За эти услуги Ле-Камю был щедро вознагражден. Когда в декабре прошлого года Жером прибыл в Кассель, то незадолго перед тем умер бездетным последний потомок фамилии Диде в Фюрстенштейне, и все его владения сделались достоянием государства. Жером решил разделить их между своими любимцами, что он и сделал накануне Рождества, во время елки, которую он устроил по немецкому обычаю, а на другой день за парадным обедом перед столовыми приборами этих господ разложены были графские и баронские титулы. Не правда ли, как мило? Теперь все эти вновь пожалованные графы и бароны хотят во что бы то ни стало казаться немцами - особенно Фюрстенштейн. Король покровительствует такому направлению и сам старается освоиться с немецким языком, согласно обещанию, которое он дал еще в Париже вестфальским депутатам. Мы должны поневоле придерживаться этих людей и пользоваться ими для наших целей, вследствие чего мне и хочется пристроить вас учителем в доме генерала Сала. Вы будете честно служить делу нашей общей родины и в то же время можете быстро выдвинуться вперед.
- Прекрасно! - воскликнул Герман. - Я начну с немецкой грамматики, увидим, получатся ли те блестящие результаты, на которые вы рассчитываете.
- Пью за ваше счастье! - сказал Рейхардт, поднимая стакан. - Немецкая грамматика имеет больше значения, чем вы думаете, молодой друг; язык играет важную роль в смысле поддержания нации, особенно при тех условиях, в каких мы находимся. Делайте свое дело, а там увидим…
Внезапный удар грома прервал речь капельмейстера и спугнул некоторых гуляющих. Несмотря на удушливый воздух погода с утра была совершенно ясная, и только павлин в фазаньем доме предсказывал дождь своим неприятным криком. Вдали еще играла музыка, говор и смех то тут, то там становились все оживленнее и громче. Но вот раздался второй еще более сильный удар грома, огромная темная туча стала подниматься из-за деревьев и нарушила общее веселье. Все пришло в движение: пешие, всадники, экипажи разом устремились из парка, все спешили добраться до города, пока не полил дождь.
IV. В прихожей и на лестнице
Уже начал накрапывать дождь, когда Герман достиг гостиницы. Войдя в свою комнату, он расположился у окна в большом кресле и стал прислушиваться к шуму проливного дождя и ударам грома, которые быстро следовали один за другим. По странному противоречию, чем сильнее бушевала гроза, тем спокойнее становилось на сердце молодого человека, тем яснее мог он дать себе отчет в тех мыслях и ощущениях, которые разом нахлынули на него с момента первой его встречи с талантливым композитором. Все было ново для него, все занимало. Он благодарил мысленно профессора Стефенса за его рекомендацию. Как дружелюбно приняли его Рейхардты, даже сам композитор, резкий и нетерпимый в своих суждениях, не оттолкнул его от себя, и в самом совете его "не быть слишком скромным" заключалось очевидное желание ободрить его.
Как очаровательна была Луиза, представлявшая полную противоположность своего отца, этого живого, шумливого человека, с его вечными политическими задачами и смелым вызовом преследовавшей его полиции. Герман невольно вспомнил сцену в саду. Почему песня Брентано произвела на нее такое потрясающее впечатление? Разве она также была невестой, и слова песни пробудили в ней тяжелые воспоминания?.. От отца и дочери мысли Германа перешли к жене Рейхардта. Сколько простоты, сердечности и веселости было в этой женщине, некогда известной красавице. Избалованная своим первым мужем, поэтом Генслером, и теперешним, которые старались оградить ее от всего неприятного, она едва ли могла выносить мужественно житейские невзгоды, но это не мешало ей относиться с живым сочувствием к страданиям даже совершенно посторонних ей людей, быть доброй и приветливой со всеми.
Естественно, что Герман, который не особенно любил одиночество, решил как можно чаще посещать дом капельмейстера. В гостинице за table d’hôte’oм он познакомился с многими местными низшими и высшими чиновниками, все они были очень вежливы с ним, но при этом до крайности осторожны. В гостинице "Лондон" останавливались также депутаты из провинции, и тогда являлись к ним гости из города, но весьма немногие; в этих случаях все уходили в отдаленную комнату, куда не допускался никто из посторонних. Герман по всему, что ему пришлось слышать по приезде, догадывался, в чем могли заключаться эти таинственные совещания; и поэтому не позволил себе обратиться с каким-либо вопросом к Керштингу, чтобы не выказать неуместного любопытства.
