- Ну, вот что значит ясно видеть, - продолжал мнимый Готье. - Я теперь узнаю в них двух бывших каторжников - в одном Кадруса, знаменитого главаря "кротов", а в другом - его помощника.
При этих словах поднялся невообразимый шум. Все вскочили. Кадрус помертвел. Инстинктивным движением он искал за поясом свой страшный нож, которого там не было. Мари лишилась чувств. Жанна, бледнее полотна, прильнула к Жоржу. Она, очевидно, была готова защищать его от любого, кто осмелится его тронуть. Барон бормотал сквозь зубы:
- О, мщение наконец настало!
Он смотрел на дверь.
Глава XL
АРЕСТ
После первых слов Жана Леблана управляющий понял: надо действовать. Он исчез. Однако Фоконьяк пытался защищаться.
- Разве вы не видите, что человек этот сумасшедший?! - закричал он, стараясь заглушить шум. - Надо его выгнать вон.
- Нет, я не сумасшедший, - с живостью возразил тот. - Хочешь доказательств?
Сорвав фальшивые бакенбарды и парик, он прибавил:
- Узнаешь?
- Жан Леблан! - невольно вскрикнул Фоконьяк.
- Жан Леблан! Твой бывший товарищ по тюрьме. Ты устроил так, что я не смог сбежать вместе с тобой. Я тебя предупреждал, я говорил тебе, что ты за это поплатишься. Ну, теперь я доволен! Я отомщен!
Все пришли в изумление. Кадрус взревел, как дикий зверь. Потом, так же, как зверь, хотел одним рывком исчезнуть из зала, но везде стояли жандармы.
- Если вы сделаете хоть один шаг, - сказал бригадир жандармов, - то будете убиты, предупреждаю вас.
Кадрусу захотелось умереть. Он готов был решиться на все. Но Жанна, повиснув на его шее, защищала его своим телом.
- Он мой! - кричала она. - Он мой муж! Вы вырвете его из моих рук вместе с моей жизнью. Убейте меня!.. Убейте его!.. Я, по крайней мере, буду иметь радость умереть вместе с ним.
Жорж не боялся за себя, он опасался за невинное существо, которое в своей великой любви не хотело от него отречься.
- Прикажите опустить ружья, - сказал он бригадиру. - Если не ради меня, то, по крайней мере, ради этой бедняжки. Я сдаюсь. Да! - закричал он с гордостью. - Этот человек прав. Да, я вожак свирепых "кротов", да, я Кадрус!.. И вы отдадите справедливость Кадрусу, что только измена этого негодяя смогла выдать его. Я, так давно повелевавший другими, теперь должен повиноваться. Я готов, господа.
Он пошел к двери. Но обезумевшая Жанна, крича, судорожно цеплялась за Жоржа.
- Нет!.. Нет!.. Вы не возьмете его!.. Он мой!.. Только он один храбрец!.. Вы все трусы!.. Попробуйте-ка его отнять у меня!..
Ее схватили и отвели в ее комнату, куда уже перенесли Мари. Через несколько минут Кадруса и Фоконьяка увели.
У ворот, среди толпы, окружавшей замок Гильбоа, Фоконьяк приметил каторжника, который выдал его, и сказал, сделав неприметный знак людям, находившимся среди зевак:
- Жан Леблан, - он сделал ударение на этих словах, - уверяю вас в нашей благодарности за услугу, которую вы нам оказали.
Люди, внимательно наблюдавшие за движениями и словами помощника Кадруса, тотчас отделились от толпы.
Увидев карету, увозившую Жоржа и Фоконьяка, Гильбоа говорил:
- Наконец, я отомщен… Но это еще не все… надо расторгнуть эти браки. Кто теперь захочет жениться на Жанне?.. Только я!..
На другой день на рассвете Жана Леблана нашли убитым в постели. На горле у него была рана - печать "кротов".
Глава XLI
КАДРУС И ФОКОНЬЯК В ТЮРЬМЕ
Кадруса и его помощника посадили в тюрьму. Строжайшие охранные меры доказывали, какое значение власти придавали их аресту. Если бы послушали Фуше, то их бы следовало просто пристрелить. Савари, ни в чем другом с Фуше не соглашавшийся, теперь разделял его мнение, но Наполеон раздраженно бросил:
- Зачем вы суетесь? Вы не смогли схватить этих людей, предоставьте же действовать тем, кому повезло больше вас.
Савари и Фуше ушли расстроенные. После суровых слов императора их ненависть к Кадрусу и Фоконьяку усилилась. Выходя из дворца, Фуше откровенно сказал своему сопернику:
- Генерал, на пару слов.
- Говорите, ваша светлость.
- Не сделаться ли нам союзниками в деле Кадруса, вместо того чтобы соперничать?
- Я сам об этом подумал.
Договор был заключен. Они хотели избавиться от обоих вожаков.
Между тем Жорж и Фоконьяк сидели в тюрьме Форс. Два жандарма стояли у дверей их камер, находившихся в разных концах здания.
