С этими словами он с обезьяньей ловкостью устремился наверх. Гримо колебался лишь мгновение. Он последовал за товарищем.
- Чертовы французы дали деру, - злобно проворчал боцман, заметивший эту сцену.
Однако у него не было времени, чтобы отвлекаться на такие пустяки.
Один за другим ларошельцы бросали работу - они не могли больше рукой пошевелить из-за крайней усталости.
- Они нас задраят здесь, в трюме, а сами спустят шлюпку и уплывут! крикнул один из солдат.
- Нас задумали утопить, как котят! - подхватил другой.
Поднялся ропот.
В люке показалась голова помощника капитана.
- Эй, Дирк, что у вас там? - позвал он боцмана, вглядываясь в темноту.
- Эти канальи не хотят работать, - хрипло отвечал тот.
Сам он заменял по меньшей мере троих.
- Поднимись-ка наверх, - крикнул Эвелин.
- Слышали? - злобно проговорил один из солдат. - Ясное дело - они хотят вытащить своего и захлопнуть нас в трюме.
- Не пускайте его. Не давайте ему уйти! - заорали солдаты.
Течь все увеличивалась, и люди в трюме вынуждены были стоять по колено в воде.
- Это все одна шайка, - гомонили ларошельцы. - Те двое, что удрали первыми, приплыли вместе с нами.
- Дирк, где ты там?! - нетерпеливо крикнул сверху помощник капитана.
- Вот я тебе сейчас покажу Дирка, - пробормотал солдат, хватаясь рукой за перекладину лестницы.
- Назад, канальи! - свирепо орал боцман. - Надо спасать корабль!
- Пора спасать свою шкуру, - отвечали ему, наперебой устремляясь к трапу, ведущему наверх.
Ларошельцы были до того измучены, что не сразу могли подняться по ней и мешали друг другу.
Ветер продолжал задувать с ужасающей силой. Свинцовые валы, увенчанные шапками белоснежной пены, налетали один за другим, ударяя в борт накренившегося судна. Полузатопленный корабль издал глухой стон, словно умирающее живое существо, лег на бок и затонул.
Глава восемнадцатая
Снова в Париже
Капитуляция Ла-Рошели еще больше укрепила позиции Ришелье, так как все во Франции, а равно и за ее пределами, прекрасно понимали истинное значение этого события.
Его величество, пребывавший в своем обычном меланхолическом расположении духа, давно уже хотел возвратиться в Париж, а так как теперь уже ничто не препятствовало осуществлению его желания, он сразу же после подписания капитуляции приказал собираться в обратный путь.
Сборы затянулись, но наконец королевский кортеж выступил из ставки короля, находившейся в Ла-Жарри.
Само собой разумеется, что мушкетеры роты де Тревиля сопровождали короля, и д'Артаньян чувствовал бы себя почти счастливым, гарцуя рядом со своими товарищами в новеньком мундире лейтенанта, если бы не омрачавшие его чело мысли о разлуке со своей очаровательной спасительницей - Камиллой де Бриссар.
- Друзья, - сказал д'Артаньян, - как приятно думать о том, что под Ла-Рошель мы прибыли порознь, а возвращаемся в Париж все вместе. И больше над нами не висит постоянная угроза, которая исходила всегда от этой страшной женщины.
- Вы имеете в виду миледи? - спросил Арамис. - Что до меня, то я полностью разделяю ваши чувства, д'Артаньян.
- Черт возьми! И я тоже! - энергично воскликнул Портос и для убедительности взмахнул кулаком.
- Ну, положим, этого добра у кардинала на наш век хватит, - послышался голос Атоса. - Хотя что касается миледи - вы правы, д'Артаньян. Вторую такую ему не сыскать. Но меня не оставляет мысль, что, казнив ее, мы совершили грех и нас еще ждет расплата за него.
- Э-э, Атос. Вы заговорили в точности, как наш дорогой аббат. Предоставьте ему судить о том, что грешно и что праведно, - заметил Портос. - Он даже пишет диссертации на подобные темы. Что касается меня, то если бы эта милая особа воскресла, благодаря каким-нибудь ухищрениям ада, я тотчас бы отправил ее обратно, нимало о том не сожалея!
Атос тяжело вздохнул и замолчал.
- Полно, господа, - проговорил д'Артаньян, вдыхая полной грудью холодный воздух. - Мы снова вместе. Мы молоды, предприимчивы, отважны, наконец. Жизнь продолжается!
- Вы совершенно правы, друг мой. Но эта жизнь, к сожалению, зовет нашего милого Портоса покинуть нас, - со свойственным ему смешком заметил Арамис.
- Да, в самом деле! Портос, значит, вы уходите?
- Друзья! - сказал Портос, укоризненно взглянув на Арамиса. - Ах, друзья мои!..
Добродушний гигант не сумел найти подходящих слов и только махнул рукой.
