Рабцевич внимательно поглядел на хозяйственника, отвернулся.
- Ладно, вот отстроимся, тогда решим.
- Да я, товарищ Игорь, - обрадовался Процанов, - да я все сделаю, как прикажете!
Осмотрев площадку, Рабцевич собрал совещание актива отряда. На нем решили строить базу, не прекращая боевых действий. Поэтому небольшие группы во главе с Бочериковым, Игнатовым, Синкевичем, Громыко тут же отправились на задания. Кроме диверсий на железных и шоссейных дорогах, установления связи с местным населением им поручалось добывать медикаменты. Благодаря своевременным мерам тиф удалось остановить. В этом большую роль сыграли не только врачи, медсестры отряда, но и медчасть соседнего, 208-го партизанского полка имени И. В. Сталина.
Работа на базе закипела. С раннего утра до глубокой ночи над стройкой слышалось задорное пение пил, перестукивание топоров, молотков.
Однако сложным оказалось не строительство, а питание отряда. В Рожанове с этим было проще - расселились по хатам, там и кормились. Теперь бойцы сами готовили пищу.
Не мудрствуя лукаво, решили питаться по группам, приготовление пищи поручить девушкам - бывшим связным. В группе Синкевича этим занималась Ольга Войтик - учительница из деревни Михновичи, которая в свое время вместе с другой учительницей, Ольгой Негрей, помогла Синкевичу установить связь с подпольщиками города Калинковичи. При выполнении одного из заданий Негрей попала в гестапо. Фашисты пытали ее и, ничего не добившись, живьем закопали в землю. Ольга Войтик стала членом отряда. Вместе с подругами пекла лепешки, готовила другую еду…
Как-то бойцы чуть ли не в один голос попросили: "Хотим хлеба, настоящего печеного хлеба!"
- Будет печка, испеку, - пообещала Ольга.
Мастер-печник тут же нашелся. Да и за материалом далеко ходить не пришлось: на погорелках ближней деревни в достатке набрали не только добротного кирпича, но и всякого литья, кованых приспособлений для печки, начиная от вьюшки, дверок и вплоть до заслонки.
Вскоре на удобном месте, около жилых построек, сложили большую русскую печь, даже под навес поставили, обожгли. И сразу же к Ольге: "Обещала?.. Выполняй!"
Синкевич принес ей закваски из деревни Вулька, бойцы раздобыли дубовую квашню.
С вечера, как только группа ушла под Пинск, Ольга с подружками принялась за стряпню. Так вышло, что сама она ни разу в жизни не пекла хлеб. Сначала мать не доверяла, а потом, когда стала взрослой, не доводилось - училась в педучилище вдали от дома. Признаться подругам в своем неумении постеснялась, хотя и они мало чем могли ей помочь. Утешало то, что помнила порядок, как мать пекла. Ольга взяла немного муки. Тесто хорошо промесила и, когда оно стало отлипать от рук, сложила в квашню, верх разровняла, спрыснула водичкой. Квашню закутала в овчинку, поставила в теплое место в своей хатке - у буржуйки. Утром протопила печь, кочергой разгребла по бокам и под заслонку угли, смоченным водой березовым веником тщательно подмела под и прикрыла печь заслонкой, чтобы жар не выходил. На стол, посыпанный мукой, вывалила подошедшее тесто, разрезала его на четыре куска, из них скатала ровные кругляши, и на деревянной лопатке сунула их в печь на под.
- Теперь, родная, не подведи. - Ольга, как, бывало, делала мать, ласково похлопала по теплым бокам печи, словно это было живое существо…
- Через три часа, девочки, - сказала она помогавшим подружкам, - хлеб будет готов.
Потом, чтобы не терять времени, все вместе принялись готовить обед. Надо было поспеть к приходу группы. Старались. Уж очень хотелось угодить бойцам.
Спустя часа полтора возле печки нет-нет да и стали задерживаться бойцы других групп. Спрашивали:
- Никак, девчата, хлеб печете?
- Ага, - радостно отвечали девушки.
- Угостите?
- Конечно!
Группа о своем прибытии заявила еще издалека радостными восклицаниями:
- Братцы, чует мой нос, хлеб уже поспевает!
- Ого-о!
- Ну, тогда поедим!
Обычно бойцы, вернувшись с задания, тут же разбредались по своим хаткам, отсыпались и уже потом принимались за еду. Теперь все собрались возле печки: ведь в таком случае, как бы ни устал, не уснешь…
- Милые, распрекрасные вы мои девочки, чем нас порадуете? - весело спросил Михаил Чмут. Он живо заглянул в одну кастрюлю, в другую. - Щи наваристые-то какие!.. Может, красавицы, нальете?
Получив отказ, он сунулся к печке, схватился за заслонку, но, схлопотав затрещину, заливисто рассмеялся.
- А щи-то и впрямь вкусные, я уже не говорю про хлеб - пышный, пахучий… - Он уселся на скамейку, шумно сглотнул слюну.
- Не томи ты нас, Ольгуша, - попросил Алексей Герасимович. - Сил больше нет терпеть.
