Наконец пришли дожди. Они обрушились бешеными потоками на джунгли, и вскоре все кругом было затоплено. Сейчас даже нельзя было доставить в джунгли волов: они могли там утонуть.
- Вам придется ждать, дон Бил, ждать, пока не сойдет вода!
- Но дождь все идет и идет, - возражал я, - и так может продолжаться еще два - три месяца!
Собеседники удивленно смотрели на меня и пожимали плечами:
- Дон Бил, вам остается выжидать.
В этих местах не слишком ценят время.
А дожди по-прежнему с грохотом падали на обширные первобытные леса, в полутьме которых бальзовые деревья боролись за свет с другими гигантами. Нередко бальзы достигают фантастической высоты. Поднявшись над густым навесом листвы, они жадно ловят свет и воздух своими шириной в два фута листьями. В иных случаях за какие-нибудь три - четыре года они достигают ста футов высоты, перерастая окружающие деревья.
- Набирайтесь терпения, дон Бил, - непрестанно твердили мне в Эквадоре.
Ждать! А между тем дни уходили за днями, а с ними - надежда на удачу.
Я продолжал свои поиски, следуя каждому новому указанию. Меня знали чуть ли не все летчики небольших одномоторных самолетов, летавших над джунглями от Гуаякиля к различным гасиендам и поселениям. Мы подружились и пережили вместе немало тревожных часов; сколько раз мы чуть не задевали за верхушки гигантских деревьев, за гребни холмов или за скалистые пики, когда приходилось совершать посадку в темноте, в туман или дождь.
…Самолет начал резко крениться, идя на снижение. Сидевший впереди меня владелец гасиенды снова повернулся ко мне и взволнованно указал на землю. Самолет продолжал снижаться, делая крутую спираль, почти ложась на крыло. Я убедился, что в полетах над джунглями эквадорцы достигли высокого мастерства, и уже привык к их захватывающим дух маневрам.
Посадочная площадка лежала прямо под нами. Это была узкая полоска травы на краю банановой рощи. Несколько человек туземцев стояли на опушке рощи, наблюдая за самолетом. Все ниже, ниже, пока не коснулись земли у подножия деревьев… затем - хлоп-хлоп-хлоп! - мы помчались, рассекая воду, и наконец остановились на краю посадочной полосы.
Мой спутник любил точность в делах: управляющий его гасиенды был заранее оповещен по радио о нашем приезде и встретил нас с лошадьми и проводником. Через несколько минут мы уже сидели в седле и медленно гуськом продвигались вперед.
Проехав несколько миль по банановым рощам, мы приблизились к широкому притоку реки, разбухшему от дождей. Лошади сразу же вошли в воду. Чтобы не замочить ног, нам пришлось подобрать их на седло; лошади с трудом преодолевали стремительный поток. Я беспокоился о фотоаппарате, находившемся в рюкзаке у меня за спиной. Если бы я знал, что придется путешествовать в таких условиях, то уложил бы его в водонепроницаемый мешок. Взобравшись на крутой противоположный берег, моя лошадь поскользнулась в грязи и чуть было не скатилась назад в воду.
Добрых два часа мы пробирались сквозь банановые рощи и заросли кокосовых деревьев, пока не достигли гасиенды. После завтрака мы вновь сели на лошадей и двинулись в джунгли. Это был девственный лес, где росло множество высоких деревьев. Некоторые были самой причудливой формы, их воздушные корни широко раскинулись в вышине, напоминая сказочные замки. Наконец мы спешились.
Пройдя сквозь кустарник, мы остановились перед большим бальзовым деревом с гладкой серой корой. Для моих целей дерево было недостаточно велико, вдобавок искривлено, и его ствол начинал суживаться почти от самого основания.
- Что вы скажете об этом дереве? - спросил меня хозяин гасиенды; он был женат на американке и хорошо говорил по-английски. - Что вы скажете о нем, мистер Виллис? Будем его рубить?
Возле нас стояли восемь рабочих, вооруженных топорами и мачете, готовых срубить дерево. Мой хозяин любил быстроту и точность в делах.
Мне предстояло принять решение. Я находил, что ствол слишком тонок, хотя за все время поисков еще не встречал такого крупного дерева. Если ободрать кору, то у самых корней не будет и двух футов в диаметре. Я знал, что у деревьев, растущих на побережье, толстая кора. Тут я снова взглянул на искривленный конусообразный ствол. Мне хотелось построить плот из семи бревен. Но таких деревьев понадобится девять или даже десять, и они будут лежать на воде, как циновка; плот будет тихоходный, вялый и шаткий. О скорости не может быть и речи, а между тем она-то мне и понадобится, когда солнце станет нагревать Тихий океан и начнут зарождаться ураганы. Я представил себе, как свирепствуют ураганы в далеких просторах океана.
