Шлюзы перед Волгодонском проходили в темноте. Огонь прожектора плясал на взрыхленной воде, сверху неслись мегафонные выкрики, суета не давала опомниться. "Гагарин" проскочил две камеры, соединенные каналом, и снова вышел в спокойную черноту. Благодетель-буксир ушел, мы остались одни. Справа виднелись огни порта. Яхту опять покачивало - впервые за последние пять дней.
Глава 2 У третьего моря
Начиная с Цимлянского водохранилища путешествие "Гагарина" вступило в новую фазу. Даня должен был уезжать для прохождения студенческой производственной практики. До конца наших с Сергеем отпусков оставалось несколько дней. Становилось очевидным, что в Астрахань мы можем и не успеть.
Поняли мы это не сразу.
Письмо от 30 июля
г. Волгоград, ул. Мира, 26, кв. 4,
Фролову Ю. М.
Глубокоуважаемый Юрий Михайлович! Пишу Вам по поручению Анатолия Даниловича Кириченко, капитана одесской яхты "Юрий Гагарин". Если помните, Вы познакомились с ним года четыре назад, в Крыму, когда на яхте "Аверс" прошли по маршруту Волга - Черное море.
В этом году мы собрались с ответным визитом. Сейчас "Юрий Гагарин" уже в Волгодонске. Через пару дней будем у Вас. Вы не могли бы достать нам карту Нижней Волги? После Волгограда мы хотим спуститься до Астрахани. Может, Вы к нам присоединитесь? Будем очень рады.
У нас есть большая просьба, Анатолий Данилович планирует на зиму оставить яхту в Астраханском яхт-клубе - чтобы в следующем сезоне продолжить наш поход по Каспийскому морю. Вы, как работник Волжского пароходства, не могли бы составить нам протекцию - помочь договориться о консервации "Гагарина" на зиму в Астрахани? Заранее благодарны.
Привет "Аверсу" от "Гагарина". До скорого свидания.
С уважением, Св. Пелишенко (боцман) и вся команда "Гагарина".
В день отправки этого письма восточный ветер поднатужился и развел в Цимлянском море отвратительную волну. "Гагарину" она была не опасна, мы презирали эту злую рябь на мелкой воде, - но ни мотор, ни паруса против нее не выгребали. Яхта стояла на месте.
Так прошло двое суток.
Второе письмо, отправленное нами в Волгоград, было короче и суше.
Юрий Михайлович!
Извините, что опять беспокою. У нас к Вам новая просьба. Похоже, мы надолго застряли у входа в Цимлу. Через "пару дней" быть на Волге не получается.
В связи с этим договоритесь, пожалуйста, о консервации "Гагарина" на зиму где-нибудь поближе - в самом Волгограде или Волжске. Впрочем, Астрахань пока тоже не снимается. Посмотрим.
Кажется, я написал не очень-то вежливо, но Вы поймете: у нас на борту обстановка сейчас такая. И еще: узнайте, не пришел ли в последние дни на Волгу одесский катамаран "Мечта"?
До свидания. Слава П.
Миновали еще одни сутки. Даня уехал. Обстановка на борту и вправду была невеселой.
Волгодонск - молодой город у подножия Цимлянской ГЭС - является центром песочных перевозок в обе стороны. Ландшафт порта скрывают барханы. Виднеются полузанесенные памятники архитектуры. Возле немногих строений, еще не засыпанных песком, кочевники-бедуины в касках снаряжают в последний путь свои электрокары. В раскаленном мареве висят миражи подъемных кранов. В песке выводятся тучи мелких злых мух.
Пролетая над городом рейсом Волгодонск - Волгоград - Одесса, беглый мастер по парусам должен был разглядеть в песчаном порту и самодельную яхту с двумя мачтами, пришвартованную у пирса. На крыше каюты лежало три неподвижных, закутанных в простыни тела. Тела заносил хрустящий песок. Время от времени одно из тел подходило к борту, вяло плюхалось в воду и всплывало животом кверху. И тогда на живот садились мухи.
А вопрос о "Мечте" во втором письме Юрию Михайловичу Фролову появился из соображений мистических. В один из дней цимлянского плена - уже не помню, когда и каким образом, - на заметаемом песком пирсе возникла цыганка. Фигура отнюдь не романтичная, грязноватая, в цветастом тряпье, она словно сгустилась из желтого марева над нашими головами.
Существует много способов отваживать цыган - от гордого молчания до фразы "нанэ лавэ, джа-джа", означающей - "денег нет, уйди". В данном случае ни один из них не годился: цыганка ничего не требовала. И, несмотря на наши просьбы, не замолкала. Это был какой-то поток бессвязной речи, похожей на причитание.
- И еще ждет тебя дорога, - вещала цыганка на фоне багровых гардин заката, - ты спэшить будэшь, маладой. А мэчта твоя - здэсь была…
При упоминании о "Мечте" Данилыч поднял голову.
- Слушай, чавелла, - сказал он, - может, тебе ручку позолотить? И ты уйдешь, вот оно… Скажи, ветер скоро утихнет?
- Я тебэ не прогноз погоды! - неожиданно обиделась цыганка… и ушла. Краюха солнца спряталась за барханом.