- Да что ж я сделаю, товарищи мои дорогие, - хлеб должен пропечься, - пояснила Ольга. - Она глянула на часы - немецкую штамповку, одолженную по такому случаю у бойца. - Через полчасика выну хлеба. - Чтобы убедиться в точности сказанного, заглянула в печь.
Глянул в печь и подоспевший Чмут.
- Братцы вы мои, хлеба-то какие!.. Готовы уже, с места мне не сойти!..
- А вот и начальство идет, - тихо сказала Ольга, поправляя косынку, румянец выступил у нее на лице.
Из-за деревьев, о чем-то переговариваясь меж собой, вышли Рабцевич и Синкевич.
Увидев бойцов вокруг печки и за столом, Рабцевич спросил:
- Обедать собрались?..
- И даже с хлебом, - расплывшись в улыбке, похвастался Синкевич. Из-за спины командира отряда он показал бойцам, чтобы освободили место за столом: - Давайте с нами за компанию.
Рабцевич окинул взглядом забеспокоившихся у печи девчат.
- Если с хлебом, не откажусь. - Он сел за стол. Рядом, потеснив бойцов, уселся Синкевич.
- Предупреждаем, товарищ Игорь, - раздался чей-то шутливый голос, - это у нас пробная выпечка. Можно не дождаться!
Рабцевич глянул настороженно, но, увидев веселые лица бойцов, засмеялся.
- Дождусь!
Дружный смех совсем смутил девчат.
Ольга открыла заслонку, глянула в печь.
- Девчата, разливайте щи, сейчас хлеб подам…
На столе вместе с большой кастрюлей появились миски, тарелки, котелки, ложки.
Ольга, поддев лопаткой, выволокла каравай из печи и, поднеся к столу, осторожно поставила перед Рабцевичем.
- Вот это хлеб! - не удержался Пархоменко, все это время терпеливо дожидавшийся обеда.
Каравай действительно был отменный: большой, пышный, с аппетитной коричневой корочкой.
- А пахнет-то, - возрадовался кто-то с конца стола, - даже отсель слышно!
Рабцевич невольно поддался соблазну и, нагнувшись над караваем, втянул воздух. Разогнулся, выдохнул:
- Какую же власть имеет хлеб над человеком!
Синкевич достал финский нож, тщательно протер лезвие о рукав ватника, попросил:
- Товарищ командир, режьте…
За столом вмиг сделалось необычно тихо. Все уставились на Рабцевича.
Чувствуя необычность происходящего, Рабцевич встал, прижал горячий каравай к груди и, как, бывало, в далекие времена делал отец, вытянул руку, приставил нож к караваю, вонзил в него и потащил на себя…
Но что такое? Вместо обычного в таком случае мягкого хруста из-под ножа послышался треск, напоминающий звуки не то ломающегося, пересушенного зноем сучка, не то рвущейся парусины. И тут же на стол, гулко стукнувшись, упала горбушка. Собственно, это была не горбушка, а подсушенная корочка без мякоти.
Вздох недоумения, растерянности, огорчения вырвался у всех.
Рабцевич удивленно посмотрел направо, налево, перед собой и неожиданно для всех улыбнулся.
- Когда у моей мамаши почему-либо не получался хлеб, отец шутливо говорил: "Ну, мать, у нас в доме сегодня не иначе как Христос ночевал!" - Засмеявшись, он хотел что-то веселое отпустить в адрес пекаря, но, увидев заплаканную Ольгу, сочувственно хмыкнул и положил опавший каравай, похожий теперь на большую лепешку, перед Синкевичем. - Отрезай свой кусок.
За столом зашумели, каравай-лепешка пошел по кругу…
Неудавшийся хлеб скрасили вкусные щи и не менее вкусные белорусские клецки.
Благодаря девчат за обед, Рабцевич ободряюще заметил огорченной Ольге:
- А ты, дивчина, не вешай носа и вытри слезы - бойцу не положено нюни распускать. Еще такие нам хлеба испечешь, что все порадуются.
Рабцевич оказался прав: Ольга Войтик вскоре наловчилась выпекать такие прекрасные хлеба, что даже из других групп приглашали наладить выпечку караваев.
Победное шествие
В начале марта сорок четвертого года из Центра поступила радиограмма о прибытии на аэродром Василия Захаровича Коржа, Бабаевского и Побажеева. Рабцевичу приказывали организовать встречу: товарищи прилетят с большим грузом.
На аэродром отправилась группа Игнатова, только что проведшая диверсионную операцию. На железной дороге в районе Парохонска было взорвано четыре эшелона противника.
Бабаевский привез не только взрывчатку, мины, но и обмундирование: бойцы совсем обносились. Не забыл прихватить с собой и почту.
Получил несколько писем и Линке. Но на этот раз вместо радости они принесли горестную весть: 22 января 1944 года погиб Гейнц.
Линке сидел над рассыпанными письмами и невидяще смотрел перед собой. Чем мог утешить его Рабцевич? Чем хоть в какой-то мере приглушить горе отца, потерявшего единственного сына? В то время, наверное, только одним - беспощадной местью фашистам.
- Что поделаешь, Карл, - сказал Александр Маркович, пытаясь успокоить друга, - война без жертв не бывает…
- Игорь, - проговорил Линке с болью, - я антифашист!