- Молодой человек, вероятно, не устоял против подкупа?
- Нет, господин барон, я убежден, что тут дело не в подкупе, а его попросту обманули. Это какой-то мечтатель и даже, пожалуй, фантазер, не знаю, как назвать его, а Берканьи долго жил в иезуитском монастыре… Остальное можно себе легко представить!.. Мне кажется, что молодой человек сделался полицейским шпионом, сам не подозревая этого…
- И вы думаете, Саванье, что этот господин ответит чистосердечно на предложенные ему вопросы?
- Не вижу причины, почему ему ответить иначе! Вопросы сделаны в самых умеренных и даже сбивчивых выражениях, как я имел честь докладывать вам. Он не найдет в них ничего особенного при своей наивности.
- Вы тотчас доставите мне его ответы, как только они будут получены. Я рассчитываю на вас, Саванье!
Волнение, с каким посланник произнес последние слова, ясно доказывало, какое значение он придает сообщенным известиям, и Саванье, довольный произведенным впечатлением, продолжал:
- Постараюсь исполнить ваше приказание, господин барон. Император, как известно, ждет с большим нетерпением этого открытия… Но, со своей стороны, могу ли я рассчитывать на ваше великодушие!..
При этих словах Саванье отвесил низкий поклон. Посланник презрительно взглянул на него.
- Будьте покойны, - сказал он, - ваши услуги будут оценены на вес золота!
- Бесконечно благодарен, господин барон! Но позвольте заявить вам, что мое величайшее желание поскорее уехать отсюда: я занимаю здесь положение, которое не соответствует ни моему происхождению, ни характеру и даже, до известной степени, моим способностям. Вдобавок генерал-директор с каждым днем становится раздражительнее, и мне приходится страдать от того. Как будто моя вина, что его супруга едет из Парижа… Он все упорнее отстаивает французские интересы в Вестфалии и с ненавистью относится к немецкой партии, особенно к Бюлову и, насколько я мог заметить, роет ему яму…
- Весьма возможно! - сказал Рейнгард. - Но Бюлов в большой милости у короля, да и сам император высоко ценит его! Однако, до свидания, месье Саванье! Еще раз благодарю вас…
Едва удалился Саванье, как посланник поспешно вышел из кабинета, чтобы сообщить своей жене неожиданную новость.
- Странные случаи бывают в жизни, Христина! Подчас невольно веришь предопределению, - сказал он с несвойственной ему живостью, так что она с недоумением взглянула на него. - Сегодня ты как будто нарочно представила мне своего protege, чтобы расположить меня в его пользу, потому что иначе я мог бы составить о нем самое невыгодное мнение по его злополучной работе. К нему совсем нельзя применить пословицу, что "птицу можно узнать по полету!" Теперь его политические убеждения выяснились для меня. Этот Берканьи недаром был в иезуитском монастыре! Настоящий Мефистофель… Но я вижу, что ты ничего не можешь понять из моих слов, слушай!
Рейнгард передал жене весь свой разговор с Саванье и прочитал принесенную им копию с донесения Германа. Жена посланника была так озадачена, что не могла выговорить ни слова от удивления.
- Теперь весь вопрос в том, - продолжал Рейнгард, - как вытащить из западни этого нерассудительного юношу, из которого хотят насильно сделать политического деятеля, да еще в таком направлении! Я решительно не знаю, как сделать это, не подвергая его опасности, а равно и самого себя. Это нелегкая задача! Вот теперь Саванье из-за личных расчетов сообщил мне важные сведения из тайной полиции, но у него хватит подлости подставить мне ногу при малейшей неосторожности с моей стороны. Что же касается молодого предателя, то мудрено предостеречь его: он так чужд всего житейского и так плохо понимает людей, что может помимо своей воли употребить во зло оказанное ему доверие или, что еще хуже, в порыве благородного негодования решиться на какую-нибудь невероятную нелепость!
- Да, об этом нужно серьезно подумать, - сказала баронесса Рейнгард, - но во всяком случае мы должны принять те или другие меры, прежде чем он успеет ответить на предложенные ему вопросы. Как жаль, что этот благородный, богато одаренный юноша, с высокими стремлениями, попал таким образом в ловушку при первом столкновении с действительностью. Но до утра еще много времени, быть может, мне придет в голову какая-нибудь счастливая мысль, которая выведет нас из затруднения. Недаром я жена дипломата…
- Прощай, моя дорогая, - сказал барон, - ложись спать, уже поздно. Я пойду в кабинет и прочитаю еще раз политический трактат нашего неполитичного философа. Будущность не должна больше страшить нас, - добавил посланник с иронической улыбкой, - потому что твой protege открыл секрет, как примирить обе враждебные нации несмотря на их взаимное ожесточение! Он считает это такими пустяками, что смело взялся прописать рецепт…
Часть вторая
I. Утренний прием у короля
27 мая громкие звуки военной музыки, игравшей с раннего утра, возвещали о прибытии короля, хотя он приехал еще накануне вечером, отменив заранее все торжественные приготовления к его приему. Но вместо сюрприза, который он хотел сделать своим неожиданным приездом, он сам неожиданно попал на домашний праздник, устроенный для него королевой. В городе вопреки сделанному распоряжению также собирались чествовать короля, потому что после всех оваций, какие делались ему во время путешествия, жители хотели, со своей стороны, выказать такое же усердие. Повсеместно шли приготовления к иллюминации и чрезвычайно оживляли улицы. И так как было известно, что к полудню все лица, имевшие по своему чину или общественному положению доступ ко двору, будут съезжаться в загородный королевский дворец по случаю утреннего приема у его величества, то множество праздных и любопытных толпилось у городских ворот.
