Глава 7 Ссора
I
Восточней Ялты курортная насыщенность крымского берега начинает убывать.
Каким-то образом в судовой библиотеке "Гагарина" наряду с вполне современной литературой оказался и "Практический путеводитель по Крыму" 1915 года издания. Он полон архаизмов вроде "таксы ялтинских извозчиков" и рекламы "российской паровой фортепианной фабрики К.М.Шредер". Однако сообщение, например, о Судакской долине, "по достоинству не оцененной приезжими, устремляющимися в модные центры", не потеряло актуальности до сих пор. Для многих Крым по-прежнему ассоциируется с окрестностями Ялты; благодаря Волошину и Паустовскому прославились Карадаг, бухта Коктебеля; но шестьдесят километров между Алуштой и Судаком до сих пор почти не освоены вездесущим туризмом. Еще меньше "зон отдыха" на Керченском полуострове.
Впрочем, мои сведения и впечатления о восточном Крыме поверхностны. На берег я почти не сходил: не хотелось. Причин этому было по меньшей мере две.
Ну-с, во-первых: после ялтинской встречи, после "взгляда со стороны" и Сергей, и я, каждый по-своему, попросту зазнались. Берег ничтожен и суетлив; что мне там делать! Пору своего яхтенного ученичества я считал оконченной, и погода этому приятному заблуждению способствовала. Теплое южное море баловало наш кораблик. Попутный ветер исправно наполнял паруса. Волны мягко лизали борта. Я умел вязать узлы, стоять на руле, чувствовал себя полноправным, вполне сложившимся боцманом, и мое хорошее настроение какое-то время не мог испортить даже Сергей, окончательно возомнивший себя навигатором.
Вот характерная запись в дневнике, относящаяся к периоду эйфории: "…просто недоумеваю! Я физик, как принято говорить, "ученый" - пусть и небольшой; это подразумевает творческий труд, участие в активном познании. У меня интересная работа. Но только иногда, в те редкие моменты, когда "хорошо идет" трудная задача, мне приходилось ощущать такую полную, как сейчас, удовлетворенность и ощущение - я в ладу с миром и с собой… Почему?"
Ответа на последний вопрос в дневнике нет, а сама приведенная запись наряду с прекраснодушием грешит слишком частым повторением слов "я" и "мне". Может быть, именно в этом - корень второй причины, по которой мне на берег сходить не хотелось.
Попросту говоря, после Ялты на борту "Гагарина" начала вызревать ссора. Ничего удивительного.
В любом путешествии неизбежен этап испытания того, что ученые люди называют "психологической совместимостью". Существует здоровая традиция - перед полетом на недельку запирать космонавтов в барокамере. Задолго до начала эры покорения космоса роль полигонов по проверке несовместимости с успехом играли коммунальные кухни. Вообще годится любой кусок замкнутого пространства, где несколько человек обречены вариться в собственном соку - в том числе и парусно-моторная яхта, и, скажем, хижина зимовщиков-полярников.
Всегда был убежден: сообщение о том, что "к концу зимы они друг друга съели", нужно понимать в обобщенно-психологическом смысле.
II
"Гагарин" покинул Ялту в полдень. Штилевая жара длилась второй день; она была настоявшейся, густой, как суточные щи. На зубчатом краю Яйлы безнадежно застряли облака, над морем навис купол раскаленного неба. Мотор стучал особенно назойливо.
- Действительно на медведя похоже, - изрек Саша на траверзе Аюдага.
- Ой, ше ты начинаешь! А если бы этот холм на Аюдаге не "Медведь-гора", а "Бобр-гора" назвали? - сердито откликнулся Даня. Мастер по парусам еще не остыл: из города, "с танцев" он вернулся только утром и крепче обычного поцапался с батей. Кроме того, оба матроса в Ялте, казалось, не поладили: они то и дело уединялись возле бушприта, Даня что-то горячо доказывал, а Саша отрицательно качал головой.
- Так не годится, - наконец громко сказал он.
- Ну давай, раз ты такой сильно умный! Валяй!..
- Я просто обязан, - Саша твердым шагом направился на корму. - Извините,
Анатолий Данилович. Тут дело такое: хотел вас предупредить…: - Предупреди, - разрешил капитан.
- В общем, мне, может быть, на днях уехать придется.
Вот тебе и на! Такого оборота событий не ожидал ни я, ни, похоже, капитан. Данилыч надменно закинул голову, а благодушное выражение на его лице начало сменяться челленджеровским.
