К тому же Лен Гай мог прийти в "Зеленый баклан" поужинать, ибо именно там всегда обедали и ужинали моряки. После нескольких месяцев в море любому захочется сменить меню, состоящее обычно из галет и солонины. Более того, этого требует забота о здоровье, и, хотя во время стоянки экипажу подают свежую пищу, офицеры предпочитают питаться в таверне. Я не сомневался, что мой друг Аткинс должным образом подготовился к приему капитана, помощника и боцмана со шхуны.
Дожидаясь их появления, я долго не садился за стол. Однако и тут меня поджидало разочарование: ни капитан Лен Гай, ни кто-либо другой со шхуны не почтил этим вечером своим посещением "Зеленый баклан". Мне пришлось ужинать одному, как я делал это ежевечерне вот уже два месяца, ибо, как легко себе представить, клиентура почтенного Аткинса не обновлялась на протяжении всего холодного сезона.
В семь тридцать вечера, покончив с ужином, я вышел в потемки, намереваясь прогуляться вдоль домов. На набережной не было ни души. Единственными источниками света, да и то весьма тусклого, были окна гостиницы. Экипаж "Халбрейн" в полном составе удалился на ночь к себе на шхуну. На приливной волне покачивались привязанные к борту шлюпки.
Шхуна напомнила мне казарму, ибо только в казарме можно заставить служивых улечься в постели с заходом солнца. Подобные правила должны были быть весьма не по душе болтуну и выпивохе Харлигерли, с радостью посвятившему бы все время стоянки прогулке по кабачкам, будь их на острове числом поболее. Однако и он появлялся в окрестностях "Зеленого баклана" не чаще, чем капитан шхуны.
Я продежурил у шхуны до девяти часов вечера, упорно вышагивая взад-вперед. Корабль погружался во тьму. В воде бухты осталось лишь одно отражение - носового сигнального огня, раскачивающегося на штаге фок-мачты.
Я возвратился в гостиницу и нашел там Фенимора Аткинса, пыхтящего в дверях трубкой.
- Аткинс, - сказал я ему, - держу пари, что капитан Лен Гай разлюбил ваше заведение!
- Он иногда заглядывает сюда по воскресеньям, а сегодня только суббота, мистер Джорлинг.
- Вы с ним не говорили?
- Говорил… - ответил хозяин тоном, в котором слышалось смущение.
- Вы сообщили ему, что один из ваших знакомых хотел бы уплыть отсюда на "Халбрейн"?
- Сообщил.
- Каким же был его ответ?
- Не таким, какого хотелось бы вам или мне, мистер Джорлинг…
- Он отказал?
- Похоже на то. Во всяком случае, вот что он мне ответил: "Аткинс, моя шхуна не берет пассажиров. Никогда прежде не брал их на борт, не стану делать этого и впредь".
Глава III
КАПИТАН ЛЕН ГАЙ
Спал я плохо. Мне то и дело "снилось, будто я вижу сон", если воспользоваться выражением Эдгара По, - то есть я просыпался при первом же подозрении, что мне что-то снится. Проснувшись, я исполнился дурных чувств по отношению к капитану Лену Гаю. Идея покинуть Кергелены на его шхуне "Халбрейн" слишком прочно засела у меня в голове. Почтенный Аткинс добился своего, без устали восхваляя это судно, неизменно открывающее в гавани Рождества летний сезон. Я считал дни, да что там дни - часы и уже видел себя стоящим на палубе этой прекрасной шхуны, оставляющей позади постылый архипелаг и держащей курс на запад, к американскому берегу. У хозяина гостиницы не вызывала ни малейшего сомнения готовность капитана Лена Гая оказать мне услугу, ибо не враг же он собственным интересам! Трудно представить себе, чтобы торговое судно отказалось взять пассажира, если это не связано с изменением маршрута, раз пассажир сулит щедрую плату. Кто бы мог подумать!..
Теперь понятно, почему я задыхался от ярости при одной мысли об этом нелюбезном субъекте. Я чувствовал, как разливается по моему телу желчь, как напряжены мои нервы. На моем пути выросла преграда, и я, как разгоряченный конь, взвивался на дыбы…
Я провел беспокойную ночь, не в силах унять гнев, и лишь к рассвету отчасти пришел в себя. Я решил объясниться с капитаном Леном Гаем, чтобы послушать его доводы. Возможно, размышлял я, такой разговор ничего не даст, но я по крайней мере облегчу душу.
Почтенный Аткинс уже имел с капитаном беседу, приведшую к известному результату. Что касается услужливого боцмана Харлигерли, то я не знал пока, сдержал ли он обещание, ибо он больше не попадался мне на глаза. Но вряд ли он оказался более удачливым парламентером, чем владелец "Зеленого баклана".
В восемь часов утра я вышел на берег. Погода стояла прескверная - "собачья", как выражаются французы: с запада мело снегом вперемежку с дождем, а облака плыли так низко, что, казалось, вот-вот обволокут землю. Было трудно себе представить, чтобы капитан Лен Гай вздумал ступить в такое утро на берег.
