Переехав позднее в Ригу, Пильский стал постоянным сотрудником "Сегодня" и заведующим литературным отделом газеты; в общей сложности он опубликовал в "Сегодня" более 2000 рецензий, откликов, мемуарных очерков, статей, литературных обзоров и т. п. (многие были напечатаны под различными псевдонимами - биографы Пильского насчитывают их более 50).
В 1929 г. в Риге вышли мемуарно-критические книги Пильского "Роман с театром" и "Затуманившийся мир". В 1931-34 гг. Пильский руководил в Латвии курсами журналистики.
В мае 1940 г. Пильский пережил инсульт. В июле, после начала советской оккупации, в его доме был произведен обыск, изъят архив (считающийся погибшим), что ухудшило состояние здоровья литератора. Пильский пролежал год в параличе и скончался 21 декабря 1941 г. после начала нацистской оккупации Латвии.
Еще в предисловии к "Рассказам" 1907 г. Пильский назвал свою книгу "надгробным камнем на могиле былого беллетриста". Однако в последующие годы он все же возвращался к беллетристике, и наиболее заметным из таких "возвращений" стал роман "Тайна и кровь", опубликованный в 1926 г. в "Последних известиях" и вышедший отдельным изданием в Риге в конце 1927 г. под псевдонимом "П. Хрущов".
Как справедливо указывают Ю. Абызов и Т. Исмагулова, "тема переметчивости, предательства, доносительства, провокации вызывала у Пильского интерес еще с дореволюционных времен <…> На протяжении 20 лет он неоднократно писал в статьях о провокаторах, женщинах и ЧК, чекистах-литераторах, доносах, тайнах контрразведки, чекистах за границей и т. п." (Русские писатели 1800–1917: Биографический словарь. Т. 4. М., 1999. С. 603).
Вместе с тем, нельзя не отнести роман к тому авантюрно-приключенческому и подчас фантастическому поджанру, что сложился в эмиграции как бы в противовес советской школе "красного Пинкертона" 1920-х гг. Поджанр этот можно назвать "белым Пинкертоном". Здесь часто наблюдалось то же сочетание идеологии и головокружительной авантюрной фабулы, но с противоположным знаком: если "красные" Пинкертоны боролись с недобитыми белогвардейцами и пронырливыми шпионами или организовывали коммунистическое подполье в странах капитализма, Пинкертоны "белые" сражались с безжалостными чекистами и коварными большевистскими агентами, наводнившими Европу.
Характерен для поджанра (во всяком случае, в советском варианте) прием мистификации с выстраиванием облика вымышленного автора, которым воспользовался и Пильский, приписав роман "П. Хрущову". В этой мистификации охотно принял участие друг и литературный соратник Пильского А. Куприн, невозмутимо утверждавший в предисловии: "П. Хрущова я не знаю, - встречал это имя в прибалтийских газетах". Действительно, под псевдонимом "П. Хрущов" (девичья фамилия бабушки автора по материнской линии - Хрущова) в газете "Сегодня" печатались некоторые материалы Пильского.
Загадочный "Хрущов" был личностью очень информированной. "В моем романе "Тайна и кровь" встречаются знакомые имена, проходят действительно существовавшие и существующие люди, но названы только те, кому уже не грозит никакой опасности. Все другие выступают у меня под псевдонимом. Это тоже живые лица <…> Как раз то, что может показаться наиболее фантастическим, не выдумано, а происходило на самом деле, - тем это удивительней и страшней" - сообщал он в авторском предисловии.
Четыре года спустя "Хрущов" писал:
"Сиднэй Рейли - интересная личность. У этого шпиона было много благородства, у него, авантюриста, были крупные задачи, исторические цели, красота рискованных замыслов. Всегда шпионаж живет уловками, ходит на цыпочках, отвергает мораль, крадется, а не шагает, надевает личину дружбы и точит шило, увлекая, продает, захватывая, предает, - бегающие глаза, мышиное прогрызание препятствий, азарт и настороженность, нахрап и трусость. Это ум, вооруженный только ловкостью, душа торговца человеческим мясом. От шпионажа несет дурным запахом, о шпионах, по праву, говорят с брезгливостью и презрением.
Но Сиднэем Рейли восхищались. Рассказы о нем полны преклонения перед величием подвига, отвагой рыцаря, неуклонностью фанатика. <…>.
