* * *
Бывшая гостиница "Уинстон Черчилль". Штаб-квартира банды Джека.
– Вперед, засранцы! – рявкнул конвоир, на синем рукаве которого желтели сержантские нашивки. И подтолкнул в спину Джо Снежка стволом автомата, Клима же ткнул по ребрам прикладом – тот согнулся, застонал и зашелся от боли нестройным кашлем.
– Эй, полегче! – грозно буркнул Снежок. Наручники, сковывавшие его руки, еще плотнее вцепились в запястья.
Конвоир презрительно скривил губы:
– Шевелись! Не то и тебе вмажу, чернозадый. Для короля банановой пальмы ты очень много болтаешь.
Около двери комнаты, которую еще два часа назад занимал Джек, стояли два карателя – рослые молодцы в лихо заломленных синих беретах и с укороченными автоматами на груди. Они стояли, широко расставив ноги, и внимательно рассматривали задержанных беспризорников.
– Эти оборванцы – те самые, – сказал конвоир часовым, поправив свой берет.
Один из них молча кивнул, постучал в дверь, приоткрыл ее и доложил тем, кто находился в комнате.
– Заводите обоих! – послышался ответ.
Конвоир снова ткнул стволом Джо и процедил сквозь зубы:
– Веди себя хорошо и говори правду, ниггер, не то шкуру спущу. И приятелю твоему советую. Уверяю, вы недолго продержитесь, сопляки, если я возьмусь за вас всерьез. Ты понял, черножопый? А ты, очкарик?
Снежок ничего не ответил. Пусть оскорбляет меня, подумал он, мое молчание будет ему хуже плевка в рожу.
Клим вздохнул, потупившись в пол.
Конвоир приблизил свое лицо к уху Клима.
– Ты что-то сказал, сладкий ты мой? – спросил он с глумливой усмешкой, пытаясь усилить оскорбление.
Часовой отворил дверь и мотнул головой.
– Вперед! – скомандовал конвоир.
Джо Снежок и Клим вошли в комнату.
В комнате находились двое. Один из них – лысоватый, в элегантном белом льняном костюме – стоял возле огромного глобуса, опираясь на трость и повернувшись спиной к вошедшим. Он что-то рассматривал на глобусе и курил сигару, голубые кольца дыма безмятежно подымались к потолку. Другой, в форме офицера – коренастый, мускулистый, с бобриком черных волос и бычьей, подергивающейся шеей, – напоминал постоянно рвущегося в бой боксера. Лицо у него было обветренное и потемневшее от солнца, левую скулу пересекал грубый шрам. Он сидел за столом, положив перед собой на бумаги пистолет, тонированные очки и широкополую шляпу.
– Задержанные бродяги доставлены, сэр! – доложил сержант, бодро отсалютовав и пристукнув каблуком по полу.
Офицер, сидевший за столом, просматривал какие-то документы.
– Свободен-сержант-больше-ничего-не-требуется, – не поднимая глаз, протянул он с надменной монотонностью.
– Есть, сэр!
Конвоир развернулся и вышел в коридор.
Дверь за ним тихонько прикрылась.
– Кто такие? – Офицер отвлекся от бумаг, разложенных на столе, и уставился тяжелым взглядом на вошедших подростков, словно говоря: мне долго ждать ответ?
Джо немного подождал, чтобы выказать дерзость, но не переборщить, и ответил скромно:
– Меня зовут Джо.
– Сэр! – назидательным тоном напомнил офицер, сдвинув брови. Шея его снова дернулась.
– Меня зовут Джо, сэр.
– Фамилия? Откуда родом?
– Фамилии не помню. Где родился – тоже. Я с малых лет бродяжничаю, сэр.
– Тогда назови свое прозвище. Сколько тебе лет?
– Снежок. Джо Снежок. Я не умею ни считать, ни писать. В школе никогда не учился.
– Сэр! – рявкнул офицер. Лицо у него стало такое, будто он собрался бросить Джо на съедение львам.
– Да, сэр, – тут же поправился Джо, глядя исподлобья на офицера.
– Кто у вас главарь? – последовал вопрос.
– Да вы и сами, наверно, знаете, сэр.
– Я спрашиваю – кто?
– Джек, – ответил Джо. – Но его с нами нет, сэр.
– Где же он?
– Отправился в город и вряд ли вернется сюда. Ваш дирижабль, сэр, видно издалека.
– Ничего. Отыщем.
– Сомневаюсь, сэр.
Клим, опустив глаза, разглядывал затертый паркетный пол.
– Чего! – рассвирепел майор. – Я тебе сейчас вырву кишки и сделаю из них подтяжки к штанам!
– Господин майор, – раздался необычайно вежливый и приятный голос того человека, который стоял возле глобуса. – Это еще дети. С ними нужно несколько иначе обходиться.
Офицер покосился на него и ответил:
– Как вам будет угодно, сэр. Они тут сплошь бандиты. Я бы их всех шлепнул, будь на то моя воля. Но раз уж… Ведите тогда допрос сами.
– С удовольствием, майор, – сказал тот. – Кстати, что у нас сегодня на обед?
– Жареный кабан с ананасами. Коньяк тридцатилетней выдержки. И мороженое с тропическими фруктами на десерт.
