Икрам-ходжа громко вздохнул, спрятал платок, встал и отправился домой.
Когда он прошел через ворота и зашагал по затененному тротуару, его стал нагонять Наруз Ахмед. Он следовал по стопам старика с той поры, как тот вышел со двора на улицу Трех тополей, и не упускал его из виду ни на минуту,
Наруз Ахмед был твердо уверен, что это и есть Икрам-ходжа. Фотоснимок, показанный Керлингом, полностью совпадал с оригиналом.
Выбрав подходящий момент, когда вблизи не оказалось пешеходов, Наруз Ахмед поравнялся со стариком и, протянув ему четки, проговорил:
- Достопочтенный Икрам-ата, это вы обронили?
Старик впился в незнакомого человека глазами, точно сверлами, взял четки, посмотрел на них и ответил:
- Да, я. Но их должно быть пятнадцать.
- Три остались у вашего далекого друга.
- Не теряй меня из глаз. Иди за мной. Дом, в котором я…
- Принадлежит вашей сестре, - прервал его Наруз Ахмед. - Знаю. Скажите, в какое время зайти?
- Как только стемнеет. Калитка будет открыта. Я встречу тебя.
- Хоп! - заключил Наруз Ахмед и быстро пошел вперед.
9
Телефон на столе зазвонил. Офицер Токандского горвоенкомата укоризненно взглянул на него, снял трубку и, продолжая просматривать раскрытую папку, рассеянно сказал:
- Подполковник Халилов слушает.
- Здравствуй, Саттар. Это я, Шубников.
Папка с шумом захлопнулась, и смуглая рука машинально придвинула аппарат поближе.
- Леонид Архипович! Где же ты пропадал? А я звоню, звоню… Ты мне нужен позарез…
- И ты мне тоже…
- Правда?
- Ну да… Заходи сейчас же, если не очень занят…
- Сейчас буду… Как штык!
Халилов быстро собрал со стола бумаги, папку, запер ящики, застегнул ворот гимнастерки и вышел…
Он шел по городу и думал: зачем он понадобился Шубникову. Халилов любил этого человека еще с тех старых времен. И не только потому, что Шубников спас ему жизнь, когда он, Саттар, волочился, привязанный к конскому хвосту, по пыльной кишлачной улице. Уж если вспоминать, то надо начать с того, что именно Шубников помог ему спасти Анзират.
Но нет, не только из простой благодарности полюбился Халилову этот низкорослый, смуглый малоразговорчивый человек с теплыми карими, в паутинке морщинок глазами. Саттар по-сыновьему любил его и за то, что Архипыч был прост, любил слушать людей, всегда твердо держал слово, и за меткий быстрый ум, и за душевность, нисколько не ослабляющую твердость характера.
Шубников встретил своего приятеля у входа в здание городского отдела.
- Говоришь, позарез? - напомнил он с добродушной улыбкой и, взяв гостя под руку, повел мимо вахтера в кабинет.
- Да, Леонид Архипович, вот так… - и Халилов провел ребром ладони по горлу. - Я звонил позавчера, вчера, сегодня…
На письменном столе были разложены толстые, аккуратно переплетенные папки с закладками между страницами. На допотопном, внушительном несгораемом шкафу стоял синий кувшин с водой, обернутый мокрым полотенцем. Дюжина жестких стульев чинно выстроилась вдоль двух стен. Над столом висел портрет Дзержинского, а под ним - карта области.
Шубников усадил гостя за шаткий столик, приткнувшийся к большому письменному, как лодочка к пароходу, и уселся напротив.
Халилов развернул носовой платок, вытер влажное лицо.
- Жарко…
- Тебе-то стыдно роптать, - пожурил его подполковник. - Пора привыкнуть. На что я, уралец, и то терплю.
Халилов усмехнулся.
- Во-первых, ты почти такой же уралец, как и я, а во-вторых, тебе известно, у человека уж такой характер: холодно - недоволен, жарко - тоже недоволен.
- Это верно, - согласился Шубников, закурил и протянул папиросы гостю. - А зачем я тебе так срочно понадобился?
Халилов жадно затянулся, заерзал на стуле и сказал:
- Ты помнишь тот проклятый эмирский клинок?…
- Из-за которого погиб твой тесть Максумов? - перебил его Шубников.
- Вот, вот… Он самый… Ведь он попал ко мне.
Брови Шубникова приподнялись. Он привалился грудью на столик и удивленно спросил, глядя в глаза приятеля:
- К тебе? Первый раз слышу!
- Как-то не пришлось рассказать…
- Погоди, погоди… Если мне не изменяет память, этим клинком завладел Наруз Ахмед и увез его на ту сторону.
- Точно. А три года назад клинок пожаловал из Ирана в Узбекистан и попал в мой дом. Тесен мир!
Шубников, покрутив седеющей головой и помолчав немного, потребовал:
- А ну, выкладывай все, да поподробнее!
Халилов охотно рассказал. Клинок подарил ему его дружок, офицер запаса Садыков. И подарил, вернее, не ему, а сыну после успешных вступительных экзаменов в университет. Клинок этот Садыков притащил из Ирана, где ему довелось быть в качестве переводчика. Он выменял его на клыч, тоже неплохой, у иностранца, представителя большого телеграфного агентства.