- Чего так вдруг? - удивленно спросил Сергей.
- Ну… я, в общем, письмо одно получил. От матери.
- Да ше ты его слушаешь, батя! - закричал Даня. - Никуда он не поедет, ему и ехать-то некуда!..
- Я тебя просил… - Саша покраснел больше обычного. - Это еще не точно, Анатолий Данилович. Если возникнет необходимость, мне телеграмму дадут. Просто счел необходимым предупредить заранее.
- Очень хорошо, вот оно, спасибо, что предупредили, - Данилыч тоже стал необычно вежлив. - Я никого не заставлял, сами хотели. Извините, если что не так; никто никого силой не тянет. И не держит. Но есть уанс…
- Я знаю. Пока мы в пограничной зоне, трудно из судовой роли члена экипажа вычеркнуть.
- Вот-вот… - Данилыч стал развивать мысль о том, что теперь нужно спешить еще больше; по крайней мере до Керчи, в Азовском море пограничников уже нет, там хоть все мы можем улепетывать, он и сам до Астрахани дойдет, он никого не держит… Саша пообещал до Керчи дойти во что бы то ни стало, и на этом инцидент был исчерпан.
Но неприятный осадок от разговора у меня остался, Не то чтоб я слишком дорожил педантичным обществом матроса Нестеренко; а впрочем…
Например, он прекрасно готовит (даже не знаю, где так выучился) и никогда не пытается просачковать, как Даня (занят парусами!) или Сергей (занят навигацией!). В последние дни все кулинарные обязанности как-то незаметно перешли к Саше. Вообще-то в походе еда - дело тонкое. Одни любят поесть, другие не любят варить обед, и вокруг этого парадокса могут накапливаться "уансы". У нас все проще: Саша завидно готовит, остальные завидно едят. Очень удобно.
Помимо соображений меркантильных, желание Саши уехать было и щелчком по самолюбию. Я понимал обиду Данилыча: Саша как бы дал понять, что могут быть и более важные жизненные дела, чем наше путешествие. Какие?
Медведь-гора медленно погружалась в дымку. Далеко позади виднелись белые дома Алушты и над ними - четкий треугольник Чатырдага. На несколько часов эта картина словно застыла: яхта висела, приколотая к середине громадной дуги берега.
Даня после сообщения Саши о его предполагаемом отъезде вдруг развеселился. Не глядя на матроса Нестеренко, он подергивал бородку, фальшиво насвистывал из "Сильвы" - без женщин жить нельзя на свете, нет! - потом подсел к Сергею…
- Ты вот человек женатый, да? Объясни: ну ше в этом хорошего?
- Хорошего мало, - на всякий случай ответил судовой врач. - А что?
- Да я просто так. Абстрактно интересуюсь. А вот любовь - чувство эгоистическое, да?
- Видишь ли… - Сергей, польщенный тем, что в нем видят знатока, начал развивать теорию любви как одного из видов творчества. Саша резко повернулся, ушел к бушприту.
- А вот влюбиться ведь каждый может, правда? Ну, например, бухгалтер?.. - Даня вел какую-то опасную игру. Сергей увлекся. Он стал громогласно доказывать: не только никто не гарантирован от лучшего из чувств, напротив! Именно бухгалтер, именно человек сухой и прагматический, если уж нагрянет, может оказаться наиболее незащищенным; ибо отсутствие душевного опыта… Голос Сергея разносился по яхте и наверняка долетал на нос, где одиноко приютился матрос Нестеренко. В другое время и в другом месте я послушал бы эти рассуждения не без интереса.
- Сережа, на минуту, - я отозвал судового врача; в сторону. - Ты бываешь удивительно тактичен.
- Не понимаю. В чем дело?
- Ни в чем. Ты полез в чужую историю, тебе не кажется?
- Какая история? - Сергей задумался и раздраженно втянул в себя воздух. - Саши с Даней, что ли? Говори толком!
- Рад, что ты начал понимать. Они помирятся, а ты попадешь в дурацкое положение.
- Понятно. Спасибо за предупреждение.
- Пожалуйста. И не злись. Я не виноват, если ты сам такой простой вещи не заметил.
- Где уж нам! Не психолог. Не люблю усложнять.
- Я ведь просил, Сережик: не злись. Уж нам с тобой, по-моему, ссориться не из-за чего.
- Логично, - сухо сказал Сергей.