Тень Рейли шуршала, вставала около меня не однажды, - и тогда, когда я писал мой роман, "Тайна и кровь" <…> Как-то, около, где-то вблизи тень Рейли неслышно проплывала около меня, - проплывала неслышно, но имя было слышно, даже не одно, а три: Локхарт, Кроми и он, Сиднэй Рейли. В редакции "Эхо" его следов не найти. Их надо было искать в другом месте, - среди центральных лиц белого заговора. Иногда они собирались в армейском экономическом магазине, на Конюшенной, некоторые важнейшие совещания происходили на Конюшенной же, в номерах. И когда я писал мой роман, получал указания и справки, эти номера, совещания, заговорщики стали мне точно известными, а за всем этим неизменно стояла, то на свету, то в тени, сильная и крепкая фигура Сиднэя Рейли" (Хрущов П. Заговорщики. // Сегодня. 1931. № 103, 14 апреля. С. 2).
Впрочем, фантазий, неувязок и откровенных нелепостей в романе немало, да и герой его, бывший армейский капитан и белогвардейский боевик Михаил Зверев, напоминает не авантюриста и шпиона Рейли, а частых в прозе 1900-х гг. революционеров-невротиков. Явственна и зависимость Зверева от рефлексирующих террористов и белых подпольщиков из романов Ропшина (Б. Савинкова) "Конь бледный" (1913) и "Конь вороной" (1923).
Несмотря на все это, некоторые критики были от романа в восторге - к примеру, ярая монархистка Н. Франк (Корчак-Котович), которая в 1927-28 гг. редактировала газету "Нарвский листок" и сама отметилась на "бело-пинкертоновской" ниве несколькими бульварно-антисемитскими поделками:
"Этот сжатый, напоенный жертвенной кровью и подвижнической тайной, - роман, - не назовешь иначе. Тайна и кровь… Кровь и тайна. Это лозунг, символ национального мученичества России. Русского офицерства.
Сочными, яркими штрихами автор набросал целый ряд жертвенных типов… Ряд сломленных нелепой кровожадной бурей, людей-титанов. <…>.
Эта книга, таинственные кровавые штрихи, под которыми легко угадывается тяжелая бесконечная трагедия - "последних из могикан". Эту книгу нужно перечесть одному про себя, пережить, перечувствовать, и, тогда, останется незабываемое…" (Корчак-Котович Н. Библиографический отдел // Нарвский листок. 1928. № 3, 10 января. С. 3).
В "Сегодня" роман превозносил заведующий историческим отделом газеты Б. Шалфеев:
"Захватывающая, интересная, красивая книга! <…>.
Рассказ быстр, динамичен, ярок, как быстр, молниеносен самый темп этой окрашенной риском, опасностью и кровью жизни.
Выгодное впечатление от талантливо написанного романа усугубляется его бесспорною литературностью: огромный сюжет вылит в изящную, граненую словесную форму. Слог и стиль Хрущова невольно увлекают. Хочется писать, как он, краткими, броскими, сильными предложениями.
Фразу - сжать, уторопить, насытить движением. Хочется забыть излишние иностранные слова. <…>.
С какой бы стороны ни подходить к книге, со стороны ли сюжета, содержания, литературной формы, рассматривать ли "Тайну и кровь" со стороны художественно-психологической - роман является интересным, увлекающим, заслуживающим успеха" (Б. Ш. "Тайна и кровь": Роман П. Хрущова // Сегодня. 1927. № 286, 18 декабря. С. 9).
Успех не заставил себя ждать: в 1930 г. роман вышел вторым изданием; книга была переведена на несколько языков и издана в Англии и Франции. Пожалуй, он и был в какой-то мере заслуженным: роман П. Пильского выгодно выделялся на фоне многих "пинкертонов" как по ту, так и по эту сторону границы.
М. Фоменко
* * *
Текст романа публикуется по первому отдельному изданию (Рига: Литература, 1927) с исправлением очевидных опечаток и ряда устаревших особенностей орфографии и пунктуации. Для удобства чтения набранные в оригинале с разрядкой слова даны курсивом. На фронтисписе - портрет П. Пильского работы К. Высотского. В оформлении обложки использован рисунок М. Добужинского. В биографическом очерке использованы материалы Ю. Абызова, Т. Исмагуловой и А. Меймре.
Примечания
1
"На одиннадцатую версту" в петербургском просторечии значило: в сумасшедший дом (Прим. авт.).