На набережной и впрямь не было ни души. Несколько рыбачьих баркасов оставили гавань еще до шторма и сейчас наверняка прятались в укромных заводях, где их не могли настигнуть ни океанские валы, ни ураганный ветер. Чтобы добраться до "Халбрейн", мне потребовалась бы шлюпка, однако никакой боцман не осмелился бы взять на себя ответственность выслать ее за мной.
Помимо всего прочего, рассуждал я, на палубе своей шхуны капитан чувствует себя хозяином положения, и если я собираюсь упрямиться, не желая принимать его отказ, то лучше делать это на нейтральной территории. Лучше уж я буду высматривать его, сидя у окошка своей конуры, и как только его шлюпка устремится к берегу, выйду ему навстречу. Тогда он не сможет уклониться от объяснений!
Вернувшись в "Зеленый баклан", я занял позицию у запотевшего окна и, то и дело вытирая стекло, замер, убеждая себя, что хорошо хотя бы то, что я спрятался от порывов ветра, которому оставалось только бессильно завывать в дымоходе и ворошить пепел в очаге. Я приготовился к терпеливому ожиданию, хотя чувствовал, что нервы мои уже натянуты до предела, как удила у лошади, перебирающей копытами в предвкушении галопа.
Так прошло два часа. Прихотливые ветры Кергелен умерили свою ярость раньше, чем утихомирился я. К одиннадцати утра низкие тучи унеслись прочь и буря улеглась. Я открыл окошко.
Как раз в это мгновение на "Халбрейн" приготовились к спуску шлюпки. В шлюпку уселся матрос, взявшись за весла, а на корме устроился еще кто-то, не прикасаясь к фалрепам руля. Шхуна покачивалась на волнах всего в пятидесяти саженях от берега. Шлюпка преодолела это расстояние за минуту-другую, и человек с кормы ступил на песок. Это был капитан Лен Гай.
Мне хватило нескольких секунд, чтобы выбежать на берег и предстать перед капиталом, тут же изготовившимся к отражению атаки.
- Сэр! - обратился я к нему сухим и холодным тоном - не менее холодным, чем погода, установившаяся из-за восточных ветров.
Капитан Лен Гай пристально посмотрел на меня, и в его черных глазах я увидел грусть. Голос его был тих и скорее напоминал шепот.
- Вы иностранец?
- Во всяком случае, я не житель Кергелен, - ответил я.
- Англичанин?
- Нет, американец.
Он резким движением ладони отдал мне честь. Я ответил ему таким же приветствием.
- Сэр, - продолжил я, - полагаю, что почтенный Аткинс, хозяин "Зеленого баклана", говорил с вами о моем предложении. Мне кажется, что такое предложение должно быть воспринято благосклонно, ибо вы…
- Предложение об отплытии на моей шхуне? - прервал меня капитан Лен Гай.
- Совершенно верно.
- Сожалею, сэр, но я не могу удовлетворить вашу просьбу.
- Не скажете ли, по какой причине?
- Потому что у меня нет привычки брать на борт пассажиров - это первое.
- А второе, капитан?
- Маршрут шхуны "Халбрейн" никогда не прокладывается заранее. Она выходит в море, направляясь в один порт, а оказывается совсем в другом, если я вижу в этом резон. Учтите, что я не нахожусь на службе у судовладельца. Шхуна - почти полная моя собственность, и я не подчиняюсь в плаваниях ничьим приказам.
- Выходит, вам одному и решать, брать ли меня на борт…
- Это так, но мне приходится ответить вам отказом - к моему величайшему сожалению.
- Возможно, вы примете иное решение, узнав, что для меня не имеет значения, куда следует ваша шхуна. Мне достаточно уверенности, что она куда-то да следует…
- Вот именно - "куда-то".
Мне показалось, что при этих словах капитан Лен Гай устремил взор на юг.
- Так вот, сэр, - не унимался я, - мне почти безразлично, куда вы плывете. Мне просто не терпится убраться с Кергелен, воспользовавшись первым предоставившимся случаем.
Капитан Лен Гай ничего не ответил, погрузившись в раздумья, однако я видел, что он пока не стремится спасаться от меня бегством.
- Имею ли я честь владеть вашим вниманием, сэр? - с живостью спросил я.
- О да.
- Тогда позвольте мне добавить к сказанному, что если я не ошибаюсь и если в дальнейший маршрут вашей шхуны не внесена изменений, то в ваши намерения входило уйти из гавани Рождества в направлении Тристан-да-Кунья?
- Возможно, на Тристан-да-Кунья, возможно, к мысу Доброй Надежды, возможно, на Фолкленды, возможно, еще куда-то…
- Так вот, капитан Гай, именно "еще куда-то" я и желал бы направиться! - вскричал я, не скрывая иронии, но стараясь сдержать раздражение.
С этой минуты манера капитана Лена Гая решительно переменилась. Он заговорил более резко и отрывисто. Ограничиваясь самыми точными и необходимыми словами, он дал мне понять, что настаивать дальше нет никакого смысла, что наша беседа и так слишком затянулась, что ему дорого время, что дела требуют его присутствия в конторе порта и что мы уже сказали друг другу все, что могли…