Все жаждали увидеть знаменитых разбойников, но их держали в одиночном заключении. Все знали о печальной участи, ожидавшей вожаков "кротов", те сами не могли этого не знать, но, несмотря на это, были так веселы, что по всему коридору раздавалось пение Жоржа и Фоконьяка.
Между тем началось следствие, но продвинулось оно мало. Конечно, судебный следователь знал, что держит в руках Кадруса и его помощника. Но кто же помощник? И кто Кадрус? Он велел вызывать к себе каждого по отдельности. Когда допрашивал младшего, - того, кого считали главарем, - он действительно называл себя Кадрусом. Когда допрашивал другого арестанта, тот, в свою очередь, говорил, что он и есть настоящий Кадрус.
- Вы это знаете, - говорил он. - Я не могу опровергнуть очевидное. Я был в тюрьме раньше этого молодого человека. Шайка, наделавшая столько дел, сложилась до его появления. Я не отрицаю, что Жорж также был в ней, но как помощник, а не как вожак. Я настоящий Кадрус.
Судебный следователь не знал, как ему распутать этот узел. Если бы он понимал пение обоих "кротов", он догадался бы: оба пленника таким образом переговаривались каждый день. Наконец судьи придумали вот что. Кадруса и Фоконьяка по отдельности заставили пройти по двору тюрьмы Форс, выпустив туда всех арестантов. Надеялись, что что-то в поведении заключенных наведет на след.
Громкие крики встретили Жоржа, словно короля, появившегося среди придворных.
- Да здравствует Кадрус! - кричали со всех сторон и бросили Жоржу букет.
- Наконец-то! - с облегчением сказал судебный следователь, из окна наблюдавший эту сцену. - Теперь сомнений нет. Младший из арестантов - ужасный главарь "кротов".
Но не менее восторженные крики встретили и появление Фоконьяка.
- Да здравствует вожак! Да здравствует Кадрус!
Ему тоже бросили букет. Дело в том, что никто из заключенных Форса не знал главаря "кротов" в лицо. Судебный следователь пришел в бешенство и на следующий день решил устроить обоим очную ставку в надежде, что они как-то выдадут себя.
Между тем Жоржа и Фоконьяка отправили по своим камерам. Первый спокойный и равнодушный, словно находился еще в своих комнатах в Фонтенбло, осторожно поставил подаренный ему букет в кружку с водой.
Фоконьяк же сразу приступил к делу. Никто не вообразил бы, что в нем проснулась страсть к ботанике. С азартом страстного натуралиста он осматривал каждый цветок, считал лепестки, щупал листья. Потом перешел к стеблям, ощупал их, согнул, потом разорвал на мелкие куски. Вдруг он издал крик радости. Чутьем закоренелого преступника он догадывался, что в букете что-то спрятано. Что? В одном из стеблей он нашел миниатюрную пилку. Он тотчас затянул обычную песню. Жорж прислушался и все понял. Осмотрев свой букет, он вынул точно такую же пилку.
Оба "крота" с нетерпением ждали последнего обхода тюремщика, потом начали подпиливать замки у своих цепей. Они сделали это так искусно, что самый зоркий глаз ничего бы не заметил. Довольные, они спокойно заснули. На другое утро их разбудил тюремщик, чтобы отвезти к судебному следователю. В повозке с конвоем из четырех жандармов обоих "кротов" доставили к нему в кабинет.
Судебный следователь сидел за столом, заваленном бумагами. Напротив него расположился секретарь. Арестанты стояли у стола. Оставили только двух жандармов.
Судебный следователь напрасно всматривался в лица "кротов". Ни малейшее движение, ни малейший знак ничего ему не говорили. В этих железных людях он заметил только удовольствие видеть друг друга. Напрасно он задавал вопросы один каверзнее другого. Каждый из арестантов по-прежнему утверждал, что он Кадрус. Кроме этого ответа, оба хранили упорное молчание. Следователь начал терять терпение, когда в кабинет вошел рассыльный.
- Эти бумаги вам приказал отдать тюремный смотритель, - сказал он.
При звуке этого голоса Кадрус и Фоконьяк не могли не вздрогнуть. Следователь углубился в чтение и не заметил, как арестанты и мнимый рассыльный переглянулись.
Вдруг в воздухе засвистели кандалы Кадруса и его помощника и, опустившись на головы несчастных жандармов, сразу же убили их, а мнимый рассыльный, как обезьяна, бросился на судебного следователя, связал его и засунул ему в рот кляп. Секретарь счел за лучшее лишиться чувств. Однако его также связали. Когда все было кончено, Кадрус и Фоконьяк с волнением пожали руку мнимому рассыльному.
- Спасибо, - сказали они, - мы знали, что Белка способен на такую преданность.
- Я давно ждал случая, - ответил молодой "крот". - А теперь, скорее, скорее! - говорил он своим вожакам, которые торопливо надевали мундиры жандармов. - Я разузнал расположение коридоров. Вы пройдете свободно, пока я вступлю в разговор с часовыми, стоящими у каждой двери.
Через минуту Кадрус и Фоконьяк благополучно вышли на улицу, где крик, раздавшийся из кареты, чуть было не испортил все дело.