В ОБЛИЧЬЕ ВРАГА
К двум часам дня Борщенко явился к главной канцелярии. Он не сумел отвязаться от Шакуна. Тот говорил:
- Ты же, Павел, не знаешь немецкого языка. Без меня еще пристрелят тебя ни за что, ни про что.
У входа стоял эсэсовец с автоматом. Немедленно явился второй эсэсовец. Шакун объяснил;
- Мы - по вызову.
- К штандартенфюреру вызывался только Бугров,- сказал эсэсовец. - Ты не вызывался.
- Но я буду нужен как переводчик, - уверенно заявил Шакун.
Эсэсовец ушел для выяснения. Вскоре он вернулся и провел Борщенко и Шакуна в вестибюль.
- Ждите здесь! - приказал он.
Ровно в два часа из жилой части здания в вестибюль вышел Реттгер. Он на ходу глянул на вытянувшихся "смирно" Борщенко и Шакуна, брезгливо поджал губы и прошел в кабинет.
Минуту спустя через вестибюль, ни на кого не глядя, в сопровождении автоматчика, прошел Рынин.
Борщенко еще со вчерашнего вечера готовил себя к встрече с Рыниным, но беспокойные мысли угнетали его все больше: "Ну как я погляжу ему в глаза в этом обличье?.. Поймет ли он?.."
Борщенко взволнованно начал прохаживаться по вестибюлю, но дежурящий у дверей эсэсовец хмуро приказал:
- Стань к стене, не мотайся перед глазами!
- Павел! - позвал Шакун. - Иди сюда. Стой тихо.
Спустя несколько минут в кабинет к штандартенфюреру впустили Борщенко и Шакуна.
Реттгер, с огромным карандашом в руке, сидел за столом.
- Ближе, ближе! - приказал он.
Борщенко и Шакун подошли к столу.
Рынин молча стоял у окна.
- Вот, Рынин, вы отказываетесь работать на нас, а другие ваши соотечественники охотно согласились! Посмотрите!
Реттгер указал на стоявшего "смирно" Борщенко.
Рынин, до этого не обративший внимания на вошедших, поднял голову.
При виде Борщенко в форме охранника, рядом с рыжим зубастым власовцем, у Рынина глаза полезли на лоб.
- Борис Андреевич, здравствуйте! - поздоровался Борщенко и без паузы произнес дальше заранее продуманную им фразу: - Вам надо принять предложение полковника о работе.
Борщенко предполагал, что Рынин должен будет задуматься над словами вам надо, и произнес их подчеркнуто.
Рынин медленно подошел к Борщенко вплотную и стал в упор его разглядывать.
Сомнений не было. Перед ним стоял помощник капитана "Невы" - Андрей Васильевич Борщенко. "Продался… Ах негодяй!"
Обычно невозмутимое лицо Рынина густо покраснело. Он поднял руку и тяжело ударил Борщенко по лицу.
Борщенко отшатнулся не столько от боли, сколько от жгучей обиды.
Рынин, весь пылая от возмущения, вытащил из кармана платок, брезгливо вытер руку и гадливо отбросил платок в сторону. Затем, круто повернувшись, подошел к столу.
Прямо глядя в лицо Реттгера, он медленно сказал:
- Вот что, полковник! Если вы намереваетесь добиваться своего с помощью подобных трюков, - напрасно стараетесь! - Продолжая говорить по-немецки, Рынин обернулся к Борщенко. - А содействие таких вот черных изменников ничего, кроме омерзения, не вызывает! Слушайте вы, гнусный предатель…
Реттгер раздраженно перебил:
- Что вы распинаетесь в пустоту, Рынин? Адресуйтесь к нему по-своему. Вам-то уж следовало бы знать, что, кроме русских слов, он других не знает.
Все еще бледный, Борщенко, силясь овладеть собой, повернулся к Рынину:
- Борис Андреевич, я могу говорить только по-русски… Я еще раз повторяю: вам надо дать согласие на работу. В этом очень заинтересованы все мы.
- Что он говорит? - спросил Реттгер Шакуна.
- Он, господин штандартенфюрер, просит его работать у вас, говорит, что здесь это для всех поголовно очень интересно.
- Тьфу, дурак! - рассердился Реттгер и стал ждать, что будет дальше.
Рынин посмотрел на Борщенко, медленно прошел к креслу и сел, прикрыв рукою глаза.
Реттгер пристально наблюдал. Он заметил, что в настроении Рынина неожиданно что-то переломилось. Кажется, на него действительно подействовали слова Бугрова.
В настроении Рынина и на самом деле произошла перемена. Закрыв ладонью глаза, он думал. Думал анализируя. Думал так, как привык думать, проверяя связи и явления. Почему Борщенко скрывает свое отличное знание немецкого языка? Оно же только способствовало бы карьере предателя. А он скрывает и просит не выдать его в этом ("Я могу говорить только по-русски")… Догадка, что Борщенко только играет роль перебежчика, вдруг, как молния, озарила сознание Рынина… Но тогда в словах "вам надо", которые Борщенко дважды подчеркнул, скрыт особый смысл. Значит, кто-то ("все мы…") предлагает ему дать согласие на работу… Кто и для чего?..
Мысли Рынина оборвал Реттгер:
- Так что же, Рынин? Значит, вы отказываетесь, категорически и раз навсегда? Или вы еще подумаете?
