Слова генерала Морио на этот раз не произвели никакого впечатления на Германа. Его интересовала личность известного французского писателя, с которым он давно был знаком по его занимательным рассказам "L’enfant du carnaval", "Angelique et Jeannetton" и другим. Лебрен, со своей стороны, был рад познакомиться с молодым ученым из Касселя, тем более что наружность Германа произвела на него приятное впечатление. Он взял его под руку и увел в отдаленную часть сада, где мог говорить без стеснения о том, что приходило ему в голову.
Лебрену было лет пятьдесят. Это был невзрачный худощавый человек, со смуглым лицом, которое носило отпечаток веселой фантазии, легкомыслия и неистощимого остроумия. Он говорил без умолку, постоянно переходя с серьезного тона на насмешливый, и по живости характера и свойственной ему доверчивости с первого же знакомства выболтал Герману много лишнего, что далеко не соответствовало тому положению, какое он занимал при дворе.
- Король выписал меня сюда в качестве своего чтеца, - сказал он, между прочим, Герману, - но так как мудрено читать без книг, то мне приходится занимать его величество рассказами наподобие Шехерезады из "Тысяча и одной ночи". Король читает только правительственные газеты и бюллетени, а литературу заменяют ему дамы qu’il connait par coeur, и при этом он не упускает из виду предостережения поэта Горация: "Nocturna versate manu, versate diurna!" Я познакомился с Иеронимом в Париже, где отчасти принимал участие в его увеселениях. Теперь он вспомнил об этом и отлично устроил меня в своей летней резиденции. Мне отведены две комнаты в левом флигеле замка, из окон открывается прекрасный вид на горы, покрытые лесом. Надеюсь, что вы посетите меня… Даже я чувствую себя там немцем и предаюсь романтизму! Поздно вечером, когда мы сидим с Бабет у окна, до нас доносится чудный лесной аромат, в горах слышен какой-то таинственный шорох.
- Я не знал, что вы женаты! - сказал Герман.
Лебрен многозначительно улыбнулся, так как не мог удержаться от тщеславного желания похвастаться перед простодушным немцем, что и он несмотря на свои годы пользуется благосклонностью прекрасного пола. Затем он внимательно осмотрел ближайшие кусты и, убедившись, что никто не может подслушать его, сказал:
- До сих пор Бабет принадлежала к литературе, которую король знает, par coeuar. Видите ли, я посвящаю вас в его тайны, так как убежден, что вы не выдадите меня… Дело в том, что Иероним охотно делится с другими предметами своего изучения как во избежание сцен ревности, так и ради приличий, и ничего не имеет против того, если некоторые из его приятельниц становятся женами или приятельницами его приближенных. Таким образом Бабет попала в мои руки. Теперь она заботливо ведет наше маленькое хозяйство и с нетерпением ожидает, когда моя пьеса "Les rivaux d’eux memes" будет поставлена на здешней сцене!
- Вероятно, этот культ любви совершается втайне от королевы? - спросил Герман.
- Разумеется, - ответил Лебрен, - но это нисколько не мешает королю любить и уважать свою супругу. Кроме того, Иероним должен соблюдать некоторую осторожность ради императора, который требует, чтобы он меньше увлекался любовью и обращал больше внимания на управление государством. "Каждый должен заниматься своим ремеслом, - еще недавно писал Наполеон брату, - мы, государи, должны поступать соответственно нашему призванию"…
Лебрен остановился и быстро повернул голову.
- Что с вами? - спросил с удивлением Герман.
- Вы видите, сюда идет какая-то дама на rendez-vous! Спрячемся скорее! - С этими словами Лебрен, взяв за руку Германа, скрылся вместе с ним за деревьями.
- Вот не ожидал! - воскликнул он со смехом, потирая руки. - Это генеральша Сала! Ah, Madame, vous venez planter des cornes dans ce jardia Lá?.. Впрочем, нет, сам супруг спешит сюда. Pardon, Madame, я напрасно заподозрил вас! Voyons! Теперь достанется бедному генералу - увидим, в чем будет заключаться суд!
Герман чувствовал себя неловко при мысли, что он будет подслушивать, но Лебрен делал такие комические жесты, что ему стоило большого труда не расхохотаться. В это время раздался резкий голос генеральши:
- Сколько же времени должна я ожидать вас! - воскликнула она, обращаясь к своему супругу. - Сидя за бутылками, вы, разумеется, не могли заметить, что происходит между Фюрстенштейном и мадемуазель Гарденберг?
- Действительно, я не успел еще обратить внимания на графа Фюрстенштейна, - ответил генерал своим обычным грубым басом, хотя в тоне его слышалась безответная покорность супруге.
- Ну, так теперь постарайтесь найти время, чтобы переговорить с ним, - приказала она, - или приведите его сюда: я сама спрошу его, что он думает относительно нашей Мелани. Адель оставит теперь дом своего брата. Как вам известно, мы ожидали этого момента для решительных действий, а тут, как назло, граф Фюрстенштейн стал бывать у нас реже прежнего. Сегодня он открыто ухаживает за Гарденберг; все говорят, что, вероятно, дело кончится свадьбой. Поймите, что это позор для нас в глазах всего общества!
