- Благочестивые люди благословляют таверны? - спросил он, довольно хихикая. - Или же они любители не только таверн, но еще и ночных дам, а? - Он радостно засмеялся над собственной шуткой. - Эй вы, благословите меня! Разве я хуже, чем все они? - Он хотел было стать на колени, но вместо этого вдруг подошел к Анне и попытался откинуть ее капюшон. Она вовремя оттолкнула его руку, и он ударился о стену. Тут, видимо, пьяницу поразила какая-то новая мысль, и он посмотрел на них со страхом. - Я узнал вас! - пролепетал он. Было еще темно, лица путников скрывали капюшоны, но слуга действительно мог разглядеть лицо одного из них и догадаться, кто они такие. Манион стал вынимать из рукава свой нож, но Грэшем сложил руки на груди, и Манион понял - хозяин уже достал свой кинжал.
- Я - Смерть, - проговорил Грэшем тихо и зловеще, и пьяница в ужасе осел на землю. Он стал тихонько всхлипывать. Грэшем должен был убить этого человека, сказавшего роковые слова "Я узнал вас". Ставки в игре были слишком высоки, чтобы Грэшем мог пощадить его, поставив под угрозу свою миссию. Генри невольно снова вспомнил испанца, убитого им на лугу. Он вспомнил моряков, погибших в порту Кадиса, подумал и о тех испанцах, которые найдут свой конец после взрывов пушек на их собственных судах… вот и еще одного ему предстояло лишить жизни - новое подтверждение того, как мало стоит человеческая жизнь! Испанец посмотрел на него снизу вверх и снова пролепетал:
- Вы - Четыре Всадника… Четыре Всадника Апокалипсиса!.. Я узнал вас… Грэшем отпустил рукоять кинжала, постаравшись скрыть вздох облегчения.
- Раскаиваешься ли ты в своих грехах? - спросил он пьяницу.
- Раскаиваюсь… - тихо отвечал тот, отползая к стене.
- Тогда иди с миром. И никому не говори о нас.
Он с трудом поднялся на ноги, не помня себя от страха, и перекрестился. Все четверо молча смотрели на него. Он повернулся к ним спиной и бросился бежать.
- Я думала, вы хотели убить его, - сказала Анна, когда они без дальнейших происшествий вовремя вернулись в комнату Грэшема. Она, конечно, представляла себе их ночное приключение совсем иначе. От ее романтического волнения в начале их путешествия не осталось и следа. Теперь она чувствовала, будто вывалялась в грязи.
- Да, хотел, - промолвил Грэшем. Он вдруг почувствовал: он хочет эту девушку, как еще ни одну в своей жизни. Он, кажется, был бы рад овладеть ею сейчас же, показав ей, кто хозяин положения. Но Грэшем никогда в жизни не опускался до того, чтобы взять женщину силой. Стремясь избавиться от наваждения, он решил поскорее разыскать ее жениха. Он сказал: - Завтра можно будет проверить, нет ли в Лиссабоне вашего жениха, а то скоро это все станет подозрительно и нам начнут задавать вопросы.
- Его здесь нет, я знаю, - отвечала Анна. Голос ее звучал тихо и устало. Может быть, она хотела убедить в этом саму себя? - Я чувствую - мое время еще не настало.
* * *
- А где Манион? - спросила Анна, когда они собрались посетить дом Жака Анри.
- Дела у него какие-то. Лучше об этом не спрашивать, - отвечал Грэшем, вполне доверявший Маниону.
- Дадите вы мне дня два-три отпуска? Надо кое-что доделать в Лиссабоне, сквитать старые счеты, - попросил его слуга. Грэшем согласился: он понимал - иначе поступить нельзя. И все же Грэшем очень скучал по Маниону. Однажды ночью, ворочаясь с постели с боку на бок, Генри задал себе вопрос, который предпочел бы не задавать. В любом случае было ясно, что Манион затеял нечто очень опасное. Случись с ним что-нибудь - сможет ли он, Генри, жить без верного верзилы? Он молился о том, чтобы в действительности этого никогда не произошло.
Анна не унималась.
- О, конечно, - ответила она. - Женщинам нельзя доверять секретов. Им только говорят, что следует делать. Или продают сифилитикам. Или просто используют для ублажения мужчин. - Последнее было настолько близко к тому, о чем думал Грэшем, что он едва не покраснел.
- Опасность для нас не миновала, - ответил он. - Нам надо поскорее уезжать, пока итальянец не передумал и не решил, что ему дадут больше золота, если он выдаст нас. Если вас задержат и спросят о Манионе, вы ведь действительно не будете ничего знать. Искренность - самая лучшая вещь в таких случаях.
Анна надула губы.
- Я уверен, Генри говорит так в ваших интересах, - вмешался Джордж.
Анна слегка улыбнулась ему, а затем снова обратилась к Генри:
- Значит, вы сможете солгать ради спасения друга. А я, бедная женщина, на такое не способна! Просто замечательно! - В каждом ее слове сквозило возмущение.
