- Шевалье, - сказал он, - я дерусь завтра утром, в семь часов, на шпагах; бой будет насмерть. Вы мой секундант. Не расспрашивайте меня и ни о чем не старайтесь узнать. Пусть эта страшная тайна останется между мной и моим противником.
Генерал де Рювиньи взглянул на карточку своего противника и прочитал: "Маркиз Гонтран де Ласи".
- Гонтран де Ласи! - вскричал он. - Сын лучшего моего друга, сын человека, спасшего меня три раза от смерти. Ах!..
Генерал зашатался, как человек, которого поразил удар грома, и оперся на д'Асти, чтобы не упасть.
- Пойдемте, - прошептал он хрипло, - пойдемте… Я боюсь сойти с ума!
XVII
В то время, как генерал уходил из театра под руку с шевалье д'Асти, Гонтран де Ласи - это действительно был он - тоже вышел из театра в сопровождении полковника Леона, которого читатель, без сомнения, уже узнал. Они направились по улицам Сент и Парадиз к отелю, находившемуся на углу площади Бонапарт.
Гонтран вошел в комфортабельное помещение в нижнем этаже, где он с утра поселился вместе с Леоной, и прошел в залу, примыкавшую к спальне. Гонтран был бледен, глаза его лихорадочно блестели. Полковник, наоборот, был холоден и спокоен, как человек, вполне довольный собою. Он даже насвистывал сквозь зубы финал из последнего акта "Семирамиды".
- Полковник, - сказал де Ласи, бросаясь на оттоманку, - понимаете ли вы, что мы сделали подлость!
- Это несчастное совпадение!..
И полковник спокойно пожал плечами.
- Убить его, - продолжал Гонтран, - разве это не значит оскорбить память моего отца?
- Согласен! Но разве вы не замечали, - холодно продолжал полковник, - что когда возвышенные чувства вмешиваются в прозу нашей жизни, то мы делаем глупости?
- Как это? - спросил Гонтран.
- Дорогой мой, если вы начнете говорить фразы о дружбе, уважении к памяти предков и прочее, то кончится тем, что слезы выступят у вас на глазах; вы расстроите себе нервы, лишитесь сна, завтра рука ваша будет дрожать, в глазах появятся красные круги, и вас убьют. Вот до чего доводит поэзия.
Полковник рассмеялся.
- Итак, я должен драться?
- Конечно, если вы не захотите носить на щеке прикосновение генеральской перчатки, да притом вам, наверное, не улыбается драться с шестью членами общества "Друзей шпаги"?
- О, какая низость! - прошептал Гонтран вне себя.
- Мой бедный друг, - сказал полковник сочувственно, - вы еще недостаточно закалены и придаете слишком много значения предрассудкам. Но это пройдет со временем, будьте уверены.
Гонтран не отвечал; он опустил глаза, как преступник, выслушивающий свой смертный приговор.
- Теперь, мой дорогой друг, - продолжал полковник, - если вы захотите выслушать меня, то ляжете в постель и заснете, предоставив мне разбудить вас. Я выберу шпаги и закажу карету. Доброй ночи, прощайте.
И полковник вышел, продолжая напевать арию. Гонтран долго не мог прийти в себя. Наконец, он понял весь ужас ассоциации, в которую он вступил из-за желания обладать Леоной; теперь он понял, что вместо свободного человека он сделался навеки рабом и орудием в руках своих сообщников.
Когда маркиз вошел в свою комнату, то застал в ней Леону, взволнованную и грустно улыбавшуюся ему.
- О, Боже мой! - сказала она. - Что с вами? Отчего в так бледны?
- Сегодня, - сказал он сухо, - настал день расплаты.
- Расплаты? - спросила она с удивлением.
- Да, сегодня я расплачиваюсь за вашу любовь, - сказал он с судорожной улыбкой. - До сих пор я только наслаждался.
И, повернувшись спиной к пораженной Леоне, он повалился на кушетку, решившись заснуть одетым. Он спал долгим беспокойным сном; его все преследовали какие-то видения, и он бормотал бессвязные слова. Леона слушала и дрожала.
Гонтран просыпался несколько раз и снова засыпал; наконец на рассвете полковник постучал в дверь. Гонтран вскочил, сразу все вспомнил и пришел в ужас и от самого себя, и от той роли, которую он играл. Он решил:
- Я дам себя убить… это справедливее… Затем Гонтран открыл дверь полковнику.
- Как! - удивился тот. - Вы не ложились? Да вы с ума сошли!
Гонтран пожал плечами.
- Я забыл раздеться, - сказал он.
- Глупо, друг мой. Смотрите, вы бледны, ваши нервы напряжены. Это может дорого обойтись вам.
- Э! Не все ли равно?
- Ну, - флегматично заметил полковник, - это не в наших интересах.
Затем он прибавил мягче, почти дружески:
- Друг мой, когда джентльмен идет на дуэль, то он собирается на нее, как на бал, и надевает праздничное платье. Займитесь немного своим туалетом, смените белье, переоденьтесь в сюртук, широкие брюки и наденьте ботинки. Ах да, кстати, я взял у Зуэ отличные шпаги; они чрезвычайно легки. Попробуйте, - и полковник подал шпагу маркизу, который невольно описал ею круг в воздухе.