Рынин поднял голову и с нескрываемой ненавистью посмотрел на Реттгера.
- Я еще подумаю, - сказал он глухо.
- Ну, вот и хорошо…
Реттгер повернулся к Борщенко.
- Можешь идти, Бугров, и далеко не отлучайся. Ты
еще будешь мне нужен.
Оправившийся Борщенко стоял прямо, вытянув руки по швам.
- Переведи ему, обалдуй, что я сказал! И убирайся. Да помоги ему устроиться!
Шакун схватил Борщенко за руку и потащил к двери.
- Пойдем, Павел! Я тебе сейчас буду помогать!..
Глядя им вслед, Реттгер думал: "А этот Бугров кое-что стоит.,. Его надо держать около себя, пока нужен Рынин…"
ПРЯМОЙ РАЗГОВОР
К восьми часам вечера Борщенко явился к майору Клюгхейтеру. Охранник провел его через вестибюль и, предварительно постучав, впустил в кабинет майора.
Клюгхейтер сидел в кресле, с книгой в руке.
- Проходите, Борщенко, и садитесь! - приказал он.
Борщенко насторожился: "Почему Борщенко? Почему на вы?.."
Он прошел к круглому столику и сел в кресло.
Майор отложил книгу.
- Прежде всего, - начал он, - я хочу установить, как разговаривать с вами: как с нашим агентом Бугровым или как с пленным помощником капитана Борщенко?
- Не знаю, господин майор. Вы приказали мне явиться, вы и устанавливайте сами, как со мной разговаривать.
- Тогда вот что, Борщенко, - жестко сказал Клюгхейтер. - Играть роль Бугрова у меня бессмысленно. Говорите, не теряя времени, что поручили передать мне ваши соотечественники?
Пораженный осведомленностью и проницательностью майора, Борщенко несколько минут молчал, собираясь с мыслями. Затем, отбросив придуманные ранее подходы, решительно сказал:
- Мне поручено просить вашего содействия предполагаемому побегу заключенных!
Клюгхейтер посмотрел на Борщенко с нескрываемым удивлением.
- Да вы что, в своем уме? Говорить о побеге отсюда, с острова? И говорить со мной - помощником начальника лагеря?! Вы, Борщенко, затеяли слишком опасную игру! Я прикажу сейчас надеть на вас наручники и вместе с вашим зубастым и глупым приятелем передам полковнику.
Борщенко побледнел и встал. "Эх, товарищи, товарищи! А еще комитетчики! На кого понадеялись-на немца! Он - враг и врагом останется!.. Короткой оказалась моя дипломатическая миссия…"
- Вот что, господин майор, - медленно заговорил Борщенко. - Прежде чем меня уведут отсюда, хочу сказать вам в защиту чести советского моряка, что я действительно не Бугров и что грязный предатель Шакун - не мой сообщник. Он подлинный соратник кровавого негодяя Бугрова и принял меня за него всерьез. Дать вам эту справку по-моряцки прямо - важно для меня лично… А теперь моя - совесть чиста!..
- Вот так-то лучше, Борщенко, - спокойно сказал Клюгхейтер. - Теперь все на своих местах. Что вы не Бугров, мне было ясно еще у полковника. Но я тогда пожалел вас. Уж больно были вы неискушенны в таких делах. Но ваши отношения с Шакуном я не понимал. И ваша справка об этом важна не только для вас, но и для меня. Сядьте!.. Я готов разговаривать с вами дальше.
Борщенко стоял бледный, со сжатыми губами.
- Сядьте, говорю вам! - резко приказал Клюгхейтер.
Борщенко сел.
- Я предполагал, Борщенко, что просьбы ваших соотечественников связаны с тяжелым режимом их подземной работы и такой же нелегкой жизни… И я думал в чем-то негласно помочь им… Негласно и немного. На многое у меня нет возможностей. Но затея ваших товарищей о побеге не просто фантастика, а прелюдия к кровавой расправе над ними. Надо предотвратить это ненужное кровопролитие!.. Я жалею всех вас как солдат, который никогда не был согласен с бессмысленными жестокостями.
- Нам не нужна ваша жалость, ваша грошовая негласная филантропия!-резко сказал Борщенко. - Нам нужно оружие!
Майор снова остро посмотрел в лицо Борщенко.
- Вы не находите, Борщенко, что переходите всякие границы? Придется мне, видимо, немедленно, в корне пресечь эти опасные замыслы!..
- Вы этого не сделаете, майор!
- Почему вы так думаете?
- Вы же знаете положение на фронтах и понимаете, что дни вашего Рейха сочтены. Скоро Германия Гитлера будет расплачиваться за свои кровавые преступления… Вы обречены, господин майор! И вам выгоднее сейчас стать на нашу сторону.
Глаза Клюгхейтера загорелись гневом. Но выдержка взяла свое: лицо его снова стало непроницаемым.
- Значит, вы и ваши товарищи полагали, что я соглашусь помочь вам из-за выгоды?.. Из-за страха?.. Этого никогда не будет! - холодно сказал он. - Вы правы, что Германия, по существу, уже проиграла войну… Но я - немец. И я разделю судьбу своей страны, какой бы трудной эта судьба ни была.
Борщенко опять встал.