- Вы, вероятно, заметили, господин доктор, - сказала она, - что Гейстер торопит свадьбу, чтобы справить ее до приезда короля и успеть, хоть на время, уехать отсюда. Его величество большой поклонник женской красоты, а при его дворе немало таких господ, которые гоняются за всеми хорошенькими женщинами. Дочь моя до сих пор жила в уединении и не имеет понятия о большом свете. Людвиг не ревнив, и я уверена, что он никогда не будет иметь к этому повода, но вы не можете себе представить, что творится при дворе. Наши знатные дамы слишком избаловали короля своей податливостью, они стараются друг перед другом заслужить его милость; поэтому положение мужа-чиновника, имеющего красивую жену, крайне затруднительно. Все средства считаются годными, чтобы обольстить ее, а для порядочной женщины такого рода предложения сами по себе оскорбительны… Что касается меня лично, то я не знаю, какая польза в том, что свадьба совершится втихомолку! Им все-таки придется сделать визиты знакомым, пойдут толки о моей Лине, не правда ли?..
Герман, поговорив еще немного со своей будущей хозяйкой, отправился к капельмейстеру, у которого в этот день по обыкновению назначен был музыкальный вечер. Он пришел пораньше, так как, в виду их неизменного участия к нему хотел сообщить им о своем переезде на частную квартиру. Они знали понаслышке о вдове Виттих и вполне одобрили его выбор, затем разговор перешел к его свиданию с генерал-директором французской полиции. Его засыпали вопросами. Герман заранее обдумал, как ему связать обещание, данное Берканьи, со своими нравственными обязательствами относительно преданных ему друзей. Но тем не менее он был сильно смущен и преднамеренно равнодушным тоном начал свой рассказ, при этом беспокойно ходил по комнате и время от времени брал аккорды на фортепьяно.
- Прежде всего, - сказал он с принужденной улыбкой, - я должен заметить, что Берканьи показался мне крайне тщеславным человеком…
- В этом не может быть никакого сомнения! - воскликнул Рейхардт. - Лучшее доказательство этого, что к своему прежнему буржуазному прозвищу Легра он прибавил дворянскую фамилию своей жены "де Берканьи". С ним нужно быть настороже, Герман, он по натуре вспыльчив до бешенства и вдобавок деспот в полном значении слова. Прежде он был монахом, вы могли заметить это по тону его разговора и даже всем движениям… Однако продолжайте, мы слушаем, интересно знать, что ему было нужно от вас!
- Он начал с того, что изложил мне свои взгляды на литературу, немецкую науку и ее значение…
- Каков! - воскликнул Рейхардт. - Да он ни слова не знает по-немецки, что даже не совсем удобно для него, потому что ему приходится ограничиваться сообщениями его негодных агентов!
- Однако ему нельзя отказать в уме и знаниях, - заметил Герман, - он прекрасно говорил о характерных особенностях обеих наций, их духовной жизни и той солидарности, какая в этом отношении может возникнуть между ними. Естественно, что ему было желательно также узнать, с какой целью я приехал в Кассель, чем намерен заняться, хотя, по-видимому, ему многое уже было известно от генерала Сала. Он настойчиво советовал мне познакомиться с историком Миллером, к которому, видимо, относится с большим уважением, это знакомство, по его мнению, будет крайне полезно для моих будущих литературных занятий…
Герман замолчал, так как ему показалось, что он рассказал достаточно.
Луиза с удивлением взглянула на него.
- Все это кажется мне очень странным! - сказала она. - Наверное, у Берканьи какие-нибудь другие затаенные цели; он не стал бы тратить временя, чтобы беседовать с вами о литературе…
Герман покраснел и, чтобы выйти из затруднительного положения, тотчас же придумал ответ, хотя не совсем близкий к истине.
- Берканьи упомянул и о вас, господин Рейхардт, - сказал он торопливо, - и расспрашивал о ваших новых композициях, а бывший при этом секретарь Саванье заметил, что генерал-директор очень любит ваши мелодии…
Рейхардт расхохотался.
- Весьма обязан ему за эту честь! - Воскликнул он. - Как может человек интересоваться тем, чего не понимает! Вероятно, Берканьи называет мелодиями мои политические пассажи, ну, а дальше…
- Я ничего не возражал, и Берканьи прекратил расспросы… Скажите, пожалуйста, какого вы мнения о Миллере? - добавил Герман, чтобы переменить тему разговора.
