- О, вы его не знаете, - небрежным тоном отозвалась Аэлис, разворачивая грамоту на колене. - Это некий Робер, ну… воспитанник Симона! Вы давно обещали освободить этого серва, так что грамота - это уж просто чтоб вы не забыли снова, я же хотела просить о другом: взять юношу в охрану замка. Симон давно обучил его пешему и конному бою, так что солдат он будет отличный, вы не пожалеете! Зачем нам эти безбожные баварцы? - спросила она таким невинным тоном, что Пикиньи догадался: разговор с Симоном был подслушан. - Согласитесь, мессир, чем больше добрых французов будет в охране, тем лучше… С вашего позволения, я прочитаю сама, а то вы не разберете - почерк у меня… Значит, так: "Мы, Гийом барон де Пикиньи, владетельный сеньор Моранвиля что в Вексене, всех кто увидит настоящую грамоту извещаем. Что мы, движимые христианским состраданием к некоему крепостному нашему именем Робер возрастом XVIII лет, не имеющему ни родителей, ни братьев, ни сестер, а также из любви к Богу решили. Отпустить его дабы из личной крепостной зависимости перешел он к свободному вилланскому праву. И еще мы именно Гийом сьёр де Моранвиль тронутые крайней бедностью человека нашего от всякого выкупа за отпускную грамоту вышеозначенного Робера освободить решили. С тем дабы обещался он от своего имени и от имени наследников крепко хранить нам вассальную верность согласно феодальному праву и кутюмам Земли Вексен. Дано в замке Моранвиль в III день августа лета от воплощения Господа и Спасителя нашего MCCCIVII". Вот и все, уф! Прочитать, так вроде немного, а писала вчера с утра и до обеда.
Аэлис направилась к столу, расстелила пергамен, прижав углы чернильницей, песочными часами и свинцовой баночкой с песком, выбрала хорошо очинённое перо сокола и одарила отца обольстительной улыбкой:
- Соблаговолите скрепить грамоту вашей подписью!
- И не подумаю, будь я проклят.
- Неужто у вас хватит жестокосердия отказать дочери, которая смиренно обращается к вам со столь малой просьбой?
- Ничего себе малая просьба! Погоди-ка, - спохватился Пикиньи, - а пергамен у тебя откуда? Кто тебе позволил переводить такую ценность на эту мазню? Где ты его взяла, небось выскоблила старую грамоту? А если это было что-то важное?
- Как вы могли подумать, - обиделась Аэлис. - Я ведь не такая невежда, чтобы пользоваться палимпсестом! Это был чистый, почти новый пергамен, я стащила у мэтра Филиппа. Понимаю, что совершила грех, но он был оправдан. Так вы подпишете?
- Бог не допустит меня до такого безумия.
- Ах, вот как! - угрожающе сказала Аэлис, сворачивая грамоту. - Тогда уж пусть Он заодно научит вас любезничать с банкиром! Потому что я, мессир, не стану этого делать! Я вообще не покажусь ему на глаза! Пока он будет торчать в Моранвиле, запрусь в своих покоях, и попробуйте вытащить меня силком! Я вам тут такой устрою миракль, какого и в Жизоре на Рождество не увидишь!
- Что вы себе позволяете, мадам! Совсем уже ополоумели?!
- С вами ополоумеешь! Отказываете дочери в таком пустяке - и не стесняетесь вынуждать ее к непристойному заигрыванию с каким-то ломбардцем! Вот сами с ним и заигрывайте! Или поручите это мэтру Филиппу - уж перед ним-то банкир не устоит. Мне рассказывали, ломбардцы все склонны к содомскому греху, им что девочка, что мальчик…
- Нет, ну на этот раз ты у меня получишь!! - заорал, побагровев, мессир Гийом. - Какой еще, к черту, содомский грех! И кто, разрази меня чума, вынуждает тебя вести себя непристойно - надо уже совсем лишиться ума, чтобы говорить такое отцу!! - Он затопал ногами, задохнулся. - Я тебе покажу! В каменном мешке у меня насидишься!
- Вместе с банкиром? - издевательски поинтересовалась Аэлис, засовывая обратно в рукав свернутую грамоту.
- Нет, с крысами!! Со змеями! С пауками! И не думай, что там тебя будут кормить, неблагодарная дочь!
- Ах, так вы еще и голодом решили меня заморить. Послушайте, хватит вам делать из себя посмешище! Куда проще подписать, а в благодарность за это я буду так любезна с вашим банкиром, что - не пить мне вина до самой Пасхи - он останется доволен!
- Ладно уж. - Поняв, что спорить и угрожать бесполезно, Пикиньи махнул рукой. - Надежные люди в охране нам нужны, тут ты права. Дармоедов в Моранвиле хватает, а воинов мало, так что грамоту я подпишу. Но только если договорюсь с Симоном о выкупе. Почему это я должен отпускать мальчишку даром?
