Глава вторая
Моя девочка
Вечером ровно в восемь я подъехал к дому Каро. Она жила на втором этаже с видом на ботанические сады Кью. Удома стоял спортивный "BMW", по сравнению с которым мой "фиат" выглядел колымагой для старушек. Борясь с испугом и радостным возбуждением, я позвонил в дверь. Каро – уже без гипса – открыла дверь, обняла меня и приветствовала фальшивыми поцелуями, которые так свойственны женщинам среднего класса.
В ресторан мы отправились пешком. Шли рядом, не касаясь друг друга. Стоял не очень холодный, но довольно ветреный февральский ветер. Под ногами кружились опавшие листья и обрывки мусора. Я похвалил машину Каро:
– Наверное, неплохо зарабатываешь, раз на такой ездишь.
Каро хрипло рассмеялась.
Мы пошли во французский ресторан, сели у окна, так что прохожие имели счастье любоваться моими страшными манерами. Все посетители были богаты и хорошо воспитаны, В своем лучшем, немного идиотском костюме я как нельзя более вписывался в обстановку.
– Ты уже была здесь? – спросил я.
– Нет. А ты?
– Приходилось пару раз. Это лучший ресторан в Ричмонде, если не считать индийского ресторанчика "Нью-Манзил".
– Где бесплатно дают вино?
– Да. И спичечные коробки у них со слонами.
В ресторане тихонько играла музыка.
– Слушай! Это же наша песня? – поразился я.
Звучала песня "Трахай меня, а не мои мозги" Сола Хоррора в исполнении оркестра Мантовани – как на той вечеринке, которая нас свела.
– Это судьба, – сказал я.
– Сомневаюсь, – хмыкнула Каро.
За соседним столом сидели седовласый мужчина и женщина, годившаяся ему в дочери – по годам, но не по внешности.
– Гляди-ка, – громко заявила Каро, – красавица и чудовище. У нее вся жизнь впереди, а толку? Он обещал ради нее оставить жену. Только никакие деньги не помогут, когда ей стукнет сорок, а ему – семьдесят пять, и он будет ссать в штаны.
Каро изменилась. В семнадцать, несмотря на попытки казаться невозмутимой, она была так же ошеломлена жизнью, как и я. Теперь она стала чудовищно хладнокровна (если это, конечно, не игра на публику).
– Да уж… – Я не нашелся, что возразить, – Ты всегда такая циничная?
– Не циничная, – возразила Каро. – Циники не верят, что на свете бывают хорошие люди.
– И много ты знаешь хороших людей?
– Донни Осмонд.
– Неужели? Донни Осмонд?
– А что тебе не нравится? Если вдруг выяснится, что Донни Осмонд наркоман, насильник или педофил, я потеряю веру в людей.
Мы заказали бутылку шардонэ.
Вино наливал тощий французишка. Он лебезил перед Каро, как перед особой королевской крови. Даже вино дал пробовать ей, несмотря на то, что платил я. Каро одобрительно кивнула.
– Прекрасное вино для прекрасной дамы, – заявил официант.
– Спасибо.
Официант обслуживал и другие столики, но не сводил глаз с Каро. Гумберт Гумберт за соседним столом также был очарован ею. Не знаю, почему я о них так пренебрежительно говорю. Я ведь тоже не мог от нее оторваться.
Первый бокал я осушил одним глотком – так волновался. Когда я принялся за второй, Каро похлопала меня по руке:
– Я никуда не спешу.
– Чем ты Занимаешься? – спросил я.
– Это что, допрос? – хмыкнула она.
– Да.
– Фигней страдаю, – ответила Каро. – А ты чем занимаешься?… Как же, помню. Редкие книги продаешь, как Хью Грант в "Ноттинг-Хилле".
– Он продавал не романы, а путеводители.
– Ничего себе! И ты помнишь?
– У меня цепкая память.
– Цепкая задница, хочешь сказать.
Я решил пропустить корявый выпад мимо ушей.
– Если у тебя есть первые издания Ника Хорнби, я мог бы купить. Это моя специализация: книги, написанные мужчинами про мужчин.
– Нет уж. – Каро энергично затрясла головой. – Все эти мужские сопли не про меня.
Я терпеливо улыбнулся, желая показать, что ее презрение к моей работе не умаляет моего желания с ней переспать.
– А толку? – продолжала Каро. – Что, книги Хорнби чего-то стоят?
– "Футбольную лихорадку" можно за двадцать фунтов продать. Подписанное издание на все сорок потянет.
– Неужели?
Вот тут мне стало не по себе.
– Да, не все сразу, – согласился я. – Но вот увидишь, через пару лет цена на них взлетит.
– А если нет? А если старина Ник станет одним из никому не нужных бумагомарателей? Вроде Матвея, Марка, Луки и Иоанна.
– Значит, я потратил время зря.
Каро удовлетворенно кивнула. Разговор определенно не клеился.
– Тебе Сильвия Плат нравится? – попытался я поддержать беседу. – У меня лежит "Колосс", интересно?
– У меня он уже есть.