- Идем на Цимлу поглядим, - слабым голосом предложил Данилыч. - Может, оно стихает?
Мы пересекли порт и вышли на край мола. "Оно" не стихало.
Шторм на море величав. Здесь же короткие грязно-желтые волны неслись, догоняли и давили друг друга в непристойной, жадной спешке.
- Понаделали морей на нашу голову… - пробормотал Данилыч. Я рассказал шкиперу эпизод из книги "Черное море" Паустовского: однажды у Карадага, читая вслух Гомера, автор вдруг постигает: ритм гекзаметра - это ритм прибоя.
- Сюда бы твоего Паустовского! Если бы Гомер, вот оно, жил на берегу Цимлы, он бы не гекзаметр придумал, а чечетку!..
Ветер затих на третий день, к вечеру.
Помнится, я долго не мог заснуть и все прикидывал: шесть суток оплачиваемого профсоюзного отпуска в активе; в пассиве - все Цимлянское море, тринадцать шлюзов Волго-Донского канала, до Астрахани еще и пятьсот километров Волги… Успеем или не успеем? Путешествие вступило в новую фазу: гонку со временем.
Глава 3. Начало гонки. Данилыч
Утро было особое, совершенно не-данилычевское: нас никто не будил. Мотор затарахтел; я открыл глаза, увидел над собой еще совсем бледное, серо-сиреневое небо, перечеркнутое легкими крестами мачт, с наслаждением вдохнул рассветный холодок и снова заснул. Солнце нагрело крышу каюты, и "Гагарин" уже четыре часа шел Цимлянским морем, когда мы с Сергеем наконец поднялись.
- Что ж вы нас не разбудили, Данилыч?
- Матроса надо беречь от изнурения, - изрек капитан. - Поешьте, я гречку сварил.
Итак, начало гонки со временем мы проспали. Но, впрочем, ведь не было ни хлопка стартового пистолета, ни взревевших трибун… Обстановка совершенно не гоночная: шторм исчез без следа, день тихий, осенне мягкий. Берега далеко, Цимла подвела ими горизонт, как модница брови. "Гагарин" словно вмерз в белую гладь воды. Непонятно, как за одну ночь возникла эта совершенная тишина. Волгодонск со своими мухами, песком и ветром нам просто приснился.
И только некий внутренний зуд - успеем или не успеем? - напоминал о спешке. Время - самый не удобный из соперников. Ему не хватает наглядности. Может быть, поэтому бинокль все утро переходил от Сергея ко мне и обратно?
- Дай сюда… кого ты высматриваешь?
- А ты? - оба тщательно скрывали, что надеются увидеть рыжий стаксель.
Это было глупо: даже если "информация", полученная от цыганки, соответствует действительности, "Мечта" давно прошла водохранилище. И все же вера во враждебный катамаран никогда еще не была такой твердой. Мучительно хотелось заменить вопрос "успеем или не успеем?" на более конкретный - "догоним или не догоним?".
А вообще-то день проходил размеренно, словно никакой гонки не было. Проложили курс: по Цимлянскому водохранилищу предстояло пройти полтораста километров. Мотор стучал, как обезумевший будильник - ассоциации со швейной машинкой ни у кого больше не возникали, - но длинные буи цимлянского фарватера уходили назад медленно. Вот показался еще один; подплывает этакой неспешной павой, будто его отпуск не кончается через шесть дней… Впрочем, скорость обычная: пять узлов. После Волгодонска, после отъезда Дани на борту изменилось только одно. Изменился сам капитан.
Данилыч стал разговорчив. Положим, он и раньше любил поговорить - когда его расспрашивали, или за столом, или во время утреннего монолога. Разговорчивость к месту, при случае - вполне совместима с некоторой дистанцией между командиром корабля и командой; в ней всегда присутствовал элемент нотации.
Но в этот первый день гонки капитан попросту болтал. Для очередного рассказа не нужно было никакого внешнего толчка; он вдруг начинал улыбаться каким-то своим мыслям и неожиданно говорил:
- Как боги плывем. Триера движется, вот оно! А что, Слава, ведь сюда греки эти древние заходили?
- Греки? Думаю, нет. Для них Танаис - они так Дон звали - был краем мира.
- Да? А я думаю, что заходили. Умнейшие были люди. Плыли за сотни… за сотни тысяч километров! И карт не было, так ведь? Вот это моряки!
И он мог долго говорить о своем уважении к древним грекам, финикийцам, критянам. Знаток античности от этих рассказов утопился бы; а мне было интересно. Данилыч запросто путал века и народы, но помнил наперечет все типы судов древности. Несколько лет назад он побывал в турпоездке за границей, видел и хорошо запомнил Стамбул, Афины, Помпею; кроме того, он умел взглянуть на вещи с какой-то неожиданной точки зрения.
- Вот ты возьми Афины… церковь белая на горе… или хоть Ольвию возьми, она тоже древних греков. Во всем Бугском лимане - красивейшее место! Простор, вот оно! Люди себе что-то думали: и судам есть куда подойти, и широко, простор. Теперь другой уанс: построили Ильичевск. Григорьевский порт построили. Запрятано все: ни города с моря не видно, ни моря с города. А почему?
- Ну, соображения экономической выгоды…