Лишь накануне вечером я писал жене, что, если мне придется построить плот из тонких стволов, то я смогу захватить в путешествие только банку с водой. "Но тем не менее я отправлюсь в путь, Тед, хотя бы в самый разгар сезона ураганов".
Я снова обошел вокруг дерева, и мне по-прежнему мерещился Тихий океан. Если я прибегну к деревьям такой толщины, мне придется изменить оснастку и конструкцию плота. Люди смотрели на меня с нетерпением.
- Рубите дерево, - сказал я.
Они приступили к работе, поочередно вонзая топоры. Через несколько минут дерево рухнуло.
Дровосеки стали обдирать кору. Показалась белая древесина. Сваленное дерево мне совсем уже не нравилось. У вершины оно было менее пятнадцати дюймов в диаметре. Из пня струйками вытекал сок, и я увидел, что сердцевина его красная и имеет пористую структуру. Я надавил на нее рукой - древесина была мягкой и влажной. Я оторвал кусочки красной губчатой массы. Возле меня стоял лесоруб - лесной ветеран.
- Что это? - спросил я.
- Корасон де агуа, сеньор.
- Как далеко распространена болезнь по стволу?
Он внимательно посмотрел на распил:
- Может быть, до половины, ствола, а может, и выше.
- Это дерево будет впитывать воду, словно губка.
- Си, сеньор.
- И бревно, погрузившись в воду, потонет?
- Си, сеньор.
Я велел прекратить обдирку ствола.
Рабочие срубили еще восемь деревьев, и у всех оказалась водянистая сердцевина. Я убедился, что здесь все большие бальзовые деревья заражены этой болезнью. На следующее утро, пролетев сто пятьдесят миль, я вернулся в Гуаякиль.
Глава IV. Семь деревьев из джунглей
Время истекало. Прошло еще восемь дней, наступило 10 марта. Посчастливится ли мне на этой гасиенде, и найду ли я сегодня бревна?
Мы ехали гуськом в полумраке джунглей, остерегаясь лиан, папоротников, веток, которые приходилось раздвигать, и низко пригибаясь, чтобы удержаться в седле. Наши лошади были взмылены, забрызганы грязью, искусаны москитами, они спотыкались о корни деревьев, перебирались через лужи, обходили буреломы и с великим трудом преодолевали болота. Однако они продолжали уверенно и неустанно двигаться вперед.
Затем мы поехали по открытым местам, пустив лошадей быстрой рысью, и выбрались на тропу, ведущую к отдаленной границе гасиенды "Клементина", принадлежащей одному шведу. День начался дождем, который немного ослаб, когда мы садились на лошадей, но затем он перешел в устойчивый секущий ливень. Из-за жары никто из нас не захватил плаща, и мы промокли до нитки; мы сидели на лошадях молча, окоченев, сгорбившись, а мокрые ветки осыпали нас брызгами.
Впереди показался свет, и мы выехали на берег реки. Когда я увидел белые, пенистые воды, мчащиеся бурным потоком и разбегающиеся среди валунов, на мгновение мне показалось, будто я на Аляске. Совсем как снежные просторы Аляски. Это было легко себе представить, ибо я насквозь промок и озяб.
Мы соскочили с лошадей, поправили седла и поводья, нарубили прутьев, чтобы, перебираясь через реку, подстегивать лошадей. Нас было трое: помощник управляющего "Клементины", проводник-эквадорец и я. Мы вошли в реку вслед за проводником, который хорошо знал брод, и медленно продвигались, осторожно ступая и ведя лошадей не поперек течения, а наискось, чтобы их не свалило с ног. В речном дне было множество ям, вымытых стремительно несущимся потоком, и порой наши лошади проваливались в воду по самое брюхо.
Затем мы двинулись вверх по течению, вдоль противоположного берега реки, обходя обширные заросли бамбука, тянувшегося зелеными верхушками в прояснившееся, залитое солнцем небо. Стволы бамбука были около фута толщиной у корней! Эти опоясанные рекой заросли производили впечатление какого-то причудливого пейзажа доисторических времен.
Проехав несколько миль вверх по течению, мы опять перешли реку, с трудом пробившись сквозь ревущий поток, бурливший среди валунов. Потом снова вступили в густые джунгли. Они были пересечены оврагами и лощинами. Пока было возможно, мы пробирались верхом, затем спешились. Проводник шел немного впереди, иногда окликая нас. Несколько дней назад, когда на гасиенде "Клементина" узнали о нашем приезде, он обследовал эту местность.
Проехав еще две мили, мы увидели первое бальзовое дерево. Я вынул рулетку и смерил его толщину. Оно оказалось примерно такого же диаметра, как и деревья с водянистой сердцевиной, которые мы срубили на побережье в Балао.
- Скажите, у деревьев, растущих в этой местности, водянистая сердцевина? - спросил я управляющего.
Он покачал головой и сказал:
- Я никогда не видал такого изъяна в наших деревьях.