- Нет, спасибо! - сказал незнакомец, с трудом подымаясь и подходя к груде дынь. - Не режьте дыню, но, если вы так добры, подарите мне одну из сорта "эмирских", я отнесу Наиму. Он скупец, конечно, скажет, что у него нет дынь.
- Берите, какая понравится, пожалуйста!
Незнакомец выбрал большую дыню и направился в кишлак, даже не попрощавшись.
Когда он ушел, отец и сын посмотрели друг на друга.
- Папа, кто этот человек? У него револьвер.
- С чего ты взял, что у него револьвер? Слишком много ты знаешь…
- Я видел - он у него в кармане галифе.
- Ну и ладно, пусть револьвер, - сказал Пахлаван как будто равнодушно. - В наше время у каждого может быть револьвер. В Бухаре, говорят, есть магазин, где продаются револьверы. Этот бродяга тоже где-нибудь купил. Сейчас без оружия одному в степи ездить опасно.
- А кто он, если один ездит по степи?
- Не знаю, - коротко сказал Пахлаван и встал с места. - Подымайся, сынок, приведи ишака, погрузим дыни и пойдем домой. Поздно, твоя мать, наверное, уже сварила луковую похлебку.
Мирак встал, пошел на скошенное уже клеверное поле и пригнал оттуда осла. Отец с сыном уложили дыни в мешок, взвалили на осла и направились в кишлак.
В голове Сайда Пахлавана все время вертелся вопрос: кто этот человек?..
Чалма как у муллы, а в кармане - револьвер! Речью похож на учащегося медресе, а манеры разбойничьи. Сайд Пахлаван не помнит, чтобы этот человек когда-нибудь появлялся в их округе. Его глаза, когда он уставится на собеседника, так и просверливают насквозь, кажется, что от него ничего не скроешь. Лицо незнакомца, его тонкие губы, прямой и острый нос крепко запомнились Сайду Пахлавану. Он подумал, что узнает этого человека даже через двадцать лет, даже в темноте. Кто же он? Откуда и куда идет? Завтра он увидит Наима и узнает все. Тем более что Наим Перец собирался утром к нему прийти - починить испортившееся охотничье ружье.
Наступил вечер. На чистом небе появились звезды, весело замигали земле. Вдали, в стороне Кагана, горизонт светился, словно там был большой пожар. В степи со всех сторон раздавался треск кузнечиков, лягушки па болотце начали свой концерт. Стадо уже давно пришло, и даже озорных кишлачных мальчишек не было видно на улицах, когда Мирак с отцом добрались до кишлака. Около мечети им встретились имам и служка, которые, прочитав вечерний намаз, заперли двери мечети и направлялись домой.
- Салам алейкум! - сказал им Сайд Пахлаван, почтительно прижав руки к груди.
- Ваалейкум! - ответил имам. - Бог в помощь, Пахлаван!
- Спасибо, господин!
- Что-то вас давно не видно в мечети. Совсем не показываетесь. - Имам посмотрел строго и сказал: - Погнались за мирскими делами и забыли путь к дому бога?
- Не забыл я путь, знаю…
- Почему же пропускаете намазы?
- Виноват, господин.
- Бог разгневается и накажет вас.
Ничего, бог милостив, он меня простит! - сказал в ответ Сайд Пахлаван и пошел дальше.
Имам от возмущения взялся за воротник и покачал головой, но сказать уже ему было нечего. А Мираку отцовский ответ так понравился, что он от восторга захохотал было, но сразу прикрыл рот ладонью, чтобы еще больше не рассердить имама.
В это время Наим Перец, с чайником и дастарханом в руках, с веселым и довольным выражением лица входил со двора в свою мехманхану. Мехманхана, с семибалочным потолком, устланная ковром, с тремя рядами курпачей у передней стены, освещалась висячей десятилинейной лампой. На одеялах в переднем углу, облокотясь на подушку, сидел тот самый незнакомец, о котором шла речь.
- Что ты велел приготовить мне поесть? - спросил гость, увидев вошедшего хозяина.
Только не суп, я не ем супа…
- А чего вы хотите, Махсум-джан? - спросил Наим Перец. - Все, что хотите, жена вам приготовит. Для вас я готов зарезать барана, быка, даже верблюда! Жаль только…
- Не тяни, Наим! - нетерпеливо сказал незнакомец. Если ты еще ничего не заказал, то расстели дастархан и пойди скажи, чтобы поскорее приготовили плов, да пожирнее. Не бойся, за каждую свою рисинку ты десять раз плова поешь.
- Плов? Пожалуйста, со всей душой! Вы ведь знаете, что для вас я жизни не пожалею. Вы сидите, пейте чай, а я сейчас…
- И вот что… если у тебя есть вино-мино, тоже принеси!
- Вино? - изумился Наим, но быстро добавил: - Со всей душой! Но вы… Ладно, пожалуйста, если будете пить вино, я хоть из-под земли достану.
Махсум-джан удивлялся: каким сладким на язык стал Наим Перец! Или он ждал от ночного бродяги хороших вестей? Раньше, если Наим и угощал своих гостей пловом, то сначала высыпал на них целый мешок острот и колкостей. А сейчас без всяких разговоров готов даже вина принести. Что за чудо случилось? Но тут Наим вошел в мехманхану с двумя четырехгранными бутылками домашнего вина, расстелил скатерть, разломил лепешку, разрезал вдоль на три части принесенную Махсумом дыню, налил вина в две пиалы и сказал:
- Ну, слава богу! Выпьем за то, что довелось встретиться живыми и невредимыми!
