- Ему было, видимо, неприятно явиться ко мне с визитом. Мы были прежде приятелями, но король Иероним перед своим вступлением на вестфальский престол вздумал прислать сюда Морио, чтобы познакомиться заранее с положением страны. Адъютант короля, разъезжая по провинциям нового государства, собирал сведения о различных статьях дохода в гостиницах, корчмах, у пастухов, торгующих жидов и т. п. Разумеется, вышел довольно оригинальный бюджет, и мне стоило большого труда доказать его нелепость, тем более что королю понравились высокие цифры мнимых доходов. Морио узнал, что я поднял на смех составленный им доклад, и с тех пор дулся на меня. Но вообще я считаю его одаренным человеком и весьма сведущим по своей специальности. Говорят, он женится, правда ли это?
- Вероятно, сам Морио распустил этот слух при своей самоуверенности! Действительно, он усердно добивается руки маленькой Ле-Камю, но она еще не решается…
Графиня замолчала, потому что в эту минуту в комнату вошла Адель. Бюлов, сказав ей несколько любезных фраз, простился с обеими дамами.
Едва закрылась за ним дверь, Адель бросилась на шею своей приятельнице и спросила ее шепотом:
- Он не приходил еще?
- Он, вероятно, давно ушел бы отсюда, если бы я не арестовала его! - ответила вполголоса графиня.
- Меня задержал Морио. Мы позволили ему бывать у нас, и он является ежедневно и воображает, что, если целует мою руку, то это значит, что она уже принадлежит ему. Посмотрите, как покраснела моя рука - борода Морио жесткая, как щетина.
Графиня улыбнулась.
- Генерал действует решительно, будьте настороже, мы не успеем опомниться, как он овладеет этой маленькой ручкой. Однако пора выпустить на свободу узника!
Она отворила дверь и, позвав Германа, сказала:
- Пожалуйте сюда, господин доктор, государственный бюджет уступил место немецкой грамматике, теперь мы можем заняться ею.
Герман и Адель чувствовали себя неловко и церемонно раскланялись друг с другом. Но мало-помалу разговор оживился. Адель была в самом веселом расположении духа и ни минуты не могла оставаться на одном месте. Легкое весеннее платье, сшитое по последней моде, очень шло ей. Ее наивная болтовня и бесцеремонное обращение сначала смущали Германа, но вскоре он незаметно перешел на тот же тон. Они говорили между собой по-французски, и поэтому многое, что было сказано, могло показаться пустым или слишком смелым и многозначительным на всяком другом языке.
Графиня, видимо, забавлялась, наблюдая, как Адель и ее будущий учитель поддразнивали друг друга и употребляли напрасные усилия, чтобы скрыть от нее свое взаимное расположение. Время от времени, со свойственным ей тактом, она вставляла свои замечания или давала тот или другой оборот разговору. Наконец она завела речь об уроках немецкого языка и назначила понедельник и пятницу.
Герман понял, что ему пора уходить, и, против своего желания, поднялся с места.
- Но так как меня могут неожиданно потребовать к королеве, - продолжала графиня, - то эта ваза, поставленная на окне, будет сигналом, что урок отменяется до следующего раза…
Герман так серьезно слушал ее, что графиня невольно улыбнулась. Она заметила также, как он украдкой положил на стол перчатку Адели, и, не выдержав своей роли, сказала:
- Узнаю добросовестность немца, он считает преступлением держать у себя чужую вещь!
XIII. Сомнительное донесение
Для Германа наступило несколько дней затишья, которые он провел дома в уединении. Ему хотелось воспользоваться ими и заняться работой для Берканьи, но пока это были только одни попытки. Хотя исходная точка была найдена, и он решил начать с описания своей жизни в Галле, но что писать дальше? С тех пор произошло столько новых событий!.. Теперь даже воспоминания о далеком прошлом стушевывались в его памяти, так как он был весь поглощен таинственными свиданиями с хорошенькой креолкой. Неопределенные желания волновали его кровь и наполняли голову роскошными, несбыточными фантазиями. До сих пор во всех его увлечениях любовь существовала только в его воображении, теперь он впервые испытал ее в действительности. Креолка точно околдовала его, образ ее неотступно представлялся ему во сне и наяву, так что по временам мысли путались в голове. Комната его казалась ему подчас настолько тесной и душной, что он брал шляпу и целыми часами ходил по улицам.
Тем не менее мысль о заказанной работе не покидала его. Однажды, вернувшись с прогулки, он сделал еще одну и такую же напрасную попытку взяться за перо и решил, что ему, собственно, не достает материала. Он вспомнил о приглашении барона Рефельда, который, по-видимому, имел обширный круг знакомых, и у него явилась надежда получить от него необходимые сведения.