- Ah bah, Madame! - воскликнул генерал. - Вы знаете, что Фюрстенштейн дружен с отцом молодой графини. Она приехала из Кенигсберга и не имеет здесь знакомых, естественно, что граф, как любезный кавалер, считает своим долгом занять ее. Voila се que c’est!..
- Можно ли быть таким простофилей! - прервала с нетерпением генеральша. - Неужели вы не сознаете, что тут задета честь вашей дочери?
- Madame, если вы желаете беседовать со мной, то прошу не употреблять неприличных выражений, - вскипел обиженный генерал, краснея от гнева. - Черт возьми, представьте себе, если кто-нибудь подслушает наш разговор!.. Ventre Saint-Gris!.. Вы сами виноваты, если Фюрстенштейн действительно удалится от нас, потому что прежде времени объявляли всем, что он женится на Мелани, хотя, быть может, ему и в голову не приходило делать ей предложение! Вот он вам и покажет, что считает себя вправе располагать собой… Однако успокойтесь, уверяю вас, что его сегодняшнее ухаживание за молодой графиней не имеет серьезного значения!
- А я убеждена, что она приехала из Кенигсберга с известной целью. Не забудьте, что она была фрейлиной королевы Луизы, и не без причины рассталась с ее величеством.
- Разве вы не слыхали, что прусский двор вообще сокращает свой штат?..
- Вы смешите меня своими остроумными догадками, генерал! То, что я слышала от Берканьи, совершенно противоречит вашим словам. Но вот идет Маренвилль с майором Росси… Пойдемте, дайте вашу руку! Вы увидите, как я проучу этого коварного Фюрстенштейна!..
- Надеюсь, сударыня, вы не посмеете устроить скандал на королевском празднике?
Ответ генеральши Сала нельзя было расслышать, потому что в эту минуту супруги свернули на боковую тропинку.
Невидимые свидетели происходившей сцены поспешили выйти из своей засады, чтобы присоединиться к остальному обществу. Лебрен был в самом веселом расположении духа и так громко высказывал свои соображения по поводу подслушанного разговора, что Герман, заметив издали французского посланника с супругой, поспешил подойти к ним, чтобы избавиться от своего болтливого собеседника.
- Очень рад видеть вас! - сказал барон Рейнгард, любезно здороваясь с ним. - Побудьте с моей женой; говорят, приехал король, я должен встретить его.
Герман предложил руку баронессе Рейнгард и, по ее желанию, направился вместе с ней к оркестру, чтобы послушать "Свадьбу Фигаро". Здесь они застали барона Бюлова с женой и сели рядом с ними на скамейку.
Немного погодя, к ним присоединился посланник и, выждав окончание музыкальной пьесы, предложил перейти в более отдаленную часть сада, где можно было говорить без стеснения.
- Я сейчас видел короля и узнал не совсем утешительные вести относительно нашего почтенного капельмейстера, - сказал он, когда небольшое общество разместилось в беседке, где не было никого из посторонней публики.
- Разве король уже здесь? - спросила баронесса Бюлов.
- Да, он только что явился, и во фраке, чтобы показать, что он здесь как частное лицо и не желает стеснять гостей. Я застал его в тот момент, когда он говорил приветственную речь солдатам, если можно назвать так две произнесенные им немецкие фразы: "Храбрые солдаты, вас также угостят вином! Сегодня радостный день, выпейте за здоровье генерала Морио!" Солдаты ответили на немецкое приветствие короля заученным французским возгласом: "Vive le roi!" Иероним улыбнулся и спросил сопровождавшего его фон Мальсбурга: "Надеюсь, что это сделано бескорыстно со стороны солдат?" и, получив утвердительный ответ, остался, видимо, доволен этим…
- Но каким образом зашла у вас речь с королем о капельмейстере? - спросил Бюлов.
- Король, увидя меня, подозвал к себе и с первых же слов объявил, что намерен закрыть немецкий театр в Касселе. Хотя он сообщил мне об этом как бы вскользь, но я заметил по его смущенному виду, что он не знает, как отнесется император к подобному факту. Вероятно, король хотел заручиться моим одобрением, чтобы в случае затруднения сослаться на меня.
- Но для чего хотят уничтожить немецкий театр? - спросила баронесса Бюлов.
- Я уверен, что это делается в угоду французской партии и по ее настойчивому требованию, - сказал посланник. - Все дело в том, что желают устранить Рейхардта и выдвинуть Блангини. Кроме того, мне достоверно известно, что захвачено несколько шифрованных писем, адресованных Рейхардту, довольно подозрительного содержания, а кто поручится за легкомысленного капельмейстера, что с тех пор не нашлось против него новых улик?..
- Что же вы сказали на это? - спросил с волнением Бюлов. - Мы, немцы, должны протестовать против закрытия нашего театра!