- Ладно! - вскричал д'Артаньян. - Все равно - к черту меланхолию! Пока что мы все вместе едем в Париж!
- Да здравствует Париж! - подхватили трое мушкетеров, пришпоривая своих коней.
Королевский кортеж приближался к Парижу.
Столица приготовила его величеству торжественную встречу. Можно было подумать, что король и кардинал поставили на колени могущественное иностранное государство, нанесли поражение войскам испанского короля, а не уморили голодом гарнизон города, населенного соотечественниками.
Париж ждал своего короля.
Что же укрывалось в ту пору под именем Парижа - "славы Франции и одного из лучших украшений мира", по выражению Монтеня? Парижа, на гербе которого серебряный корабль плывет в лазурных волнах. "Качает его, но он не тонет", - гласит латинская надпись на гербе. Парижа, колыбелью которого был древний остров Сита, напоминавший корабль. Именно эта форма острова поразила также и составителей геральдических книг, и только благодаря этому сходству, а вовсе не вследствие осады нормандцев, на древнем гербе Парижа изображено судно.
Столица мира! Город городов! Париж! Он уже рядом. Роскошный и нищий. Остроумный и тщеславный. Набожный и развратный. Притягивающий к себе завороженного странника, манящий его в свое чрево, готовое поглотить без следа и отталкивающее теми картинами, которые открываются там - внутри этого гигантского человеческого муравейника, каким уже был Париж в XVII веке.
Разноликий, многоголосый, пестрый, тесный. В лабиринтах улочек старого города, где дома жмутся друг к другу, скопляются, нагромождаются этажом на этаж, стиснутые оградой, воздвигнутой Филиппом-Августом, заковавшим Париж цепью из могучих башен. Почерневшие от времени, увитые плющом массивные здания с угловатыми бойницами и стрельчатыми арками замыкали в лабиринт своих стен узкие темные улочки, в которых среди дня приходилось зажигать свечу.
Но ничто не может остановить жизнь, и город прорывает преграды и вырывается на простор предместий, растекаясь вширь подобно озеру. Чем дальше от центра Парижа, тем реже встречаются теснящиеся друг к другу облупившиеся дома с фасадом в одно окно, кривые переулки, примыкающие к полуразвалившейся арке какого-нибудь старинного жилья.
Постепенно замедляя свой неровный бег, улицы становятся все чище, шире, элегантнее. На них тут и там высятся внушительные особняки с собственными дворами, подъездами, а иногда и садом.
Тут располагался, например, особняк маркизы де Рамбуйе, построенный по ее собственному проекту на улице Св. Фомы, в "Голубой комнате" которого собиралось в те времена самое изысканное общество Франции.
Чуть дальше - Лувр, куда направляется в настоящий момент его величество, и Тюильрийский сад, разбитый на участки, - здесь помещаются псарни и зверинец его величества, страстного любителя охоты.
Неподалеку от Лувра строится дворец его высокопреосвященства, задуманный, без сомнения, как величественный памятник, призванный прославить всесильного министра Франции и ее фактического правителя. Сквозь леса уже можно видеть главный фасад, выходящий на улицу Сент-Онорэ.
На запад от Лувра высится громада Шатле, в давно ушедшие времена служившая опорой парижской крепости, теперь же населенная исключительно судейскими чиновниками.
Рассуждая подобным образом, мы привели читателя к тому месту города, где царило наибольшее оживление и где ожидали короля (и кардинала) с наибольшим нетерпением, готовясь засвидетельствовать ему свое почтение и уверить царственную особу в своей совершенной преданности. Неподалеку от Шатле, в городской ратуше, собрались все представители парижского муниципалитета. Вдоль улиц Сен-Мартен и Сен-Дени шпалерами были построены войска в парадной форме, а к ратуше со всех концов города стекалась пестрая толпа.
Королевский кортеж вступил в город 23 декабря 1628 года через увитую зеленью и украшенную гирляндами арку в предместье Сен-Жак. На всем протяжении следования короля были устранены подмостки, воздвигнуты декорации, в которых представляли аллегории и мистерии, а также было вынесено немало бочонков с бесплатным вином.
Навстречу королю вышли городские эшевены в двухцветных бархатных мантиях и колпаках с золотым шнурком, советники в мантиях из черного сатина.
Шли купеческие старшины в ярко-красном платье с поясом, пуговицами и шнурками того же цвета и маленьких шапочках - токах, наполовину красных, наполовину коричневых.
Шагали приставы в двухцветных мантиях, на которых был вышит серебряный корабль - герб славного города Парижа.
Победоносные войска, следовавшие за королем и его свитой, также имели весьма нарядный вид, под стать городским старшинам. Королевская гвардия в белых мундирах с голубыми отворотами шла сразу же за королевским кортежем. Во главе каждой роты развевались разделенные на четыре лиловых и желтых поля, усеянные шитыми золотом лилиями ротные знамена. Впереди возвышалось белое полковое знамя с крестом из геральдических лилий.