- И ты ничего больше не можешь мне сказать? Хоть какую-нибудь малость?
- Ничего больше мне не известно.
- А Мерлин знал бы? Он бы мне сказал?
- Что знал он, известно и мне, - повторила она ранее сказанные слова. - Я же говорила тебе, я Мерлин.
- Да, говорила. Это что, загадка, чтобы дать мне понять, что сила его иссякла или просто что мне не дозволено обратиться к нему? - с новым нетерпением заговорил он. - Всю мою жизнь я, кажется, слышу слухи о волшебных исчезновениях и смертях, а оказывается, все они ложь. Скажи мне прямо, молю. Если я поеду в Брин Мирддин, найду я его?
- Если он того пожелает, то да.
- Выходит, он еще там?
- Он там, где он есть и всегда был, со всеми своими чудесами огня и живого света.
Пока они беседовали, солнце сместилось, и солнечные блики упали на ее лицо. Он увидел ниточки будущих морщин на гладком еще лбу, и изможденные тени под глазами, и то, какой прозрачной кажется ее кожа.
- Мне жаль, если я утомил тебя, - внезапно сказал он. Не отрицая этого, она проронила только:
- Я рада, что ты приехал, - а потом проводила его до двери из башни.
- Благодарю тебя за терпенье, - начал он и набрал уже воздуху в грудь, чтобы произнести учтивые слова прощанья, как его вспугнул крик, раздавшийся во дворе внизу. Круто повернувшись он выглянул вниз. Нимуэ стремительно сделала шаг вперед так, чтобы оказаться вровень с ним.
- Тебе лучше спуститься и поскорее! Твоя лошадь сорвалась с привязи и, похоже, поела молодые посадки. - Ее лицо осветилось озорством, стало юным и оживленным, словно у ребенка, который набедокурил во храме. - Если Варро зарубит тебя своей лопатой, что кажется мне вероятным, посмотрим, что сможет этому противопоставить судьба!
Он поцеловал ей руку и бегом побежал по ступеням, чтоб забрать свою лошадь. Когда он уезжал, она провожала его взглядом, который оставался печальным, но уже не был враждебным.
7
В глубине души Мордред страшился, что король спросит его, какое дело у него было к Нимуэ, но Артур об этом не спрашивал. Он послал за своим сыном на следующий день и заговорил о предстоящей поездке к Сердику, королю саксов.
- Я бы оставил тебя управляться дома, что пошло бы тебе на пользу, но еще полезнее тебе будет встретиться с Сердиком и присутствовать на переговорах, так что, как обычно, я оставляю Бедуира. Можно сказать, местоблюстителем, поскольку официально я покидаю пределы своего королевства, вступая на земли чужого государства. Ты когда-нибудь встречал саксов, Мордред?
- Никогда. Они правда все как один великаны и пьют кровь младенцев?
Король рассмеялся.
- Сам увидишь. Что ни говори, большинство из них высоки ростом и обычаи у них диковинные. Хотя со слов тех, кто знает этих людей и говорит на их языке, знаю, что их сказители и мастера достойны уваженья. А в отношении их воинов это верно вдвойне. Тебе там будет интересно.
- Сколько человек ты берешь с собой?
- Учитывая перемирие, только сотню. Королевскую царскую свиту, не больше.
- Ты доверяешь саксам? Уверен, что они не нарушат перемирие?
- Сердику я доверяю, хотя с остальными саксами доверие всегда основано на силе да на том, чтобы поддерживать память о битве при Бадоне. Но никому этих слов не повторяй, - добавил Артур.
Агравейн тоже попал в сотню избранных, но ни Гавейна, ни Гарета среди них не оказалось. Вскоре после заседания Совета они уехали на север. Гавейн говорил о том, что желает посетить Дунпельдир, а оттуда, быть может, отправится на Оркнейские острова, и хотя Артур и подозревал, что путешествие племянника имеет цель совершенно иную, он не смог изобрести причины, чтобы воспрепятствовать его отъезду. Ему оставалось только надеяться, что Ламорак уехал на запад, чтобы присоединиться к своему брату под знаменем Друстана, и послать в Думнонию гонца с предупрежденьем.
Король со свитой выехал ясным и ветреным июньским утром. Путь их лежал через известковые холмы. Мелкие голубые бабочки и пятнистые рябчики порхали над пестревшей цветами травой. Пели жаворонки. Солнечный свет падал огромными яркими мазками на зреющие нивы, и крестьяне, с ног до головы белые от вздымаемой ветром меловой пыли, отрывались от своих дел, чтобы приветствовать кортеж улыбкой. Отряд ехал не спеша, солдаты и придворные смеялись, болтали друг с другом, пребывая в настроении веселом и приподнятом.
По-видимому, за исключением Агравейна. Он придержал коня, чтобы поравняться с Мордредом, ехавшим в одиночестве на некотором отдалении от короля, беседовавшего с Кеем и Борсом.