После грозы опять надолго установилась прелестная майская погода. Семейство Рейхардтов воспользовалось ей, чтобы познакомить Германа с городом и его живописными окрестностями. Прогулки эти большей частью совершались в экипаже, по желанию госпожи Рейхардт, которая не любила утруждать себя долгой ходьбой. Кроме того, Герман в качестве хорошего певца неизменно получал приглашение участвовать в музыкальных вечерах, происходивших в доме капельмейстера, причем ему удалось познакомиться с несколькими знатными дамами.
Однажды вечером, когда никого не было из посторонних, Рейхардт стал усердно уговаривать своего молодого друга не откладывать далее своего визита к генералу Сала.
- Луиза знакома с его семейством и могла бы представить вас, - сказал он, - но у нее каприз, и поэтому отправляйтесь один. Я предупредил генерала о вашем приходе. Сам он довольно ограниченный и неотесанный моряк, и едва ли может быть вам полезен в чем-либо. Но он муж очень умной и проницательной женщины и вдобавок пользуется большим значением у короля как его бывший товарищ по морской службе. Впрочем, цель вашего визита получить уроки, и вы можете рассчитывать на вежливый прием. Помогите нам онемечить этих господ или по крайней мере сделать их нейтральными!..
- Пожалуйста, не требуйте от меня ничего подобного! - сказал, улыбаясь, Герман. - Мне нужно сперва познакомиться с людьми и обстоятельствами и составить о них более или менее беспристрастное суждение. Завтра утром явлюсь к генералу, но пока только в качестве миссионера нашего языка и литературы.
- Ну, мы посмотрим; надеюсь, что в следующий раз вы будете уступчивее! - воскликнул Рейхардт.
Луиза молча слушала этот разговор и только время от времени покачивала головой, что всегда служило у нее знаком неодобрения. Но отец на этот раз не обратил на нее никакого внимания.
На следующее утро Герман собрался сделать визит генералу Сала, и, припоминая все, что он слышал о нем от Рейхардта, почувствовал некоторую бодрость духа, которая начала было оставлять его, что всегда бывает с молодыми людьми, недавно оставившими студенческую скамью, когда им приходится являться в переднюю высокопоставленного лица.
Герман спокойно закончил свой туалет и отправился на квартиру генерала; встретивший его лакей провел в соседнюю комнату, где уже было много просителей, и посоветовал подождать, пока генерал выйдет из ванны. Мертвая тишина, царившая в приемной, доказывала, что комната с ванной находится где-то поблизости. Стройный молодой человек аристократической наружности, с тонкими чертами лица, стоял в амбразуре окна, опершись на подоконник. Гордая поза, принятая им, показалась Герману несколько искусственной, так как молодой человек, видимо, стыдился своего унизительного положения. Остальные посетители не представляли ничего особенного, тут были ремесленники с какими-то счетами и разного рода просители.
Время от времени за стеной слышалось плескание воды и грубый отрывистый голос. Наконец, дверь отворилась, и появился генерал Сала без сюртука, он окинул взглядом присутствующих и заметил Германа.
- А это вы! Как вас… господин тенор! Учитель немецкого языка, идите за мной!
Молодой человек, стоявший у окна, воспользовался этой минутой, чтобы подойти к генералу, и, краснея, подал ему прошение.
- Я представлялся военному министру, - сказал он по-французски, - и хотел просить ваше превосходительство обратить милостивое внимание на мою просьбу…
Сала посмотрел через плечо на молодого человека, прочитал поданную бумагу, написанную на французском языке, и спросил надменным тоном:
- Барон фон Мирбах?
- К услугам вашего превосходительства.
- Древняя гессенская фамилия?.. Вы были в университете?
- Как упомянуто в прошении: я слушал лекции в Марбурге и Геттингене.
- Знаю, в Германии все занимаются наукой. Значит, вы знаете латинский язык?
- Разумеется, - ответил с легкой усмешкой молодой барон.
- Ну, так скажите мне по-латыни: "Я надел сегодня штаны"!..
Барон молчал.
- Видите, господин барон, вы ничего не смыслите в латинском языке! - воскликнул Сала с громким хохотом.
Те из просителей, которые понимали немного по-французски, сочли нужным также рассмеяться, в надежде заручиться милостью его превосходительства. Сала, совершенно довольный собой, направился в свой кабинет и сделал знак Герману следовать за ним.
Герман был возмущен до глубины души всей этой сценой, он чувствовал оскорбление, нанесенное потомку древней немецкой фамилии. Он был в нерешительности: не повернуться ли и уйти, как это сделал барон, или последовать приглашению. Благоразумие победило; он решился на последнее из опасения, что его горячность может привести к новым неприятностям для Рейхардта.