Над базой, где собрался почти весь отряд на открытое комсомольское собрание, было непривычно тихо. Даже природа, и та, казалось, горевала. Солнце, светившее несколько дней кряду, спряталось за тяжелые траурно-черные тучи. На землю сгустившимися мрачными красками легла печаль. Деревья, кусты, прошлогодняя трава, свалявшаяся листва сделались еще более темными, унылыми.
На войне люди неизбежно привыкают к смерти, потому что идут с ней все время рядом и через нее. Но смерть Храпова словно выбила всех из седла.
Все ждали появления командования отряда, которое было в штабной хатке на партийном собрании. Наконец открылась дверь и появился Линке, за ним Рабцевич, Бабаевский, Побажеев, другие коммунисты. Они сели к столу, накрытому кумачом. Комсомольский вожак Василий Козлов открыл собрание.
Минутой молчания почтили память погибших товарищей. Потом выступил Линке. Он рассказал о Первомае - всемирном празднике трудящихся. Вспомнил, как участвовал в маевках, арестовывался за участие в них, а в тридцать первом году впервые прошел с демонстрацией по ликующей Красной площади. Затем Карл Карлович заговорил о фашистской чуме, о задачах отряда, каждого бойца, командира.
- Давайте же поклянемся, товарищи, - сказал комиссар, заканчивая выступление, - не щадить оккупантов, отомстить фашистам за смерть боевых собратьев!
И все в один голос, спрессованный из лютой ненависти к захватчикам, ответили:
- Клянемся!
Выступили и лучшие бойцы отряда - коммунисты и комсомольцы. Бронебойщик Василий Козлов дал слово подбить не менее двух вражеских паровозов, Геннадий Девятов (он только поправился после тяжелого ранения) и Сергей Сидоров - пустить под откос по вражескому эшелону…
Рабцевич подвел итог собранию. Его выступление было кратким. Он наметил, кто, где и что будет делать к празднику 1 Мая.
- Наша задача, - сказал командир, - сделать все, чтобы в эти праздничные для нас дни фашисты еще острее почувствовали, что у них горит земля под ногами.
Прямо с собрания группы уходили на задание. Бабаевский отправлялся с Синкевичем. Побажеев - с Бочериковым, Линке - с Игнатовым. На складе получали патроны, мины, гранаты, сухой паек - хлеб, колбасу. В первые же дни после прихода на Пинщину отбили у фашистов большое стадо коров. Некоторых раздали крестьянам, передали в 208-й партизанский полк, остальные паслись поблизости. На базе наладили коптильню - научились делать колбасу.
Провожал бойцов сам Рабцевич. На поляне выстроилась группа Игнатова.
- Больные есть? - спросил Рабцевич.
- Нет, - дружно ответил строй.
- Вот и хорошо. - Рабцевич облегченно вздохнул, его лицо заметно повеселело.
- Здоровому человеку всегда легче воевать, - впервые за много дней скупо улыбнулся Линке.
- Желаю успеха вам, товарищи, - сказал Рабцевич. На прощание крепко пожал руку комиссару. - Удачи тебе, Карл!
* * *
Действия бойцов спецотряда, местных партизан были настолько ощутимы, что на какое-то время парализовали движение на железной и шоссейных дорогах. В ответ фашисты организовали несколько карательных экспедиций. Ничего не добившись, они стали концентрировать силы в Парохонске, других населенных пунктах, готовясь к новым операциям.
И тут Бабаевский сообщил, что конное подразделение словаков, дислоцирующееся в деревне Любель, перебив свое командование, ушло в лес, где встретило местный партизанский отряд "За Родину" и влилось в него.
- Вот это здорово, Николай! - сказал Рабцевич. - Как видишь, твои старания не пропали даром.
…Эта история началась сразу же после возвращения Бабаевского с Большой земли. Словацкое подразделение тогда стояло в деревне Вылазы. Солдаты охраняли участки железной дороги.
В отряде решили начать агитационную работу по их разложению. Нужен был человек, через которого для начала удалось бы завязать с ними переписку…
После тщательного отбора Бабаевский остановился на жительнице деревни Сошно Дарье Александровне Малашицкой. Рабцевич одобрил кандидатуру. Оставалось заручиться согласием самой Малашицкой. С этой целью апрельской ночью и отправился к ней начальник разведки. С ним пошли проводник из местных - сосед Малашицкой - и трое бойцов охранения.
В то время фашисты не имели гарнизона в Сошно, если, конечно, не считать бригады немецких железнодорожников, живших в церкви. Однако жили рабочие обособленно, посты выставляли только возле казармы. Поэтому каких-либо препятствий для встречи не предвиделось.
Огородами пробрались к хате Малашицкой. Кругом было спокойно, непривычно для военного времени тихо. Деревня спала. Бойцы охранения заняли свои места - двое залегли в кустах у ограды на улице, один на огороде. Проводник тихо постучал в окошко, низ которого был заделан куском железа. Бабаевский, чтобы случаем не напугать хозяйку, прижался к стене хаты, затаился.