- Как только сын явился с клинком домой, я сразу узнал его, - закончил Халилов. - Такую штуку трудно забыть.
- Погоди… Этого мало. Мне помнится, что ты видел этот клинок до того, как он попал к старику Максумову и к Нарузу Ахмеду. Ты, кажется, говорил мне что-то…
- Точно, говорил. У тебя хорошая память, Леонид Архипович.
Шубников усмехнулся:
- Была бы хорошая, так не расспрашивал бы. Напомни-ка, дружище, всю эту историю. Ты видел клинок раньше?
- Видел и не раз. Тут любопытная история. Как ты знаешь, я рано осиротел. К десяти годам остался один на белом свете: отец кузнечил на бухарском базаре, повредил себе руку и, как я теперь понимаю, умер от заражения крови. Через год погибла мать с сестренкой при какой-то эпидемии. Знал я, что есть у меня дядя по матери, но где он живет - не мог вспомнить. И вот десяти лет я пошел батрачить. Хлебнул… Года через два я попал в дом Ахмедбека. Не скажу, что жилось мне у него хуже, чем у других. Это было бы неправдой. Жилось даже получше. Но это не по причине ангельской доброты Ахмедбека. В его бухарском доме всем хозяйством заправлял некий Бахрам. Проворный человек. Он ухитрялся совмещать обязанности и управляющего, и казначея, и телохранителя бека. Со мной был строг, но, как говорится в книгах, справедлив.
- Тот Бахрам, которому ты в суматохе отхватил одно ухо? - прервал рассказчика Шубников.
- Он самый, - подтвердил Халилов и продолжал. - Теперь о клинке. Увидел я это чудо впервые через несколько лет после того, как нанялся к Ахмедбеку. В лучшей комнате дома, называемой по-нашему михманханой, то есть комнатой для гостей, сплошь завешанной и застланной коврами, висел клинок. Я не мог не обратить на него внимания. Во-первых, он поразил меня, нищего мальчишку, своей роскошью. Во-вторых, как все мальчики, я поклонялся оружию и однажды, не выдержав, залез на тахту и попытался вытащить клинок из ножен, чтобы подробнее рассмотреть. На этом деле меня с поличным поймал Бахрам и так надрал уши, что я до конца дней своих запомнил все украшения на ножнах и рукояти клинка. В заключение Бахрам сказал, что я должен благодарить аллаха, что бек в отъезде, иначе очень просто мне отрубили бы голову этим клинком. Так вот, накануне падения Бухары я увидел клинок в руках моего покойного тестя Умара Максумова. Это был большой мастер, резчик и чеканщик. Слава о нем гремела по всему тогдашнему Туркестану. Клинок принес ему сам Ахмедбек. Его сопровождал Бахрам. Ты спросишь: зачем бек принес клинок Умару? На этот вопрос я не могу ответить твердо. Я выскажу лишь предположение. Ты же знаешь, что такое детская память. Она мгновенно запечатлевает все и хранит вечно. Помню, Умар сидел у своего маленького верстачка и на коленях у него лежал клинок. По одну сторону Умара стоял я, а по другую - крохотная Анзират. Мы, развесив уши, слушали рассказ Умара Максумова о том, какие мастера трудились над изготовлением клинка, как эмир Саид Алимхан подарил его Ахмедбеку. Я слушал, жадно рассматривая клинок, а потом перевел взгляд на верстачок. На краю его я увидел лоскут грубой бумаги с непонятными знаками, цифрами, человеческими черепами. Поэтому я предполагаю, что, возможно, бек заказал Максумову дополнить рисунок на клинке еще какими-то финтифлюшками. Ахмедбек не явился за клинком. Не до этого было. Он сбежал в Афганистан вместе с Саидом Алимханом. В ту ночь эмират пал и в Бухару пришла советская власть. Клинок остался у Максумова, а остальное тебе известно.
- Пожалуй, да, - согласился Шубников, думая о чем-то своем. Остальное мне известно. То, что ты рассказал, очень и очень интересно.
- Это что, - сказал Халилов. - Я звонил тебе не за тем, чтобы выложить эту старую историю. Главное не в этом…
- Как не в этом? - спросил посерьезневший Шубников. - А в чем?
- А вот послушай… Клинок, с той поры как попал в мой дом, висел на стене в моей комнате. Правда, теперь я припрятал его. Надежно припрятал.
- Припрятал? - недоуменно переспросил Шубников. - Это зачем же?
- Не без причин. Отсюда, Леонид Архипович, начинается новая история. Месяца полтора назад в мое отсутствие в дом пожаловал какой-то тип. Его встретила жена. Он назвался монтером телефонной станции, проверил аппарат, позвонил куда-то, а перед уходом, как бы невзначай, спросил, глядя на клинок: "Не продается?" Анзират даже рассердилась. Тогда он сказал: "Может быть, думаете, я много дать не могу? Так вы не беспокойтесь. За ценой я не постою". Жена еще раз сказала, что клинок не продается. Монтер покачал головой и ушел.