Гонтран переоделся и, когда был совершенно готов, вошел к Леоне: она спала и показалась ему теперь прекраснее, чем когда-либо. У Гонтрана закружилась голова, и он почувствовал, что жажда жизни снова овладела им. Он захотел жить для любви.
Полковник взял его под руку, и они тихо вышли из комнаты, не разбудив Леону.
Карета ждала их на улице. Гонтран и полковник сели, спрятали шпаги под одну из подушек и приказали кучеру: - В Ботанический сад!
Карета покатила рысью по пустым еще улицам. Густой туман спустился на землю; было свежо. День был самый неподходящий для дуэли. Драться хорошо только при солнце.
Когда карета остановилась у Ботанического сада и полковник с Гонтраном вышли, чтобы отправиться на берег Жарре, маленькой речки, единственной в Марселе, Гонтран почувствовал, что он озяб, и закутался в плащ.
- Ну! - сказал ему полковник. - Что же будет с вами, когда вы снимете сюртук?
И он улыбнулся.
- Вы прекрасно знаете, что такие шутки неуместны; я легко зябну, вот и все! - ответил Гонтран, пожимая плечами. - К тому же мне никогда еще не приходилось драться на дуэли во время тумана, - прибавил он с грустной улыбкой.
- Всегда поэт, - презрительно сказал полковник. Они спустились на берег речки и выбрали подходящее место на песчаной площадке. Скоро появился и генерал в сопровождении шевалье д'Асти.
- Шевалье восхитителен в своей роли, - тихо прошептал полковник. - Можно подумать, что он совершенно не знаком с нами.
Генерал был в сюртуке, застегнутом по-военному до подбородка, и в узких серых рейтузах. Его уверенная и гордая походка свидетельствовала о том, что в минуту опасности к нему вернулось его обычное хладнокровие, хотя он был бледен и печален. Он поклонился полковнику и Гонт-рану, затем, вместо того, чтобы по обычаю отойти в сторону, когда секунданты условливаются насчет ведения дуэли, он прямо направился к маркизу и спросил его:
- Милостивый государь, вы маркиз Гонтран де Ласи, сын полковника де Ласи, который командовал полком во время войны в Испании?
Гонтран вздрогнул и побледнел еще более.
- Да, - ответил он.
- Сударь, - продолжал генерал, - ваш отец был мой близкий друг и три раза спас мне жизнь на поле битвы.
Де Ласи страдал невыразимо, слушая генерала.
- Взгляните на меня, - продолжал де Рювиньи, - мне сорок пять лет, я состою тридцать лет на службе; участвовал в двадцати кампаниях, получил восемнадцать ран, убил на дуэли трех человек. Похож ли я на труса?
- Нет, - сказал Гонтран, сердце которого билось так сильно, что чуть не разрывалось в то время, как генерал пристально смотрел на него.
- Ну, - продолжал де Рювиньи, - дайте мне слово, что вы никогда не произнесете известное вам имя вместе с именем негодяя Лемблена, и я сейчас же извинюсь перед вами… потому что, - продолжал генерал с волнением, - я не могу убить сына моего друга.
О, если бы маркиз де Ласи был свободен, как охотно он бросился бы на колени перед этим благородным, несчастным и добрым человеком и стал бы молить его о прощении! Но Гонтран не располагал собою, он был членом общества "Друзей шпаги", а потому не мог избавить генерала от тяготевшей над ним судьбы.
Взволнованный до последней степени, Гонтран повернул голову и с мольбою посмотрел на полковника, который был спокоен, хладнокровен, и глаза его красноречиво говорили: "Вы должны драться! Вы дали клятву!"
И Гонтран ответил, не решаясь взглянуть на генерала:
- Сударь, вы ударили меня, поэтому я никак не могу принять ваши извинения. Потрудитесь взять шпагу.
Тяжелый вздох вылетел из груди генерала и, обернувшись к шевалье д'Асти, который был его секундантом, он сказал:
- Так хочет судьба!
Он отошел от Гонтрана, который подошел к полковнику и сказал ему:
- Этот человек, которого вы хотите убить, в тысячу раз лучше вашего капитана Лемблена.
- Согласен, - ответил полковник, - но капитан наш. Если бы генерал очутился на его месте, то вы могли бы убить Гектора Лемблена без сожаления. Господа, снимите верхнее платье! - прибавил полковник громко.
В то время, как противники раздевались, шевалье д'Асти и полковник отмерили шпаги и бросили жребий. Судьба покровительствовала Гонтрану. Жребий пал на шпаги, купленные у Зуэ, а не на те, которые привез генерал.
- По местам, господа! - скомандовал полковник и, подавая шпагу Гонтрану, шепнул ему:
- Если вы дадите убить себя, то не стоило труда приобретать сердце Леоны.
Слова эти произвели магическое действие на Гонтрана; между ним и его противником, который был хорошим другом его отца, встал обольстительный образ Леоны, и он уже видел перед собою только человека, угрожавшего его жизни, стоявшего с обнаженной шпагой в руке, направленной на его грудь, которого он должен убить, если все еще хочет жить вместе с Леоной.