- Он теперь в Геттингене, - ответил капельмейстер. - Вам известно, что он по нездоровью должен был отказаться от должности секретаря министерства. Этот важный пост совсем не годился для него, потому что он применял кропотливость исторического исследования к такому делу, как быстрое созидание нового государства, где приходится дорожить каждой минутой. Король назначил его теперь членом государственного совета и попечителем всех университетов нашего государства. Ах, если бы ученый Миллер был таким же хорошим дельцом, как историком! Но у него нет ни проницательности, ни силы воли, чтобы постоять за истину, а также "savoir faire" и знания людей…
- Бедняга постоянно противоречит себе! - добавила Луиза. - Двадцать пять лет тому назад он состоял здесь при "Karlsshule", затем, снедаемый честолюбием, пустился в погоню за высшими должностями в Майнце, Вене, Берлине и наконец - по собственной ли инициативе или по приказу Наполеона - пристроился в Касселе. А теперь он плачется, что не может кончить своей истории Швейцарии, и чувствует себя несчастным, что изменил своему призванию!
- В словах Луизы нет ничего преувеличенного, - сказал Рейхардт, - такой исход неизбежен, когда человек идет против своих природных склонностей! Поэтому мы не будем насиловать Германа и затягивать в политику; своим пером он также может принести немалую пользу нашему угнетенному народу…
- Другими словами, отец советует вам пуститься в литературу, - сказала Луиза с горькой усмешкой. - В самом деле, у нас ничего не осталось, кроме чтения и мечтаний о лучшем будущем; всякая честная практическая деятельность закрыта для гессенцев…
Приезд гостей прервал интимный разговор друзей. На музыкальный вечер собралось по обыкновению несколько семейств коротко знакомых с хозяевами дома; две знатные дамы приехали без своих мужей, которые, по их словам, были очень заняты. Но в действительности, по своему официальному положению, они не считали удобным бывать в доме Рейхардта, который своими смелыми речами и неуважительными отзывами о разных лицах навлек на себя подозрение французской полиции.
Одна из этих дам была жена министра финансов, баронесса Бюлов, красивая молодая женщина, веселая и разговорчивая; другая - жена французского посланника при вестфальском дворе, баронесса Рейнгард, казалась серьезнее и сдержаннее первой дамы и несколько старше ее годами. Она была высокого роста и производила приятное впечатление своим простым и приветливым обращением, хотя ее нельзя было назвать красивой, так как на ее бледном лице заметны были следы оспы. Герман уже прежде был представлен обеим дамам, которые очень благосклонно отнеслись к нему благодаря его представительной наружности и приличным манерам, Из музыкального мира была только одна госпожа Шюллер, придворная певица, давнишняя знакомая хозяйки дома, искренно привязанная к ней.
Разговор тотчас же зашел о путешествии короля, которое живо интересовало тогда все кассельское общество.
- Замечательно, с какими овациями всюду встречают нашего короля! - заметила с улыбкой баронесса Бюлов. - Все города и деревни, через которые приходится проезжать его величеству, разукрашены триумфальными арками. Везде толпится народ и приветствует его криками: "Да здравствует наш добрый король!" "Горное эхо, - по выражению одной местной газеты, - вторит этим радостным возгласам"…
- Не знаете ли вы, о каких горах тут идет речь! - заметил со смехом Рейхардт. - Не о Гарце ли и неизменном Брокене, хотя это несколько далеко от тех мест, где проезжает король?
- Рейбель, сопровождающий его величество в качестве адъютанта, - продолжала баронесса, - пишет моему мужу: "Notre marche est cella d’un triomphe ou le vainqueur est adoré!" - вероятно, он употребил ту же фразу в своем донесении императору…
- Иероним так любим народом, что иначе и быть не может, - сухо заметил пруссак, бывший в числе гостей. - В "Moniteur" описано посещение его величеством Геттингентской библиотеки: оказывается, что все профессора были удивлены верностью взглядов и глубокомысленными вопросами молодого короля…
- Интересно было бы узнать, кто взял на себя роль суфлера? - спросил Рейхардт.
- Об этом мы не имеем никаких сведений, - продолжал спокойным голосом пруссак, - но, по-видимому, король, со своей стороны, остался доволен научными трудами профессоров и велел передать им, что одобряет их усердие…
Беседа продолжалась еще некоторое время на эту тему, затем зашла речь о музыке. Баронесса Бюлов заметила с улыбкой хозяину дома, что гости приглашены на музыкальный вечер и не хотят быть обманутыми в своих ожиданиях.
Госпожа Шюллер взяла ноты и пропела два немецких романса, но она была не в голосе и, ссылаясь на нездоровье, вернулась на свое место. Капельмейстер обратился к дочери и просил ее пропеть что-нибудь из ее новых сочинений. "Вчера ты напевала какую-то мелодию, - добавил он, - я хотел бы еще раз прослушать ее, она показалась мне в высшей степени своеобразной".
Луиза села за фортепьяно и после нескольких могучих аккордов пропела превосходную, только что сочиненную ей пьесу, а затем, как бы не замечая присутствия гостей, вышла из комнаты, задумчиво опустив голову.