Начинать утро шекспировской трагедией невыносимо. Я спрятал голову в спальник, но сладкозвучные периоды, усиленные эхом от бетонной стенки дока, настигали и там. Не отличаясь особой убедительностью, они были необычайно занудны и потому быстро вели к цели. Я решительно полез из спальника.
Сергей тоже не спал - но и не шевелился. Мешок с его телом лежал на палубе. Готический нос судового врача был обращен к небу. Я отвернулся.
- Вот оно так, во сне и жизнь пройдет! - с новой силой воззвал Данилыч. - Из люка показалось заспанное лицо Саши. Через десять минут мы с ним уже брели по Керчи, разыскивая погранзаставу. Что касается Дани, то он даже не проснулся.
II
Освещенный солнцем, город лениво вступал в воскресенье. Несмотря на ранний час, заметно припекало. Немногие прохожие держались в тени домов.
Как сильно разнится публика, дефилирующая по крымским городам! В Евпатории контингент смахивает на младших научных сотрудников. В Севастополе преобладает нечто военно-морское и командировочное. В Ялте можно встретить кого угодно - от товароведа до директора овощной базы. Далее к востоку, не считая пионеров "Артека" и писателей Коктебеля, ранг публики выравнивается. На отдыхе в Феодосии - полновесные представители простых трудящихся. И, наконец, в Керчи те же трудящиеся - уже не на отдыхе.
После лихорадочной экзотики курортов здесь веяло чем-то полузабытым. Сегодня Керчь отдыхала; но чувствовалось, что в отличие от Ялты недавно она и работала.
Погранзастава размещалась далеко от порта, на тишайшей пыльной улице. Дежурный долго не мог взять в толк, чего мы хотим.
- "Юрий Гагарин"? - недоумевал он. - Ну? Так зачем вы пришли?
- За "отходом", - твердо сказал Саша. - И "приход" зарегистрировать. Печать поставить.
- Мы печать не ставим. Вы, теперь куда?
- В Азовское море.
- Ну идите… Никакого отхода не нужно.
Мы, конечно, знали: Керчь - последний пограничный пункт на пути "Гагарина". Тем не менее в предлагаемую свободу не верилось. Мы вели себя, как два щегла в канун Дня птиц: дверца открыта, вылететь хочется… нет, страшно. В душе восхищаясь коварством сержанта, мы тупо требовали своего: "отхода", "прихода", печати.
Офицер, которого по настоянию Саши вызвал дежурный, подтвердил: идти можно когда угодно, и в Азовском море - куда угодно. Никаких контрольных сроков, никаких печатей. Хочешь - иди днем, хочешь - ночью; не хочешь - стой где хочешь.
Офицер усмехался в гречневые усы: ему льстила наша растерянность. Она показывала, насколько надежно нас вышколили его коллеги из Очакова, Железного Порта, Черноморска, Евпатории, Севастополя, Ялты и Феодосии. Я в последний раз оглядел серые кубы казармы и учебного корпуса, асфальтовые дорожки, жестяные призывы нести службу бодро - весь одновременно и уютный, и безликий мирок стандартной заставы.
Впереди была вольница внутренних вод. Странно: даже грустно немного.
После заставы Саша, разумеется, зашел на почтамт. Телеграммы не было.
Мы еще около часа бродили по Керчи. Город не блистал архитектурным излишеством. О былом величии столицы Митридата Эвпатора, грозного соперника Рима, ничто не напоминало. А ведь я знал, что вся земля, на которой стоит Керчь, изрыта древними гробницами; что в археологии существует специальный термин "керченские древности"; в Очакове и Одессе когда-то процветал даже промысел по их подделке, высшим достижением которого явилась продажа братьями Гохман - и не куда-нибудь, а в Лувр - фальшивой "тиары Сайтафарна"… Нельзя, кажется, назвать ни одного века, когда бы на склонах горы Митридат не шли бои за господство над Керченским проливом, не лилась кровь; и наш XX век, во время прорыва Эльтигенского десанта, превзошел в этом отношении все предыдущие. Но сейчас тут стояла тишина. Зеленые улицы дремали. Я обратил внимание на прелестную деталь - открытые двери магазинов были затянуты для защиты от мух рыбацкими сетями с мелкой ячеей.
III
На борту "Гагарина" шла обычная предстартовая сумятица. Нужно было долить горючего в баки, набрать пресной воды, докупить продуктов… Сломленная переменой планов, команда работала неохотно. Оппозиция в лице Дани и судового врача то и дело уединялась в каюте, не подозревая, по-видимому, что на палубе их прекрасно слышно.
- Ше ж спи до двенадцати?! - возмущенно шептал мастер по парусам. - Ше за дела, Сережик?!
- Логично. Сколько гнать можно? Чшшш?…
- Скажи ему ты, Сережик. А то я за себя не ручаюсь.
- Лучше ты скажи… Ничего, Даня, не выйдет. Эти двое за него же всегда!..
"Эти двое", то есть мы с Сашей, грустно помалкивали. Данилыч делал вид, что ничего не замечает. На мой взгляд, шкипера все-таки можно было понять. Нарушая планы дня, он оставался верен основной идее похода. Он спешил на Волгу. Жаль, что города так мимолетно исчезают за кормой - не успеешь и разглядеть; жаль, что капитаном как будто владеет одна мысль - "идти, пока идется"; но иначе яхта вряд ли уже была бы здесь, на пороге Азовского моря.
