Пораженный этим неожиданным открытием, он вскочил со своего места и подошел к окну. Торжественная тишина ясной лунной ночи плохо гармонировала с его душевным состоянием, он начал ходить по комнате. Одна мысль сменяла другую; он чувствовал себя то бесконечно счастливым, то опять тоска овладевала им. Одно было ясно для него, что он должен скрывать свою любовь, чтобы не нарушить душевного блаженства, которое могло продолжаться только до тех пор, пока его чувство будет тайной для всех. Лина, считая его своим братом, так просто и доверчиво обращалась с ним, что он не хотел портить этих отношений. Счастье, думал он, немыслимо для него, если бы даже она разделяла его чувство. Признание может только обратить его любовь в страсть, нарушить спокойствие Лины и сделать его самого недостойным дружбы ее мужа…
Под влиянием этих размышлений он сел к столу и написал следующее письмо:
"Не знаю какому божеству молиться по поводу начала нашей переписки, моя дорогая Лина. Мне грустно думать, что прошли те счастливые дни, когда я пользовался вашим обществом, осталась только слабая надежда, что они опять вернутся. Досадно, что я лишен возможности беседовать с тобой и должен письменно обращаться к тебе… Но оставим в стороне всякие жалобы, они ни к чему не ведут; не стану также распространяться о моих чувствах - вы оба верите в мою дружбу, дорогая сестра Лина; поэтому перехожу к делам.
Завтра наш король уезжает в Эрфурт - это побудило его раздать ряд милостей, между прочим, он произвел Бюлова в потомственные графы, и сегодня я поздравил его с этой честью! Вероятно, Иероним в связи со своей дорогостоящей поездкой понял, как он должен ценить человека, который, после отказа Голландии, решился сделать внутренний заем. Последний состоится - и в самом скором времени. Вообще проект Бюлова встретил общее сочувствие, и можно ожидать самых блестящих результатов…
Но так как милость, оказанная Бюлову, могла возбудить неудовольствие французской партии, то капитан Мейроннэ произведен в обер-гофмаршалы и ему пожалован титул графа Веллинрода. Граф Бух назначен обер-церемониймейстером; поговаривают, что Иероним удостоил обратить свое милостивое внимание на графиню…
Даже со мной едва не произошла благоприятная перемена судьбы. Министр предложил назначить меня inspecteur des economats. Неправда ли какое громкое название? Но в сущности под словом "economat" нужно понимать управление имениями и доходами епископств, аббатств, приоратов и бенефиций в католических землях, принадлежащих Вестфалии. Из этих доходов в течение десяти лет должно быть отчислено до 500 тысяч франков в кассу погашения государственных долгов; и поэтому Бюлов как министр финансов заинтересован в том, чтобы на вышеупомянутую должность был назначен человек, пользующийся его доверием.
Но, к несчастью, в дело вмешался Берканьи. Мне говорили незадолго перед этим, что он не думает гневаться на меня, и, быть может, в настоящем случае им руководили только интересы французской партии, а не личная неприязнь ко мне. Он участвовал в том заседании, на котором министр Бюлов предложил назначить меня inspecteur des economats, и тут же представил своего кандидата француза, говоря, что эту должность следует предоставить католику. Бюлов, который принял за правило не назначать французов в свое министерство, сумел отклонить предложение генерал-директора полиции, но в то же время не решился отстаивать и своего кандидата.
Когда он увидел, что я не особенно огорчен постигшей меня неудачей, то сообщил мне причину своей недавней ссоры с Берканьи и другими представителями французской партии, которые стали еще враждебнее относиться к нему после получения им графского титула. На последнем заседании государственного совета поднят был вопрос об увеличении почтовых доходов. Бюлов восстал против повышения платы за письма, вследствие чего начался оживленный спор, всех больше горячился главный почт-директор Потау. Это человек ограниченный, не способный к делу, но он зять Ле-Камю, графа Фюрстенштейна, и ловкий интриган. Бюлов упорно защищал свое мнение, так что под конец Иероним, быть может, заранее подготовленный французской партией, с раздражением заметил:
- Говорите яснее, господин министр, - восстаете ли вы против общей администрации почты или главного директора?
- Против того и другого, ваше величество! - объявил Бюлов, не стесняясь присутствия Потау…
Вот из-за этой ссоры мне и пришлось пострадать, моя Дорогая Лина! Если подобные дела не занимают тебя, то прочитай мое письмо Людвигу, он интересуется ими. Кроме того, передай ему, что я не могу сообщить никаких дальнейших подробностей относительно письма Штейна, потому что мы не имеем никаких известий из Берлина.
Твой Герман".