- Побойтесь Бога, мессир, - закричала Аэлис, - что ж вы торгуетесь, как жид!
- Ничего, - ухмыльнулся Пикиньи, - с вами не поторгуешься, так останешься нищим. Не будьте ослицей, мадам, на эти деньги вы себе сошьете новое платье!
Глава 4
К вечеру того же дня Аэлис в сопровождении Симона де Берна отправилась в деревню. Она не спеша ехала рядом со своим провожатым, покачиваясь в седле и рассеянно поглядывая по сторонам. Обсаженная старыми вязами дорога пылила, было жарко, и Аэлис лениво обмахивалась сорванной по пути веткой.
- Скажите, друг Симон, - спросила она небрежным тоном, - случалось вам видеть банкира?
- Про этих пауков вам лучше расскажет Филипп, он чаще с ними якшается. Но мне тоже случалось, когда ездили получать выкуп за годона.
- И вы его видели?
- Еще бы, вместе брали! Здоровый был годон, едва скрутили.
- При чем тут годон, я про банкира спрашиваю!
- А-а-а, банкир. - Симон снял шляпу и рукавом утер блестящий от испарины лоб. - Видел и его, как же. Они с мессиром золотые считали.
- И как он выглядел?
- Тошнотворно! Если такой плюгавец отважится взгромоздиться на коня, его можно сшибить плевком.
- Какая мерзость! - поморщилась Аэлис. - Но он был молод?
- Молод? Мерзавец был стар, как Мафусаил! Где это вы видели молодого банкира, они уже из материнской утробы выползают старцами.
- Как же так? - обескуражено произнесла Аэлис. - А отец говорит, что… ну, что этот вроде молод и куртуазен.
- Про кого это вы?
- Ну, про этого банкира… который к нам приедет.
- Вон оно что! - Симон оглушительно высморкался, деликатно перевесившись в седле на правую сторону, подальше от спутницы, и снова надел шляпу. - К нам едет банкир? Это хорошая новость!
- Что же в ней хорошего, друг Симон?
- А то, что где банкир, там и денежки. Будет чем расплатиться с баварской сволочью. Но чтобы банкир был куртуазным, ха-ха-ха!
- Вы хоть предупреждайте, прежде чем ржать, - с досадой сказала Аэлис, обеими руками натягивая поводья шарахнувшегося иноходца. - Одного баварца, кстати, уже можно выгнать - теперь ведь Робер будет в страже!
- Это отродье по одному не разгонишь - вместе нанимались, вместе и уйдут. Иначе я давно уж спровадил бы самых зловредных…
Когда уже въехали в деревню, Аэлис спросила:
- Отец много с вас содрал за Робера?
- Да уж не продешевил! Но я ведь, мадам, тоже не дурак! Мессир мне давно кое-что задолжал, так что я просто сказал ему, что списываю парнишкин выкуп с его долга; этого он, конечно, не ожидал, его аж перекосило. Предвкушал небось, что я ему так и выложу новенькими флоринами!
- Вот уж не думала, мессир Симон, что вы такой скряга! - заметила Аэлис, сделав гримаску.
- Да вам-то не все равно?
- Отец на эти деньги собирался купить мне платье.
- Во-он оно что! Я не знал, мадам, да только к чему вам новое платье? Вы вон и в старом словно цветочек.
- Да это мое лучшее платье! - возмутилась Аэлис.
Симон хмыкнул.
- Надолго к Морелю?
- Побуду, пока вернетесь от кузнеца, но вы там не торопитесь.
- А скоро его и не уломаешь. Хочу, чтобы поработал в замке, - наш дурень обжегся и теперь не может взять в руки молотка. Деревенщина же наверняка станет отлынивать.
Аэлис ловко спрыгнула на землю и повела коня к дому священника. Тот вышел навстречу, подслеповато всматриваясь, кто приехал.
- А, это ты, дочь моя!
- Благословите, отец…
- In nomine Patris et Filii et Spiriti Sancti, benedictio. Domine sit tecum. - Отец Морель перекрестил ее и ладонью коснулся головы.
- Робер дома?
- Да, в огороде. Ступай, я привяжу. - Кюре взял повод из ее рук. - Что нового в замке?
- Приехал отец, а я привезла Роберу отпускную - он теперь будет служить в замковой страже. Но вы не огорчайтесь, он будет приходить и к вам, а если будет занят, а вам что-нибудь понадобится, я всегда найду кого прислать из челяди.
- Не это меня беспокоит, я сам могу себя обслужить. Меня огорчает, что вы решили сделать из него солдата…
- Боже мой, да кем же ему еще быть! - рассмеялась Аэлис.