Барон занимал комфортабельную квартиру вблизи городских ворот. В тот вечер, когда его посетил Герман, он сидел на балконе с длинной трубкой в руках и казался в наилучшем расположении духа. Перед ним на столе были разбросаны бумаги и множество только что полученных распечатанных писем. Он радушно встретил молодого гостя, предложил сесть и велел подать вина.
- Очень рад, что вы наконец посетили меня, - сказал он, пожимая еще раз руку Герману. - Мне уже приходило в голову, что в тот вечер вы почувствовали ко мне антипатию и потому не являетесь. Меня считают многие чудаком, и это имеет свою хорошую сторону… Здесь, на балконе, мы можем говорить, не стесняясь. В Касселе стены имеют уши, но тут перед нами только старые липы, которые не выдадут нас; моих милых соседей также остерегаться нечего, они сами так боятся тайной полиции, что даже между собой говорят шепотом. Я только вчера вернулся в город. Мне удалось познакомиться с некоторыми из окрестных помещиков - какие у них прекрасные леса! Непременно зимой буду охотиться там, если только меня не погонят отсюда!.. Кассель не дает никакого понятия о том, что происходит в остальной стране! В резиденции короля царят роскошь и веселье, а кругом стонет народ и общее недовольство… Как вам жилось это время? Много ли у вас знакомых? Что слышали нового?
Герман ответил, что в последнее время вел довольно уединенную жизнь, а затем, как бы случайно, завел разговор на занимавшую его тему.
Барон рассмеялся.
- Я не ошибся, - сказал он, - молодой человек с таким умом и образованием, как вы, не может относиться безучастно к великим стремлениям и задачам нового времени. Но имеете ли вы о них надлежащее представление? Я сообщу вам некоторые вещи, так как рассчитываю на вашу скромность и честность…
С этими словами барон пристально посмотрел на Германа, но так как открытое, добродушное лицо юноши не представляло ничего подозрительного, то он продолжал:
- Вы мне сказали тогда, что ничего не слыхали о Тугендбунде, речах Фихте и патриотическом движении в Пруссии… Насколько мне известно, Тугендбунд только что начинает возникать и уже возбуждает сильное беспокойство французов. Между тем существование этого союза не составляет тайны, и прусский король открыто утвердил его. Союз добродетели учреждается якобы с нравственно-научными целями, чтобы восполнить потерю земель и денег поднятием духовных сил народа. По-видимому, можно было рассчитывать, что такое предприятие, которое должно облегчить бедствия войны и уменьшить общую нужду, не покажется французам предосудительным и они не увидят в нем заговора. Но вышло наоборот. Они убеждены, что существуют какие-то тайные параграфы, которых, быть может, не знает сам король, что готовится народное восстание, как в Испании, а Тугендбунд учреждается с тайной целью освободить Германию от французского ига.
Герман захотел узнать имена основателей и членов союза. Барон назвал ему некоторых лиц, которых он знал лично.
- Имена наиболее уважаемых и знаменитых людей должны остаться неизвестными, - продолжал барон. - Хотя им принадлежит самая деятельная и влиятельная роль в союзе, но по своему общественному положению они не могут открыто объявить себя его членами.
- Я вполне понимаю, - сказал Герман, - насколько таинственность и сплоченность Союза, его цели и даже сами имена главных участников должны воодушевлять единомышленников по всей Германии. Это такая могучая духовная сила, с которой мы смело можем выступить против военной силы наших врагов!
- Разумеется! - воскликнул с живостью барон Рефельд, предлагая Герману тост за процветание Тугендбунда. - Это воодушевление уже сказалось в речах нашего великого учителя Фихте, и вы видите, что, несмотря на громадное число его слушателей из всех сословий, не нашлось ни одного предателя, который бы огласил содержание его речей.
- Он говорил их прошлую зиму? - спросил Герман.
- Скажите лучше - он громил ими! - сказал Рефельд. - заметьте в то самое время, когда французы заняли Берлин; нередко слова оратора были заглушаемы барабанами проходивших мимо академии полков. Все слушатели были поражены смелостью Фихте. Но, разумеется, трон Наполеона не пал от его речей, как некогда стены Иерихона, а скорее можно было ожидать, что французы направят свои пули против немецкой философии.
- Речи Фихте еще не напечатаны?
- Нет, - отвечал барон, - но они ходят по рукам в рукописи. Некоторые из них присланы мне, я укажу вам на лучшие места, прочитайте…
С этими словами он достал из своих бумаг небольшую мелко исписанную тетрадь и подал Герману, который с жадностью принялся за чтение. Через несколько минут он воскликнул с восторгом:
- Какие высокие идеи! Что за глубина мысли!.. Надеюсь, барон, вы позволите мне прочитать их целиком!