– Отлично. Кабан – это не свинья, – сказал он так, будто только что поставил галочку напротив какого-то пункта в своем мысленном ежедневнике.
Клим от этого приторно-вежливого голоса лысоватого человека дрогнул, поднял голову и начал вглядываться в его фигуру. Джо почему-то захотелось попробовать на вкус кабана с ананасами, и он сглотнул слюну, превращавшуюся во рту в подобие клея.
Незнакомец медленно повернулся к ним лицом.
Джо он показался совсем не страшным – обычный толстосум, слишком поглощенный добыванием денег, а возможно, даже богатенький тщеславный гомик, судя по внешнему виду. Только какого черта он здесь делает?
Однако Клим замер на месте с расширенными от ужаса глазами, с таким ощущением, будто ему воткнули в живот штык. У него перехватило дыхание, и даже пот проступил на лбу.
Человек был невысокого роста, с прилизанными назад волосами, такими редкими, что сквозь них проступал розовый череп, темными глазами, бездушными, как у акулы, и какими-то совершенно маленькими, почти детскими, холеными ручками, годными лишь для того, чтобы лежать на животе. Одет он был, как упоминалось ранее, дорого и со вкусом. На пальце поблескивал перстень с крупным красным бриллиантом.
Это был ОН! Яков Зиновьевич Вальцан, известный в криминальном мире как "Яшка Алмазик". Клим сразу его узнал, несмотря на то, что прошло много лет. Странно, но хладнокровный убийца и вор, лишивший Клима не только родителей, но и огромного наследства, нисколько не постарел за эти годы. Разве что полысел и притворная грусть, всегда жившая в его взгляде, стала еще более выразительной. Этого человека вряд ли мучили кошмары и совесть даже во сне.
– Я надеюсь, что вы оба будете со мной достаточно честны, а у меня не возникнет повода беспокоиться о том, чтобы проверять, говорите ли вы правду или лжете. У меня имеется достаточно методов, чтоб добиться воссоздания истины у лжецов, страдающих амнезией. – Вальцан подошел к Климу и взъерошил пухлой ручкой его волосы. – Вопрос первый: как твое имя, мальчик?
– Башка, – ответил тот, опустив голову. Он рассматривал белые остроносые туфли своего врага. Ему стало трудно дышать, гортань сузилась до размеров миниатюрного клапана.
– Сэр! – не сдержался офицер, привстав из-за стола. – Говори "сэр", сопляк! Не то я оболью твои яйца керосином и поднесу к ним спичку!
Вальцан, попыхивая сигарой, отмахнулся от него:
– Ничего-ничего, майор, пусть продолжает.
– Вопрос остается прежним, Башка. Как твое настоящее имя?
– Я не помню. Я попал сюда совсем маленьким.
Снежок покосился на товарища, но ничего не сказал. Такой ответ и его сильно удивил. Понять суть этой лжи Джо не мог, как и ляпнуть чего лишнего.
– Вопрос второй… – Вальцан приподнял рукоятью трости подбородок мальчика, заставляя того смотреть ему в глаза. – Что же делает русский мальчик в тысячах километров от дома?
Клим поморщился и едва не чихнул, запах табачного дыма ему не нравился.
– Это вам надо спросить у моих родителей и у моря, – сказал он и подумал: "Черт! А он ловкач, раз сходу раскусил мой акцент и определил национальную принадлежность".
– Поэтично, парень. Одобряю. Где же они – родители? – Его черные глазки блеснули.
– Умерли. Давно.
Вальцан прищурился, всматриваясь в глаза парня.
– А море – высохло? – Его усмешка потонула в клубах дыма.
– Нет, думаю, море осталось на месте.
– Скучаешь по снегу?
– Каждый человек о чем-то скучает, сэр.
– Как давно умерли твои родители? – все тем же непринужденным тоном поинтересовался Вальцан.
– Я не помню. Мне было два года, может, и меньше.
– Где же вы жили? Как называлось то море?
– Не помню, но оно было теплое летом и холодное зимой. И там не было пришельцев. Отца я не помню. Его убили мародеры, так мне сказала мама. А море… Мама как-то говорила, что амфибии не могут жить в той воде. Она воняет для них.
– Кем была твоя мать? Как ее звали?
– Имя ее я тоже не помню. Она работала поварихой на плавучем заводе по переработке рыбы. Там всегда страшно воняло. Эта старая посудина пошла ко дну во время сильного шторма, а меня спасли другие моряки, случайно оказавшиеся поблизости. Мама утонула. Потом они меня продали первым встречным работорговцам, направлявшимся в Австралию. Кому еще нужен сирота? Сирот обычно продают либо бездетным семьям, либо на фабрики, но я никому не приглянулся, да и был слишком мал, чтоб работать. В сиднейском порту работорговцы меня просто прогнали. Я долго скитался, пока не оказался здесь. Это все, что я помню, сэр.
– Понятно… – Вальцан о чем-то задумался. – Проживали вы к Крыму, скорее всего. Из-за высокого содержания сероводорода в придонной воде на больших глубинах пришельцы там не прижились. Но очень уж ты похож на одного человека. Очень… Как, ты говоришь, твоя фамилия?
– Я не помню, сэр. Ни фамилии, ни имени. Я же вам говорил. Забыл. Мал был.