- Кто? - послышался заспанный голос.
Проводник назвался.
- Чего тебе? - недовольно спросили из-за окна.
- Да открой же скорее, Дарья, дело к тебе имею.
Из хаты донеслось приглушенное покашливание, торопливое шлепанье босых ног.
Дверь приоткрылась, в образовавшуюся щель просунулась женская голова в наспех накинутом платке.
- И чего тебе, окаянный, не спится? - проворчала хозяйка. - Входи, полуночник. - Она распахнула дверь.
- Да я тут не один, - виновато проговорил проводник, пропуская вперед Бабаевского.
В сумрачной горнице непросто было различить присутствующих, их близость угадывалась по дыханию.
- Ты кого это ко мне привел? - спросила хозяйка.
Бабаевский опередил проводника, представился:
- Я заместитель командира отряда Игоря. Звать Николаем. Если не возражаете, поговорить с вами надо.
Малашицкая вздохнула.
- Возражай не возражай, а ты уже в хате. Говори, чего надо?
Бабаевского не смутил тон хозяйки. Он знал о ее крутом нраве. Попросил проводника выйти. Сработала привычка: прежде чем заговорить с кем-либо о деле, остаться без свидетелей. В народе недаром бытует пословица: "Береженого бог бережет", чекисты называют это конспирацией.
- Так спрашивай, - нетерпеливо заметила Малашицкая, едва затихли во дворе шаги проводника, - что надо?
- Для начала, Дарья Александровна, пройдем куда-нибудь в уголок, зажжем лампу, коптилку, - предложил Бабаевский. - Знаете, как-то не привык знакомиться в потемках.
- Тогда иди сюда. - Она нащупала его руку, потащила за собой. Рука у нее была по-мужски крепкая. Сделав несколько шагов, сказала: - Постой! - а сама загремела чем-то железным.
- Эт на-а, паралик ее расшиби, печь погасла. Теперь огнем, разживиться можно если только у соседки.
Бабаевский протянул ей пачку немецких спичек.
Малашицкая зажгла тонкую длинную лучину, воткнула в печь между кирпичей. Слабо озарилось место, где они находились. Это было запечье, отгороженное от горницы шторкой из грубой серой ткани. Огонь в топке никак нельзя было увидеть с улицы. Бабаевскому понравилась сообразительность хозяйки. Подумалось: "Должно быть, это место не впервые использует для подобных встреч". Сел на щербатую коричнево-черную, крепко сработанную скамейку. Малашицкая стояла, прижавшись к печке. Некоторое время молча смотрели друг на друга.
Малашицкая выглядела много старше своих шестидесяти двух лет, и в этом не было ничего удивительного. С двадцать девятого года осталась без мужа. На руках пятеро детей. А помощи ждать неоткуда. В тридцать девятом, когда Западная Белоруссия стала советской и вроде бы солнышко взошло в ее жизни, подросли дети, старшую, Михалину, выдала замуж. Да умерла средняя - Надежда. Не успело забыться это горе - война грянула. У Михалины фашисты повесили мужа (он был депутатом сельского Совета), а саму угнали на каторжные работы в Германию. Сыновья Григорий и Петр ушли в лес партизанить. Осталась она с младшей - Катериной. Чем могла, партизанам помогала: кормила, обстирывала, белье штопала, - ничего не жалела. И тут вновь несчастье постучалось в ее хату. В феврале сорок четвертого под Брестом погиб Григорий.
Бабаевский глядел на Малашицкую и на какое-то время даже засомневался: а справится ли эта немолодая, измученная женщина с заданием? Успокоился, поглядев в глаза - живые, необычайно ясные.
- Видите ли, уважаемая Дарья Александровна, я много о вас слышал, все собирался познакомиться. - Его взгляд столкнулся с колючей усмешкой хозяйки. - Простите, что выбрал такое позднее время.
- Чего уж извиняться, коль пришел. Скажи лучше, зачем понадобилась?
Бабаевский понял, что она не терпит многословия, не нуждается в лишних объяснениях.
- Я хотел бы вас попросить выполнить одно очень важное поручение отряда.
И опять усмешка, пройдясь по ее впалым щекам, застряла в глазах.
- Господь с тобой, мил человек, на погост мне пора собираться, уже бельишко припасла, а ты задание. Отзаданилась, теперь за меня сынок мой последний воюет.
Голос ее дрогнул, сорвался, взблеснули от боли глаза. Казалось, еще мгновение - и расплачется старая женщина. Но не расплакалась: закусила губу, и глаза тут же высохли.
Бабаевский подивился ее воле, обрадовался: "А ведь не ошибся - сильный она человек".
- Дарья Александровна, - продолжал Бабаевский, - как это в народе говорится: вы еще любой молодой сто очков вперед дадите. Не будь я уверен в том, что справитесь с нашим поручением, не пришел бы сейчас.
Из рассказов бойцов, односельчан Малашицкой Бабаевский знал, что она не тщеславна, не любит, когда ее хвалят, выпячивают, но сейчас после его слов она разом переменилась, помягчала, подобрела.