Сам Грэшем сомневался, что этот Жак Анри действительно в городе. Их приезд в Лиссабон не наделал большого шума (впрочем, шума там и так хватало), хотя и не остался незамеченным. Жак Анри, конечно, услышал бы об их приезде к этому времени и, надо думать, поспешил бы навстречу с ними. Либо купец уехал из города, либо он уже сожалел о помолвке. По словам Анны выходило, будто дело с женитьбой решилось без ее согласия. Однако неясным оставалось, насколько сам мсье Анри сейчас желал для себя такой участи.
По адресу, который им удалось раздобыть, они нашли большое складское помещение с примыкавшим к нему добротным каменным домом. Но все постройки казались безжизненными, словно пирамиды. Они прибыли туда целым отрядом: Грэшем, Анна, две служанки, семеро слуг Грэшема; все - на наемных лошадях, двое разодетых охранников, выделенных генерал-губернатором, и переводчик. Среди охранников они не встретили видевшего "Всадников Апокалипсиса". Как узнал Грэшем, он числился больным.
Старший из слуг губернатора с трудом скрывал ужас при виде Анны, ехавшей верхом вместе со всей процессией. Это выходило за рамки всех его понятий. Девушка не должна скакать к своему суженому. Сначала должны были встретиться мужчины, обсудить все дела, а уже потом можно было допустить и девушку.
- Ну, знаете, - объяснял Грэшем с самым серьезным выражением лица, - она слишком рвалась к своему жениху, я еле ее сдерживал. Не люблю чинить препятствия любящим сердцам. - Все это он излагал с особым удовольствием, понимая, насколько его слова раздражают Анну. Теперь он хорошо научился понимать даже оттенки ее настроения.
Вскоре стало ясно - по крайней мере сегодня им не удастся решить свой вопрос. После того как они стали яростно барабанить в двери, наконец появился какой-то старичок с потемневшим от солнца морщинистым лицом. Переводчик сообщил от его лица: мсье Жака Анри нет дома вот уже несколько месяцев, а когда он ожидается, неизвестно. Его склады пусты, товары, привезенные из Гоа, распроданы еще до его отъезда. Не осталось ни шерсти, ни турецких ковров. Говорили, будто купец ищет новые рынки и в июне (так объяснил переводчик) отправился в Плоские земли. Они поняли - имелись в виду Низкие земли - Нидерланды.
- Зачем жирному купцу понадобилось ехать в зону военных действий? - поинтересовался Грэшем. - Там уже долгие годы идет война. Говорят, некоторые районы страны превратились в пустыню. О какой выгодной торговле там может идти речь?
- Надеюсь, он отправился туда потому, что понял: жениться на мне - значит для него совершить грех, - ответила Анна, - а так как он слишком труслив и застрелиться самому ему не хватает духа, то он, должно быть, надеется, что либо та, либо другая армия в Нидерландах сделает это за него.
- Вы всегда так отзываетесь о своих друзьях? - осведомился Грэшем.
- Он мне вовсе не друг! Даже меньше, чем вы, - сказала она. - Он просто жирная свинья.
Ни в тот день, ни той ночью они не видели Маниона. Вечером Грэшем, Анна и Джордж побывали на блестящем приеме у генерал-губернатора. Грэшем отчасти надеялся увидеть там легендарного маркиза Санта-Круса, но ему сказали, будто у маркиза слишком много неотложных дел.
Не появился Манион ни на следующий день, когда они отправились осматривать достопримечательности Лиссабона, ни на третий день, когда им позволили покинуть город и насладиться красотами природы в прилегающей к нему области страны.
Он тихо возник снова только на четвертый день. Со своей неизменной странной улыбкой на лице.
- Где же ты пропадал? - спросила Анна, сгоравшая от любопытства.
- Отдавал визит, - только и ответил Манион.
Глава 8
Октябрь 1587 - май 1588 года
Кембридж, Лондон, Лиссабон, Нидерланды
Снимать пушки с корабля - сложная задача. Вроде как зубы вырывать. Прежде всего стволы надо снять с коротких лафетов и аккуратно поднять с помощью канатов. Каждое орудие очень тяжелое, но тяжесть распределена неравномерно: казенная часть весит больше. Надо соблюдать большую осторожность, чтобы пушка не сорвалась и не разрушила деревянные части корабля. Достаточно плохо завязанного узла, ненадежной веревки или неплотно вбитого столба - и орудие всей своей тяжестью обрушится на палубу. Не говоря уже об опасности для людей; в прошлом году вообще был случай, когда пушка пробила брешь в корпусе корабля и упала на морское дно. Корабль удалось спасти только чудом.
Моряки мрачно взирали на то, как последние орудия снимали с борта и грузили на повозки, собираясь потом отправить на хранение в огромный арсенал лондонского Тауэра. Их дурное настроение проистекало вовсе не из нежелания расставаться с пушками. Оно было вызвано страхом. Многие нервозно смотрели в сторону устья Темзы, словно опасаясь, что туда со стороны моря вот-вот войдут испанские галеоны с пушками наготове и начнут бомбардировку Лондона. Флот решили распустить на зиму, но кто тогда остановит испанцев, вздумай они напасть на Англию?