"Чтоб твоя рожа черту приглянулась!" - сказал про себя Махсум, кивнул и выпил залпом полную пиалу вина. Брови его слегка разгладились, по телу растеклась приятная теплота.
- Ты не спрашиваешь, - сказал Махсум, ставя пиалу на скатерть, - где это я научился вино пить?
- Я удивляюсь, - сказал Наим, - прежде вы вина и в рот не брали. "Спрошу", - сказал себе, но подумал, что неудобно спрашивать…
- Я и сейчас не пью, - сказал твердо Махсум. - Но сегодня не грех выпить… Ты знаешь, я ведь все могу, любое дело, что захочу - выполню, могу и вино пить…
Сегодня пью, завтра - нет!
- Я как будто предчувствовал, - сказал Наим Перец. - Это вино я приготовил, вернувшись домой после того, как мы с вами расстались, тогда в Кагане, в агентстве, и вот только сегодня разлил его по бутылкам, как будто предвидел, что вы придете. Ну, расскажите же, где вы были это время, что делали? Почти два года мы не виделись…
- Лучше бы вместо предчувствий ты что-нибудь дельное сказал! - проворчал Махсум-джан. - Ну, наливай своего вина, несчастный!
Наим понял, что чем-то не угодил гостю, огорчился, попросил прощения и снова налил вина в пиалы.
- Выпьем же за то, чтобы пришла наша пора, - сказал Махсум, немного захмелевший уже от первой пиалы.
- За нашу удачу! - сказал Наим и, выпив вино, добавил: - Когда же она придет наконец?
- Завтра или послезавтра! Так и знай! - сказал Махсум и тоже выпил. - Завтра или послезавтра возьмем власть в свои руки, придет наше время! Ты и Хафиз тогда испугались и сбежали, вас следовало бы расстрелять или повесить, но я простил вам грех. Ладно, живите! Но грех ваш вы должны искупить верной службой и преданностью!
Наим помнил, что было тогда - два года назад.
Два или два с половиной года назад Махсум-джан жил в скромной келье в медресе Хаджи, где он тогда учился. Наим довольно часто ездил в Бухару - перепродавать разные товары, украденные в других местах, и ему приходилось ночевать в городе. Там и познакомился с Махсумом, чтобы пользоваться его гостеприимством и прятать в его келье свои товары.
Махсум был родом из Байсуна. Но приятели в знак уважения называли его Махсум-джан. Наим Перец думал сначала, что, подружившись с простодушным на вид Махсум-джаном, он сможет его эксплуатировать, по, узнав поближе, понял, что Махсум-джан не так прост, наоборот, он скоро подчинил себе Наима.
К Махсуму в келью, кроме Наима, приходили еще другие люди и тоже подчинялись ему во всем. Одним из самых усердных был Хафиз. Этот бедняк ремесленник занимался гончарным делом; приходя к Махсуму, он выполнял работу служки и за это пользовался его милостями. Наим узнал потом, что Хафиз раньше учился в одной школе с Махсумом.
Махсум был щедр, любил повеселиться, но характер у него был резкий, вспыльчивый. Он никого не боялся, никого не стеснялся, был нахален и самоуверен, остер на язык. Он получал от отца не так уж много денег, но каждый вечер у него в келье был плов, всякие угощения, каждый вечер тут пировали приятели. Наим удивлялся, откуда он берет деньги на такие расходы. Хафиз говорил, что Махсум-джан водится с джадидами, вращается в их кругу, и Мирзо Муиддинбай, главарь джадидов, любит Махсума, поддерживает его.
Узнав об этом, Наим Перец немножко испугался, но не очень-то поверил Хафизу.
Махсум, по его мнению, вовсе не похож на джадида. Во-первых, он сын казия, учился в медресе, выполнял все намазы, верил в бога; во-вторых, он не знал русского языка, не читал газет, не пил водки, никогда не произносил таких слов, как "свобода", "равенство", "да здравствует"… Как же он мог быть джадидом? Наим Перец, как и многие жители Бухары, думал, что цель джадидов - отобрать чужое имущество, снять с женщин паранджу, сделать жен общими. А вот Асад Махсум вовсе не был таким, не стремился отбирать имущество у богатых и не собирался делать общими жен. Наоборот, он был на стороне богатых и торговцев, хотя и завидовал им, потому что сам жаждал богатства.
Несколько дней Наим терзался, колеблясь между сомнениями и подозрениями, с одной стороны, и доверием к товарищу - с другой. Он не сочувствовал джадидам, их цели и намерения не привлекали его, но он знал, что джадиды осуждены на смерть, что муллы хватали даже их близких друзей, тащили в Арк и там обезглавливали. А Наиму еще не надоела голова. Поэтому он решил, что нужно все выяснить, поговорив с самим Махсумом.
И вот как-то вечером, после плова, Наим заварил крепкий зеленый чай, и оба они уселись и стали беседовать.
- Как в Кагане? - спросил Махсум. - Спокойно?
- Да, спокойно, - сказал Наим, довольный таким началом беседы. - У нас не так шумно и не такой беспорядок, как в Бухаре.