- Вот это мне неизвестно. Но если он знает, это не удивит меня. Генри Грэшем - из тех людей, которые знают куда больше, чем говорят. Ему может быть известно куда больше, чем я мог бы полагать.
Уолсингем отметил про себя, что Сесил сделал упор на словах "дальний родственник". Уолсингем догадывался: сидящий напротив молодой человек уже не любит Грэшема из-за его внешней привлекательности и из-за независимости, которую Грэшему дает богатство. Только по способностям они были равны, и чувство превосходства Сесила основывалось на том, что Грэшем - незаконнорожденный. Теперь же Уолсингем лишил Роберта сомнительного преимущества, но вместе с тем, вероятно, заслужил малую толику его доверия.
- А… при дворе еще есть люди, знающие правду о его рождении? - спросил Роберт Сесил.
Вот оно! Уолсингем предвидел это. Его собеседник весь напрягся, ожидая ответа, очень для него важного.
- Возможно, - отвечал Уолсингем, сделав вид, будто немного подумал над вопросом. - Но если хотите знать о моих догадках, то я бы сказал: вряд ли.
Сесил явно почувствовал облегчение. Он простился и ушел настолько быстро, насколько позволяли светские приличия.
А Уолсингем остался наедине со своими размышлениями. Что ему удалось установить? Сесил явно вовлечен в какой-то заговор, в котором Грэшем рассматривается просто как фишка. Однако, чтобы Грэшем мог сыграть эту роль, нужно скрыть от влиятельных придворных правду о происхождении молодого человека - пусть недостаточно законном, зато очень высоком. Уолсингем был еще далек от разгадки, но он методично и жестко, как делал это всегда, шаг за шагом двигался к правильному решению. А что же Генри Грэшем? Уолсингем понимал: сегодня он уменьшил шансы Грэшема выстоять в жизненной борьбе, но ведь тот добровольно вошел в темный мир шпионского дела. Он или утонет, или выплывет, в зависимости от своих способностей и удачливости. Разве не то же самое пришлось делать в молодости и Уолсингему?
* * *
"Королевский купец" прибывал в Лондон, в Дептфорд. Между тем Генри Грэшем чувствовал себя так, как будто он снова оказался там, где его преследовала испанская галера. Он упрашивал капитана разрешить ему выйти в первую очередь и незаметно. Он знал: об открытом появлении в порту его и его спутников пойдут разговоры во всех лондонских тавернах. Грэшем постарался объяснить создавшуюся ситуацию Анне.
- Кто-то хотел убить меня на корабле Дрейка, но кто, я сам точно не знаю, - сказал он. - Насколько я понимаю, когда мы окажемся в Лондоне, тот, кто это затеял, повторит свою попытку, я не могу сейчас вернуться в свой дом, за ним наверняка следят. Также будут следить и за лондонским домом Джорджа. Поэтому нам следует тихо поселиться в какой-то гостинице, притом не в самой лучшей. Есть места, где люди останавливаются, когда не хотят быть узнанными.
- Что за приговор вынесен мне судьбой! - горько сказала Анна. - Мало того что я умерла для общества, у меня нет ни одежды, ни слуг, которые делали бы для меня самое необходимое, так у меня еще нет ни родителей, ни дома! Вы ведь говорили, - продолжала она насмешливо, - что мой опекун, то есть вы, - человек богатый и общается с самой королевой? А получается, мой опекун и его подопечная должны ходить по Лондону переодетыми, точно преступники. Хорош друг королевы! - Несмотря на язвительный тон Анны, она была готова заплакать, а потому отвернулась, пытаясь скрыть свое состояние. - По моему, вы оба - преступники и лжецы.
Грэшем почувствовал, как теряет терпение. Манион тоже, кажется, кипел от негодования.
- То обстоятельство, что я стал вашим опекуном, как и то, что вы так глупо попали на борт "Маргаритки", делает нас с вами связанными в глазах людей, - ответил он, - потому мои враги станут и вашими врагами.
- Что за несчастная страна, где честные женщины не могут безопасно ходить по улицам! - изрекла Анна с презрением.
- Страна борется за свое существование, - ответил Грэшем. - И мне очень жаль, что вас втянули в эту борьбу. Но в любом случае моя жизнь в опасности, если меня узнают или поймут, кто я такой, благодаря нам. Хорошо, что мы сойдем на берег после заката - у нас есть возможность закутать вас в плащ.
- Есть более простой способ, - неожиданно заметила Анна.
- Более простого способа нет, - нетерпеливо ответил Генри.
- Вы можете одеть меня как мужчину или как мальчика-юнгу, - неожиданно предложила девушка. - Здесь, на корабле, есть подходящая одежда. Нет ничего особенного в том, что юнга сходит на берег, особенно если волосы скрыты шляпой, а лицо замазано грязью.
Несколько мгновений Грэшем и Манион изумленно смотрели друг на друга.
- Не болтайте глупостей! - сердито ответил ей Грэшем. - Во имя Неба, поймите, молодым девушкам нельзя ходить в штанах.