– Да, но у тебя старая затасканная книжка, а я тебе предлагаю первое издание в твердом переплете. Первое британское издание, тысяча девятьсот шестидесятый год. Могу даром отдать.
– С какой стати?
– Хочу тебя отблагодарить. За то, что пришла сюда со мной.
Каро нахмурилась.
– Но стихи там ведь те же самые?
– Конечно.
– Спасибо. Спасибо, не надо.
– Почему?
– Мне на первые издания плевать. Я их не собираю. Вообще меня от коллекционеров тошнит. Хомяки, которые щеки орехами набивают. Коллекционеры пытаются отсрочить смерть. К тому же, хоть сто книг мне подари, время вспять не повернуть. Не могу я взять и в тебя влюбиться. И спать с тобой я не хочу.
Я не нашелся, что сказать в ответ на столь содержательную тираду.
Первой заговорила Каро:
– Да, ты про работу спрашивал… Я пыталась работать. Два с половиной года в журнале на Флит-стрит.
– Ты журналистка?
– Писала статьи в женский журнал. Сочиняла умные советы, как удержать мужика.
– И каков ответ?
– Настоящий или тот, который я давала читательницам?
– Настоящий.
– Каждые два года надо полностью меняться. Только так. Иначе парень сбежит. Отношения длятся два года. Потом секс приедается, и все цветы мира не спасут от ссор, разочарования и тайных искушений.
– Ты что, правда так думаешь? Вот мы с тобой всего полгода встречались.
– Ага. – Она улыбнулась – так открыто и радостно, что у меня дрогнуло сердце. – Именно поэтому ты мне не надоел.
– Что же ты тогда меня бросила?
– Мне было семнадцать. На меня запал мой любимый учитель… Если бы я знала, что ты нас застукаешь, в жизни не стала бы этого делать! По крайней мере в ближайшие полтора года.
Подали первое блюдо. Больше всего оно походило на гигантскую личинку, вгрызающуюся в лист салата. Каро быстро расправилась со своей порцией и покосилась на мою. Возражать я не стал.
– Значит, по идее, у нас с тобой в запасе еще полтора года? – рассуждал я.
– Хватит!
– Зачем же ты тогда просила позвонить?
– Подумала, что здорово будет встретиться со старым другом.
– Я тебе больше не нравлюсь?
Каро колебалась.
– Да нет, ты славный парень. В этом-то все и дело. Ты слишком славный.
– Не такой уж я и славный.
– Нет, Марк, славный. Ты наверняка даже посуду моешь.
– Предпочитаю вытирать.
Основное блюдо оказалось чем-то рыбным. А я-то думал, что заказал салат. Вот и подтверждение неважного знания французского.
– С кем-нибудь встречаешься? – будто невзначай спросил я.
– Последние восемь месяцев одна.
– Сколько у тебя было парней?
– Я уже счет потеряла. А у тебя сколько девушек было?
– Четыре. Актриса, детсадовская воспитательница, стюардесса и девчонка из колледжа.
– С кем ты дольше всего встречался?
– С той, из колледжа. Четыре с половиной года. Вторая по значимости девушка. Ты – первая. На третьем месте – воспитательница. А стюардесса и актриса делят четвертое.
Каро рассмеялась.
– Что с тобой?
– Да ничего. А что?
– Ты все время составляешь списки.
– Правда?
– Да. Сначала рестораны. Теперь вот девушки.
– Действительно.
Каро не издевалась. Ей правда было интересно.
– Списки. Сплошные списки. Идиотизм! Эпидемия списков поразила современных мужчин.
– Я как-то не задумывался…
– Ясное дело, – фыркнула Каро. – Твой отец составляет списки?
– Нет.
– И мой тоже. Правда, он придурок, так что не в счет. Моего деда ранили на войне – японская пуля пробила селезенку. Думаешь, он списки составлял? Десять сослуживцев, которые погибнут в следующем бою?
– Сомневаюсь.
– Вот и я сомневаюсь. Он дрался за выживание. Неудивительно, что в Америке и Европе осталось так мало мужиков с яйцами. Зачем современному мужчине тестостерон? Ему проще сидеть дома и нервничать.
– Я не нервничаю. Просто работаю. И живу.
Для пущей убедительности я махнул рукой и случайно опрокинул бокал. Вино растеклось по скатерти и закапало на пол.
– А работа нервная. Собирательство – неспокойное занятие.
Я понимал, что она имеет в виду.
– Парни вроде тебя просто не готовы, – заключила Каро.
– Не готовы? К чему не готовы?
– Не знаю… к жизни… к смерти…
– С чего ты взяла, что к твоему мнению стоит прислушаться?
– У меня было много мужчин. И я выявила определенную тенденцию. Мужчины, прошедшие Вторую мировую, вышли из нее закаленными. Надежными. Как Хамфри Богарт. Не то что всякие бесхребетные придурки.
– Вот какого ты обо мне мнения…
– Ну, ты мог бы быть и потверже. Спорить не станешь?
– Ты прямо как мой отец говоришь.
– Он тоже виноват, хотя и не осознает этого. Он когда-нибудь брал тебя в лес? Учил охотиться?