- Вас выручила счастливая случайность, - заметила она, - если на этот раз вам удалось выпутаться из расставленных вам сетей, то не приписывайте этого своей ловкости. Не думайте также, что вы гарантированы в будущем от подобных истории, если вы не возьмете себя в руки и не будете следить за собой. Я уверена, что Берканьи не простит вам, что вы одурачили его, и отомстит вам при первом удобном случае…
В это время к ним подошла госпожа Рейхардт и спросила Германа:
- Правда ли, что королевский парк будет открыт по воскресеньям для публики?
- Да, - ответил Герман, - король уже велел объявить об этом, вероятно, с целью выказать свое благоволение кассельцам за иллюминацию. В три часа будут даже бить фонтаны.
Барон Рефельд обернулся при последних словах:
- Не хотите ли вы отправиться туда со мной, господин доктор? - спросил он. - Зайдите ко мне в следующее воскресенье, вам будет по дороге.
XI. Неожиданная встреча
В следующее воскресенье Герман тотчас после обеда отправился к барону, чтобы идти с ним в парк, но, к своему немалому удивлению, застал у него молодую женщину, которая, увидав его, быстро отвернулась, как будто из боязни, что он узнает ее. Присмотревшись ближе, он убедился, что это та самая Ленхен, которая вызвалась проводить его до гостиницы в день его прибытия в Кассель и с которой так бесцеремонно обошелся полицейский комиссар. Барон отрекомендовал ее под именем Елены Виллиг, но теперь Герман отнесся к ней далеко не так благосклонно, как первый раз, и ответил на ее поклон как незнакомый человек, чем она была, видимо, довольна.
Барон попросил своего гостя вооружиться терпением на несколько минут и продолжал беседовать с Еленой Виллиг, которая в качестве комиссионерши обещала снабдить его бельем и некоторыми вещами для туалета. Он просил ее купить ему жабо из индийской кисеи с тонким, изящно вышитым рубчиком.
- Я куплю жабо у мадам Шопине, "marchande lingere", которая только что приехала из Парижа и открыла здесь магазин, - ответила красавица, и голос ее также приятно поразил Германа, как при их первой встрече.
- Затем, сокровище мое, - продолжал барон, - вы купите мне два шелковых клетчатых галстука…
- Их можно будет купить у мадам Нивьер в ее "Magazin d’ettoffes de soie", она получает товар прямо из Парижа!
- Из Парижа! - повторил с улыбкой барон. - Все, разумеется, должно быть прямо из Парижа!.. Но мне, право, совестно, мой ангел, что я причиняю вам столько хлопот!
Герман был поражен поведением барона - он обращался довольно прилично с красивой комиссионершей, но ухаживал за ней, как влюбленный, по временам украдкой прикасался рукой к ее плечу или щеке, расточал ей самые нежные эпитеты.
Хотя она держала себя крайне сдержанно, но Герман сердился на барона за его доверие к такой подозрительной личности и решил предостеречь его из дружбы.
- А скоро ли доставите вы мне заказанные мною вещи, мадемуазель? - спросил барон, когда она встала и собралась уходить. - Я с нетерпением буду ожидать вас, моя дорогая Элиза, как это ни опасно моему сердцу!
- Меня зовут Еленой, - заметила она с усмешкой.
- Да, правда, - ответил он. - Но вас следовало бы называть Элизой, потому что это имя поэтичнее и более подходит вам. Как жаль, что вам приходится заниматься такой прозой, как белье! Еще одна просьба, дитя мое, не купите ли вы мне одну вещь, только не сердитесь на меня, я даже не знаю, как приличнее назвать это при даме?
С этими словами барон достал из шкафа полотняные кальсоны и подал их комиссионерше.
- Вы можете назвать их "модести", - ответила она со сдержанным смехом.
- Прекрасно - ну, так купите мне две пары "модести", только из тонкого полотна и непременно из Парижа.
- Я куплю их также у мадам Шопине, - пообещала Елена Виллиг.
- Вы находите, что я чудак, не правда ли? - спросил барон с подавленным вздохом. - Ах, черт возьми, если бы я был помоложе, а вы не так скромны, но я даже не смею думать об этом! Однако до свидания, я и так задержал вас слишком долго…
Едва она вышла в прихожую, как барон поспешил за ней.
- Могу ли я просить вас, мадемуазель, зайти на почту? - спросил он.
- О, разумеется, барон! - ответила она с живостью.
- В таком случае, возьмите это письмо, оно очень важное, только не сердитесь, а мы с приятелем идем в парк и нам не по дороге.
- С величайшим удовольствием исполню ваше поручение, - сказала она и, взяв письмо, торопливо удалилась.
- Ну, а что вы скажете на это, господин доктор? - спросил с громким хохотом барон, когда внизу послышался шум запираемой двери.
