что-нибудь? - спросил я.
Мельник покачал головой:
- Нет. Привет передал, сказал, что придет еще - поговорим о делах. Про жизнь мою спросил: какие заработки. А какие они сейчас, заработки, - вы ведь всех воров-"законников" переловили, тех, что инструмент мой пользовали. Шантрапа всякая осталась, так что я не по воле, так по нужде со всеми своими делами завязал - нет боле спроса на мой товар. Ну, дал мне этот человек двести рублей…
- За что? - заинтересовался я.
- Ни за что. В виде временного вспомоществования; мол, ждут нас хорошие будущие дела, это вроде аванца. Я и скумекал, что большой корабль ко мне прибыл, коли ни за что ни про что две сотняги дает - под одни разговоры.
- Значит, вы понимали, что этот человек преступник и планирует противозаконное дело? - задал я линейный вопрос.
- Ну ясно, что не фининспектор. Ты же мне из своей зарплаты две сотни за знакомство не подаришь. Да, короче, исчез он после этого почти на год, а когда явился вновь - не узнал его: разнаряжен, как из-за границы. Обустраивался, говорит, дела приводил в ажур. После этого стал регулярно заглядывать - водки, закуски навезет, анекдоты говорит, о том, о сем расспрашивает, а про дела ни гугу. Я его, конечно, не подгоняю - мерин на кучера не нукает. Пока однажды не приехал он без водки, весь сурьезный. "Давай потолкуем про дела", - говорит мне.
- Когда это было? - спросил комиссар.
- В первых числах октября.
- К этому времени вы что-либо знали о нем - кто он, как зовут, где живет, чем занимается? - Мне казалось, что сейчас Мельник говорит правду, и очень хотелось выжать из него информации побольше, пока не передумал.
- Ничего я о нем не узнал и посейчас не знаю. Яков Крест он назвался, а имя это его, кликуха ли - кто знает. У нас ведь тоже отношения, как в кино у шпионов, - за лишние вопросы язык могут отрезать. Да и вообще - чем меньше знаешь, тем спокойнее.