Но сейчас происходило, надо признать, нечто странное: четкого маршрута, например, не было.
- По обстоятельствам, - сказал Данилыч. - К вечеру выйдем из пролива; может, станем заночуем, может, ночью пойдем…
- Восточным берегом пойдем или западным?
- Разумеется, восточным!.. А может, и западным.
Все это начинало отдавать неразберихой. Вдобавок ко всему около полудня задул сильный норд-ост. Выход "Кометы" сообщения Керчь - Жданов, стоявшей недалеко от "Гагарина", в связи со штормовым предупреждением был задержан.
- Давайте я хоть карту Азовского моря на "Комете" пойду перерисую, - хмуро предложил врач-навигатор.
- Зачем? Что, у нас карт этого Азова нет?
Карт Азова было две: одна - восточной части моря и одна - Таганрогского залива. Западная часть отсутствовала.
- Так что, не нужна карта? Не идти?
- Как хочешь, вот оно. Тебе надо - иди…
"Гагарин" наконец отвалил от причала. Карта была срисована наполовину, ветер крепчал. Сразу по выходе из порта стало неуютно. Резкая встречная волна пенилась и кипела даже в проливе; стуча мотором, яхта с трудом пробивалась вперед.
Прошло часа полтора.
- Что будем делать? - неожиданно прокричал шкипер.
- Что "что"?..
- Ну так… сделаем, как вы хотите. Можем где-то стать, можем и вернуться… Давайте вместе решать.
Момент для дарования демократических свобод был выбран крайне неудачно. Кто-то предложил ночевать в проливе, другой - в море, третий - за мысом… Данилыч на все соглашался.
- Как хотите… я имею в виду… как хотите.
Команда была в недоумении. Дисциплинированный Саша интересовался, куда же все-таки править.
Слабость капитана объяснялась болезнью: вид у Данилыча был все еще неважный. Я почувствовал, что нужно вернуться, и постарался внести это предложение максимально твердым голосом. Никто не возразил. Саша тут же повернул руль. Мы быстро проделали обратный путь по ветру и вскоре бесславно стояли у того же причала, под сенью той же зловещей горы Митридат. На задержанной "Комете" ехидно засмеялся вахтенный.
День был изломан и на две трети выжит. Потянулась цепочка мелких неудач: Даня из-за какой-то ерунды снова "поцапался с батей". Сергей хотел позвонить в Одессу, но пришел ни с чем. Я безуспешно ловил бычков, у Саши впервые пригорел ужин… Мы молча поели и сразу улеглись.
После заката ветер еще усилился. Я лежал в темноте на крыше каюты и думал о том, что путешествие - любое путешествие - похоже на пьесу. Ты и автор, и актер на первых ролях, и зритель. Природа и история местности - тема, сырой материал; погода, пограничники, некстати подвернувшаяся мель создают канву, внешние коллизии; но от тебя и твоих спутников зависит, приобретет ли действие связность - или рассыплется. Черт бы побрал нашу нудную, несценичную, неталантливую ссору; и черт бы побрал уважаемого шкипера! Сегодня он погрешил против драматургии. Конец пути по Черному морю требовал отдыха, паузы, антракта.
А то актеры уже начали в ролях путаться. Прежние отношения развалились, зато как трогательно спелся "Сережик" с "Данечкой"! Плевать… тут мне стало жарко, я расстегнул спальник. Плевать. Мне теперь зато Саша остался. Интересный человек.
В пьесе похода матрос Нестеренко, разумеется, герой-любовник: Данины намеки на подходе к ложному Меганому эту мою догадку окончательно подтвердили. Остальное - письмо, телеграмма, причины бегства от любимой на яхте, роль Дани - пока неясно. Правда, мысленно я уже создал несколько гипотетических конструкций Сашиной истории, но… Но.
Версия реалистическая: Саша влюблен в нее, она же его, педанта, на дух не переносит. Однако держит на поводке - жди письма, жди телеграммы, может быть, я тебя вызову. Даня безуспешно пытается открыть другу глаза, злится, ссорится… Возможен романтизированный вариант: они любят друг друга, но родители против. Она пишет: "Кажется, маму (!) удастся уломать. Жди телеграммы". Даня, близко с мамой знакомый, понимает всю безнадежность этих надежд, злится, ссорится… Наконец, в натуралистической версии я предусмотрел и такую возможность: Саша сбежал от опостылевшей девицы на яхте, а она ему пишет: "Дорогой! у нас, кажется, будет ребенок!" И Саша, как порядочный человек… А Даня?..
Неубедительно как-то. Несовременно. Оба матроса - молодые ребята, в дни мира любившие, тайком от Данилыча, подключать к аккумулятору магнитофон. И по очереди слушали через наушники "хард-рок", хотя шкипер утверждал, что аккумулятор от этого садится… Простой факт, который как-то не совмещается с моими вариантами. И потом, ни одна из версий не отвечает на вопрос: что же Саша надеется приобрести, участвуя в походе на яхте? Хотя бы в связи со своей любовной историей?