- Прошу вас не рассуждать как папаша, когда по возрасту вы можете быть только сыном, и притом - довольно юным, - резко ответила Анна. - Почему мужчины такие… тупые? Неужели нельзя понять простую вещь? Если, как вы говорите, нам угрожает опасность, то двое матрос и юнга, сходящие на берег, привлекут куда меньше внимания, чем двое мужчин и одна женщина.
- Не "матрос", а "матросов", - поправил Грэшем. Он украдкой оглядел девушку. Ее бедра действительно выглядели узковатыми, как у подростка, а не пышными, как у женщин, самой природой созданных для чадородия. Но ее груди… Их нельзя было не различить под свободным платьем.
- Товар посмотрели? Брать будете? - заговорила Анна ледяным голосом, оскорбленная откровенным разглядыванием. - Магазин не может работать весь день! - Эту фразу часто повторяла ее любимая няня. Грэшему с трудом удалось скрыть смущение. Проклятие! Неужели его мысли так легко прочесть?
- Я думаю… - начал он, не зная, как объяснить семнадцатилетней испанской аристократке, что у нее - слишком большая грудь для ее намерения. Тут вмешался Манион.
- По-моему, это не так уж глупо, как может показаться, - сказал он. - Она права, будет безопаснее, если мы сойдем за двух моряков и одного паренька. Да и женского платья на этом корабле не найти. А вот достать одежду для мальчишки - легкое дело.
Грэшем, кажется, уже готов был сдаться.
- Но как же, - начал он, чувствуя, что краснеет, - как спрятать как скрыть… ну, словом, женские части вашего тела?
Ему показалось, девушка с легким злорадством восприняла его замешательство. А Манион отчего-то отвернулся к окну и фыркнул.
- Их можно обвязать материей, если найдется достаточно длинный кусок, - ответила Анна так, будто обсуждать ее грудь с мужчинами являлось для нее обычным делом. Грэшем попытался представить себе эту операцию и постарался унять свое воображение, представив себе, как он зимой лезет в ледяную воду. Половой голод так же опасен, как и обычный, и не вовремя давать ему ход не следует.
* * *
От Ленга трудно было добиться внятных сведений. Выждав какое-то время, Грэшем и Манион допросили его однажды вечером на борту "Королевского купца".
- Я только порылся в ваших вещах! Мне приказали! - бормотал Ленг. Его нервозность легко объяснялась: Манион приставил кинжал к его горлу. - Мне велели рассказать обо всем, что я найду! Сказали, если я соглашусь, они разрешат мне плаванье с Дрейком и я смогу стать знаменитым…
- И таким образом поручили меня убить? - спросил Грэшем бесстрастным тоном. Ленг замер на месте.
- Ну, не совсем так… То есть, я хотел сказать, совсем не так, - поспешно заговорил он. - Дрейк же вас не убил. Мало того, он, чтоб ему пусто было, чуть меня самого не убил… - Ленг понял, что запутался, и умолк.
- Я остался жив только потому, что Дрейку никто не давал приказа меня убивать, - резко ответил Грэшем. - Если бы у них был такой уговор, он бы проделал это с "испанским шпионом" не задумываясь. Кроме того, эта девушка, видно, понравилась Дрейку, а он дал слово ее матери… И конечно, он раскусил, что вы - наемник каких-то людей, преследующих только свои цели, вы ведь обманули его самого, не сказав ему, для чего вы на самом деле оказались на его корабле. Вот он и предоставил нас обоих Божьему суду. Так что, пока я не отправил вас в ад, говорите быстро: кто дал вам это указание?
- Чиновник. Идиот чиновник в Уайтхолле, - пролепетал Ленг. - Он мне дал письмо - пропуск на корабль к Дрейку и еще одно письмо с инструкциями… он сказал, что это приказ высшего начальства!
От услышанной информации было мало толку, хотя, вероятно, Ленг не врал. Приказ убить Грэшема мог исходить от разных лиц: от самой королевы, от Бэрли или Сесила, от Лейстера или Эссекса, и даже от Уолсингема.
- Что вы со мной сделаете? - в ужасе спросил Ленг.
- Вот что, - ответил Грэшем, затыкая Ленгу рот кляпом. Совсем ни к чему было, чтобы вопли Ленга разбудили пассажиров. Манион сделал одно движение, раздался странный хруст, и глаза Ленга широко раскрылись от страха и боли. Закричать он не мог. Манион толкнул Ленга, и тот упал на палубу.
- Перелом сделан чисто, между верхней частью бедра и коленом, - объявил Манион. - Будет очень больно, но если у вас хватит ума подождать, то будете снова ходить нормально. А до того у вас будет много времени подумать о том, что случается с предателями.
Взгляд Ленга выражал безмолвный вопль. В шоке от произошедшего, он едва ли был в состоянии что-то сказать, даже если бы мог. Грэшем посмотрел на него сверху вниз.
- Я не тот человек, которого можно предавать, - сказал он спокойно. - Больше так не делайте, иначе то же самое будет с вашей шеей.