Герман, стоявший в это время у окна, обернулся и ответил довольно торжественно:
- Сознаюсь, барон, меня крайне удивляет, как вы при вашем уме и опытности могли доверить важное письмо такой особе! Я, как друг, считаю долгом предостеречь вас: знаете ли вы, кем я считаю ее?
- Вероятно, наши взгляды сходятся! - возразил барон. - Эта красавица весьма сомнительной нравственности и вдобавок подослана ко мне полицией.
- Полицией! - воскликнул Герман с таким удивленным видом, что барон снова расхохотался и сказал:
- В этом не может быть никакого сомнения. Еще вчера она так настойчиво предлагала мне свои услуги, что я сразу догадался, в чем дело, и просил ее зайти сегодня, чтобы сообразить все, как следует. Если бы я увернулся от этой ловушки, то они подставили бы мне новую, которую я мог бы не сразу заметить. Они не доверяют мне и не без основания, а я рад случаю обмануть их в свою очередь, и с этой целью написал письмо, которое передал при вас этой скромной девице. А заметили вы, с какой радостью она взялась исполнить поручение? Но письмо, конечно, попадет прямо в руки полицейских агентов, которые таким образом узнают нечто обо мне и моих отношениях, но именно то, что я считаю полезным довести до их сведения. Некоторые вещи будут для них загадкой, но я нарочно писал так, чтобы не показать виду, что я понял их игру… Но что с вами, господин доктор, у вас мрачный, озабоченный вид?
- Все, что я услышал от вас, приводит меня в ужас. Как существовать в этих условиях? Откуда набраться осторожности, когда на каждом шагу вам расставлены западни и вы всегда можете попасть, если не в одну, то в другую.
- Не представляйте себе все это в таких черных красках, господин доктор! Вам лично нечего опасаться: вы идете открытой дорогой, не задаетесь никакими особенными целями и добродушно относитесь к людям. Осторожность и недоверие необходимы для тех, которые сворачивают с прямого пути и идут окольными тропинками… Но довольно об этом; смотрите, все спешат на гулянье, пойдем и мы!
Они вышли из дома. Липовая аллея, ведущая от городских ворот к королевскому парку, была переполнена народом - каждый спешил воспользоваться милостью короля. Ночью была гроза и легкий ветерок, поднявшийся с утра, умерял дневной жар. Направо и налево виднелись горы с раскинутым на них парком, все отчетливее выступал среди зелени деревьев загородный королевский дворец Шенфельд с окружавшими его зданиями.
Герман спросил спутника: давно ли он знаком с капельмейстером?
- Да, мы уже знакомы много лет, но он гораздо старше меня, теперь ему под шестьдесят, хотя до сих пор он способен увлекаться, как юноша. Он из Кенигсберга, и уже десятилетним мальчиком прославился как виртуоз на скрипке и на фортепьяно. Но ему не хотелось ограничиться музыкой, он отправился в университет, где слушал Канта. Затем он выступил как публицист, то занимался музыкой, то государственной службой и много путешествовал. Своей служебной карьере он особенно повредил изданием "Писем из Парижа", которыми навлек на себя подозрение в симпатии к революционным идеям. Его многочисленные музыкальные произведения, конечно, вам лучше известны, нежели мне.
- Они имеют бесспорное значение, - сказал Герман, - так как в них он стремится соединить красоту и богатство итальянской музыки с искренностью Глюка… Но каким образом Рейхардт попал в Кассель?
- Очень просто. Когда французы после Иенского поражения вступили в Галле, Рейхардт, не считая себя в безопасности, удалился в Данциг. А затем образовалось неожиданно это Вестфальское государство, и король Иероним вздумал приглашать к себе всех своих подданных, живущих в разных местах. Рейхардт тоже явился, и король поручил ему дирекцию французского и немецкого театров в Касселе с жалованьем в 9 тысяч франков…
В это время они вслед за толпой вступили в парк и, минуя гауптвахту, поднялись по крутой дороге к гостинице, построенной на склоне горы. Залы и комнаты нижнего этажа только что опустели, потому что все устремились к фонтанам. Барон предложил своему спутнику дойти до верхней площадки, откуда открывался прекрасный вид на город, обширную долину и цепи гор. Перед ними возвышался главный корпус дворца с боковыми флигелями, широкой красивой лестницей и колоннами у главного входа. Два конных кирасира, поставленные на часах, как будто окаменели на своих местах, и придавали дворцу вид заколдованного замка.
Герман остановился в немом удивлении.
- Вы видите, - сказал барон Рефельд, - природа и искусство дополняют здесь друг друга, строгий стиль этого дворца вполне гармонирует с окружающей его грандиозной природой. А теперь взгляните сюда!
Герман обернулся, и с этой стороны вид показался ему еще величественнее. На далеком пространстве тянулась бесконечная вереница лесистых гор, застилая одна другую, и тонула в туманной дали; на верхушке одной из них возвышалась ярко освещенная солнцем статуя Геркулеса таких громадных размеров, что соседние горы едва доходили до половины ее пьедестала.