На следующее утро Герману сообщили в министерстве, что вестфальский король отправился на несколько дней в Вах, чтобы повидаться со своим братом при проезде его в Эрфурт. Наполеон остановился во дворце принца Гессен-Филиппсталя и, отобедав вместе с ним и Иеронимом, продолжал свой путь.
3 октября вестфальский король и королева отправились в Эрфурт в сопровождении блестящей свиты.
II. Загадочная личность
Все следили с напряженным вниманием за ходом событий в Эрфурте. Делались разные предположения, но никто из рассудительных людей, преданных своему отечеству, не мог ожидать чего-либо хорошего для угнетенной Германии от свидания Наполеона с русским императором. Между тем как в высших, так и низших слоях общества было немало лиц, которые исключительно интересовались великолепием празднеств, неизбежных при стечении такого множества владетельных особ, генералитета и высших государственных сановников. Сам Наполеон поставил себе задачей окружить особым блеском темное зерно эрфуртской государственной тайны и представить себя в качестве центра властелинов Европы.
Естественно, что события, занимавшие все умы, не могли не повлиять на рассеянных по Гессену членов Тугендбунда, которые деятельнее, нежели когда-либо, поддерживали между собой личные и письменные сношения. Они спокойно относились к опасности, перед которой трепетали их соотечественники, и видели в ней ту пользу, что она благоприятствовала их тайному предприятию. При этом, пользуясь тем, что общее внимание было обращено на Эрфурт, они перестали соблюдать прежнюю осторожность.
Герман сильно скучал после отъезда Луизы и Гейстеров, особенно по вечерам, которые привык проводить в их обществе, и поэтому ради развлечения стал усердно посещать собрания Гессенского союза, хотя они далеко не удовлетворяли его. Предприятие, которое представлялось ему таким грандиозным в речах Фихте, приняло в его глазах совсем иную окраску, когда он ближе познакомился с планами членов союза. Народное восстание, несомненно, увлекло бы его за собой, но многое казалось ему пошлым и возмутительным в том способе, каким оно подготовлялось. Имея в виду конечную цель, он не сознавал, что его пугает практическое осуществление такого смелого предприятия и что оно совершенно чуждо его личному характеру.
В гостинице "Лондон" уже не раз бывали тайные собрания, на которых присутствовали члены союза, приехавшие с этой целью в Кассель. В один дождливый вечер, когда Герман явился к назначенному времени, хозяин гостиницы, Керштинг встретил его и повел в ту самую комнату, в которой он останавливался по приезде в Кассель. Здесь он застал за бутылкой вина Шмерфельда и одного пруссака, по фамилии Шепелер.
- Сегодня не будет собрания! - сказал Шмерфельд вполголоса. - Мы возбудили против себя подозрение, и полиция хотела накрыть нас. Мы сидим тут, чтобы предупредить об этом приходящих, а затем и сами отправимся домой.
Герман хотел уйти, но Шмерфельд остановил его вопросом:
- Кстати, вы, кажется, знакомы с молодым чиновником, который служит у Бонгара?
- Если вы говорите о Вильке, то я действительно знаю его в лицо, потому что мне случалось встречаться с ним.
- Ну так слушайте. Перед приходом сюда, ко мне на дом явился человек в плаще и шляпе надвинутой на лицо. У меня в это время были гости - полковник Лангенштурц и господин фон Ягов.
- Камергер Ягов? - спросил Герман.
- Нет, его племянник, лейтенант, - ответил Шмерфельд. - Но не в этом дело! В присутствии этих господ таинственный незнакомец отвел меня в сторону и шепнул на ухо: "Ваши собрания обратили на себя внимание полиции, сегодня вечером она явится к вам с жандармами". После этих слов он поспешно удалился. Полковник Лангенштурц уверяет, что это был Вильке, письмоводитель Бонгара.
- Странно! - заметил Герман. - Я помню, что этот самый Вильке предостерег в театре и барона Рефельда, когда он имел столкновение с полицией.
- Трудно предположить в этом какую-либо хитрость или ловушку! - продолжал Шмерфельд. - Тем не менее по всем отзывам, упомянутый молодой человек известен, как ревностный приверженец французов. Он постоянно участвует во всех овациях в честь иноземного ига и первый кричит "Vive le Roi!", когда Иероним появляется на публике. Между тем вот уже второй случай, когда он предостерегает добрых людей от распоряжений шефа жандармов, которые проходят через его руки!..
Герман, уходя, обещал собрать подробные сведения о молодом человеке, который при первой встрече в Шомбургском саду произвел на него довольно неприятное впечатление своей навязчивостью и сочувствием французской нации. Он вспомнил по этому поводу, что Бюлов ожидал к себе завтра утром Бонгара по какому-то делу, и решил спросить мнение шефа жандармов о Вильке.