Ночью шел дождь, и в воздухе чувствовалась живительная прохлада, свежая зелень полей, влажные изгороди, цветы - все блестело при ярком утреннем солнце, которое мало-помалу опять подернулось легкими облаками. Публика под влиянием музыки и теплой весенней погоды находилась в каком-то праздничном настроении. Королевский парк был еще заперт в этот ранний час, и поэтому садики кофеен были особенно переполнены посетителями.
В это время король и королева уже встали и сидели рядом в покоях ее величества.
Вестфальская королева Екатерина занимала нижний этаж летнего дворца, что представляло немалое удобство при ее полноте, так как, возвращаясь с прогулки по парку или роскошному цветнику, убранному фонтанами, она должна была подняться всего на несколько ступеней по широкой отлогой лестнице. Покои королевы отличались простотой отделки и комфортом. Комната, где теперь находилась королевская чета, была двух цветов: бледно-голубого и оранжевого, из открытой портьеры виднелась полукруглая спальня, белая с голубым, у окон и альковов были белые шелковые драпри с тисненым голубым бордюром, но старинная высокая кровать была без занавеси.
Екатерине было не более двадцати пяти лет. В тоне ее голоса и движении красивой головы, с правильными, приятными чертами лица, проявлялось по временам нечто надменное и повелительное, что, быть может, перешло к ней по наследству от ее отца, короля Вюртембергского, или было делом привычки, усвоенной ею с детства. Но в это утро королева была особенно мила и проста в обращении со своим молодым и добродушным супругом; его внимание и ласки заставляли радостно биться ее любящее, но слишком доверчивое сердце. Иероним вернулся в свою резиденцию в веселом расположении духа и, хотя по свойственным ему легкомыслию и ветрености он довольно часто изменял своей супруге, но никогда не давал ей поводов упрекнуть его в малейшем невнимании, и даже подчас он сам как будто чувствовал к ней необъяснимое сердечное влечение. Сегодня, на радости свидания, он был более обыкновенного нежен с ней, в его ласках было столько горячности, что королева невольно вспомнила ясное, солнечное утро на другой день их свадьбы. Это было девять месяцев тому назад, но все так живо предстало в ее памяти, что она покраснела и сказала с улыбкой:
- Я сама не знаю, Жером, почему именно сегодня пришло мне в голову утро 21 августа прошлого года?
- Разве можно забыть, как тот старый франт торжественно венчал нас в Тюильрийской капелле!.. А помнишь ли, Като, ту ночь и следующее утро?..
- Да, помню, - ответила она уклончиво. - Какие великолепные празднества устраивал нам тогда Наполеон в Фонтенбло! Казалось, что им не будет конца, нам не давали ни минуты отдыха…
- Ну, эти празднества были достаточно утомительны, - заметил Иероним, - и вдобавок не могли доставить мне ни малейшего удовольствия, потому что император все время сердился на меня.
- Еще бы! - рассмеялась королева. - Ты никак не мог угодить ему своими манерами и обращением. Он требовал, чтобы ты вел себя степенно, имел важную осанку, как подобает вестфальскому королю, и сам в разговоре с тобой постоянно величал тебя с особенным ударением: "ваше величество!" Но это не производило на тебя никакого впечатления, ты оставался таким же милым и веселым Жеромом, как всегда. Разумеется, Наполеон не мог быть доволен тобой…
- Кроме того, он хотел, чтобы я проводил целые часы с Камбасаресом, Реньо, старым эльзасским публицистом Кохом и другими скучнейшими господами и слушал их рассуждения об устройстве нового Вестфальского государства. Но, говоря по совести, они не могли похвалиться моим вниманием, потому что я думал только о тебе, Като! На столе уже лежала приготовленная для меня конституция, и этого было совершенно достаточно, мне оставалось только изучить ее, так как я решил соблюдать в точности все, что в ней написано. Разве я не исполнил этого, когда правление перешло в мои руки?.. Надеюсь, что и вестфальская королева не имеет также поводов пожаловаться на своего супруга…