- Первая наша вылазка под знаменем Верховного короля, и только погляди на это. Ярмарочный обоз, да и только, - презрительно буркнул он. - Столько разговоров о войне, о королевствах, переходящих из рук в руки, о том, чтобы собирать армии для защиты наших рубежей, и вот во что все это вылилось! Он стареет, вот в чем все дело. Надо сперва скинуть этих саксов в море, потом хватит времени и для переговоров… Но нет! И что мы делаем? Мы едем с Артуром-воителем с миссией мира. К саксам. Союз с саксами? Ба! - Он сплюнул. - Ему следовало бы отпустить меня с Гавейном.
- А ты просился?
- Конечно.
- А он ведь тоже отправился с миссией мира, - бесцветно ответил Мордред, глядя прямо промеж ушей своей лошади. - Никаких затруднений в Дунпельдире не предвидится, лишь незначительные дипломатические переговоры с Тидвалем, а Гарета послали, чтобы он сгладил острые углы.
- Не разыгрывай передо мной невинность, - рассердился Агравейн. - Ты знаешь, зачем он поехал.
- Могу догадываться. Кто угодно догадается. Но если он найдет Ламорака или нападет на его след, будем надеяться, что Гарет сумеет уговорить его проявить немного здравомыслия. Зачем, по-твоему, просился с ним Гарет? - Повернувшись, Мордред взглянул в лицо Агравейну. - А если он случайно набредет на Гахериса, то и тебе следует надеяться на то же. Думаю, тебе известно, где обретается Гахерис? Что ж, если Гавейн нагонит того или другого - все равно тебе лучше ничего об этом не знать. И я ничего знать не хочу.
- Ты? Ты в таком доверии и милости у короля, что, скажу по правде, я удивлен, что ты ни о чем его не предупредил.
- Нужды не было. Он не хуже тебя знает, что намерен свершить Гавейн. Но он не может посадить его под замок навечно. А чего король не может предотвратить, на то он не станет терять времени. Все, что он может, это надеяться, вероятно, напрасно, что здравый смысл все же возобладает.
- А если Гавейн встретится с Ламораком по чистой случайности, что, по-твоему, он предпримет?
- Ламораку придется защищаться. Он вполне на это способен, - отозвался Мордред, а потом добавил: - Живи тем, что дает тебе жизнь, и умри так, какой придет к тебе смерть.
- Что? - недоуменно воззрился на него Агравейн. - Это что за разговоры?
- Так, кое-что, что я недавно слышал. Так что насчет Гахериса? Ты готов допустить, чтоб Гавейн на него наткнулся?
- Гахериса он не найдет, - с уверенностью ответил Агравейн.
- О, выходит, ты знаешь, где он?
- А ты как думал? Разумеется, он прислал мне весточку. И королю о том ничего не известно, уж поверь мне. Не такой уж он всезнающий, как ты думаешь, братец. - Он искоса бросил на Мордреда хитрый взгляд и заговорщицки понизил голос: - Он много чего не видит.
Мордред не ответил, но Агравейн продолжил и без его наущения:
- Иначе он едва ли поскакал на пустую увеселительную прогулку вроде этой и не оставил бы Бедуира в Камелоте.
- Кто-то должен был остаться.
- С королевой?
Мордред снова повернулся посмотреть на сводного брата. Тон и взгляд Агравейна сказали ему то, что не выразили голые слова.
- Я не глупец и не глухой, - со сдерживаемым гневом отозвался он. - Я слышал, о чем болтают грязные языки. Тебе бы лучше не мешаться в эту грязь, брат.
- Ты мне угрожаешь?
- Мне нет нужды этого делать. Достаточно королю хоть раз услышать…
- Если правда то, что они любовники, ему следует это знать.
- Это не может быть правдой! Да, Бедуир близок королю и королеве, но…
- И говорят, муж всегда догадывается последним.
На Мордреда накатила волна ярости, удивившая его самого. Он собрался было разразиться гневной отповедью, потом, глянув на спины короля и всадников по обе стороны от него, сказал тихим и сдавленным голосом:
- Оставь это дело. Что б ни говорили, это пустая болтовня, а здесь к тому же тебя могут подслушать. И не заводи со мной больше таких речей. Я не желаю их слышать.
- Ты вполне готов был слушать, когда сомневались в добродетели твоей собственной матери.
- Сомневались! - вышел из себя Мордред. - Бог мой, я был там! Я видел их вдвоем на ложе!
- И остался столь безразличен, что позволил ему уйти!
- Перестань, Агравейн! Если б Гахерис убил Ламорака, да еще в монастыре, да еще в то самое время, когда Артур вел переговоры с Друстаном о том, чтоб тот покинул Думнонию и вступил в ряды Соратников…
- Ты об этом думал? Об этом? Когда перед тобой была… были они двое?
- Да.
Глаза Агравейна метали молнии. Кровь прилила к его щекам, краска залила лоб. Потом, издав клекот, в котором презрение мешалось с бессильной яростью, он так резко натянул удила, что кровь из разорванных губ его лошади брызнула на мундштук. Мордред, с облегчением избавившись от общества сводного брата, ехал один, пока Артур, обернувшись, не увидел его и не поманил его проехать вперед.
- Видишь, вон там граница? Нас ждут. Мужчина в середине, светловолосый и в голубом плаще, это сам Сердик.