Мирак умылся, они поели хлеба с дыней, потом положили на осла вьючное седло и погрузили мешок с дынями.
- Ну ладно, сынок, поезжай и возвращайся с удачей, - сказал Пахлаван. - Будь осторожен, смотри, чтобы деньги не украли.
- Будьте спокойны! - сказал Мирак и погнал осла.
Уже рассвело, но солнце еще не всходило. На востоке разгоралась заря.
- Вот хорошо! - сказал себе Мирак. - Раньше всех приеду на базар…
Осел Мирака, отдохнувший за ночь, бежал бодро, а Мирак быстро шагал за ним и весело пел:
Я бежал, бежал, бежал,
До Чорсу добежал,
Там осла увидал,
Деньги вынул и отдал… И-их!
В воздухе скользили ласточки, лучи восходящего солнца золотили их крылья. Над широкой равниной степи веял приятный ветерок, шелестел ветвями урючин, росших вдоль пашни, на траву пала роса. Степь просыпалась, дышала свежестью. И на земле и на небе было чисто, светло, радостно, как будто за ночь - к встрече с утренним солнцем - все было вымыто, вычищено, доведено до блеска… В кишлаке слышалось блеяние коз и баранов, мычанье коров, ржанье лошадей. Пастухи сгоняли стадо. А в полях звенели птичьи трели. Начинался обыкновенный день, день ранней осени под Бухарой.
Но это был совсем необычный день!
А Мирак не знал, что день этот станет необыкновенным, он быстро шагал за своим ослом по безлюдной и тихой дороге к Кагану, заботясь поскорее довезти и продать свои дыни. Этот четырнадцатилетний мальчик, которому впору было беспечно предаваться играм, рано повзрослел, превратился в юношу с самостоятельными суждениями, серьезного и вдумчивого. Он был не так уж высок, но руки его окрепли в труде, были мускулисты и сильны. Ноги его были обуты в рваные сапоги с узкими носами и без каблуков, поверх голенищ свешивались неопределенного цвета карбосовые штаны. На нем была карбосовая же рубашка с широким воротом, легкий, без подкладки полосатый халат и выцветшая тюбетейка из черного бархата… В такой невзрачной одежде, но зато с улыбкой на лице, с озорным огоньком в черных глазах, полный веселых надежд, шагал он вслед за своим ослом.
За мостом через речку Курак дорога поворачивает на восток и подходит близко к линии железной дороги Каган - Самарканд.
В лицо Мираку брызнули первые лучи восходящего солнца. Словно нарочно для этого дня надев свой сверкающий золотой наряд, солнце открыло лицо миру, и вся окрестность вмиг засветилась и засияла.
Тень осла и длинная тень Мирака то бежали по краю дороги, то попадали в заросший травою арычок, но все двигались и двигались вперед. На дороге появились и другие путники. Дехканин вез на трех ослах солому, другой на двух ослах свежий клевер, третий тащил на спине корзину с инжиром. Скоро со стороны Кагана показался арбакеш с нагруженной чем-то арбой. Дехканин с соломой, поздоровавшись с арбакешем, спросил:
- Что, проезд в город открыт?
- Только один проезд и остался, - ответил арбакеш.
Мирак не обратил внимания ни на вопрос, ни на ответ. Он радовался, что никто, кроме него, не везет на базар дыни. Только он, Мирак, везет целый мешок дынь и первым приедет на базар.
- И-их ты, живая тварь! - подгонял он осла и шагал еще быстрее.
Проехав кишлак Гачкаш, он ясно увидел станции Каган и Амирабад. Длинный ряд красных вагонов протянулся от станции Амирабад до самой станции Каган. Паровоз дал свисток, выпустил в небо клубы белого дыма и тронулся.
Как их много выстроилось в ряд, этих вагонов! Он в жизни своей не видал столько красных вагонов! Как будто они сошлись здесь со всех железнодорожных линий. Мирак так удивился, что даже остановился на минуту.
- Как много вагонов собралось, - сказал он дехканину, везшему солому. - Разве из Кагана поезд не пойдет?
- Войска приехали, говорят, - сказал дехканин. - Все эти красные вагоны полны солдат. Хорошо, хоть наш переезд не закрыли, арба только что проехала.
- А, правда, - сказал Мирак, - вон, посмотрите, солдаты строятся. Ух, как их много!
В самом деле, из красных вагонов, которые заняли все пути, выходили солдаты с пулеметами и ружьями и шли к станции Каган и к кишлаку Убачули, который находился у дороги в Бухару. Дехканин, везший солому, немного постоял, поглядел, потом пошел своей дорогой. Мирак тоже хотел продолжать свой путь, но, увидев, что позади, от кишлака, кто-то скачет на лошади, остановился. Всадник был еще далеко, а Мирак уже узнал его: это был тот самый незнакомец, который вчера вечером приходил к ним на бахчу. Он не обратил внимания на Мирака, проскакал мимо, направляясь в сторону Кагана. Когда улеглась пыль, поднятая копытами скачущей лошади, Мирак снова пустился в путь. Пройдя на переезде между рядами вагонов и железнодорожных путей, он погнал своего осла мимо хлопкового завода и караван-сарая, где торговали чаем, к каганскому базару. В вагонах, мимо которых он проходил, были все военные, слышалась разноязычная речь - говорили по-русски, по-таджикски, по-иоркски. Мирак вспомнил, что ребята в кишлаке болтали про войну… Можот быть, эти солдаты приехали воевать?.. Война!.. Сарбазы эмира упражняются в стрельбе, афганские войска прибыли на боевых слонах… Минерное, будет большая война… Если бы можно было посмотреть, как шиоюг, Мирак, конечно, пошел бы… Но где будет война? Должно быть, на площади у Кули Шаголон или в степи за Самаркандскими воротами… Ч, лн иойпы, конечно, нужен простор…
Мирак шел позади своего осла, как вдруг резкий треск, раздавшийся над головой, заставил его вздрогнуть; даже равнодушный ко всему осел навострил уши. Взглянув вверх, в небо, Мирак увидел самолет с двойными крыльями, летевший в сторону их кишлака. У самолета на крыле была красная звезда, он летел, треща и качаясь, как от ветра. Мирак и раньше несколько раз уже видел самолет и знал, что он пролетит высоко над их кишлаком, сделает круг и повернет назад - в Бухару; он знал также, что эту механическую птицу зовут "айаплан"; всякий раз, когда она появлялась над кишлаком, мальчишки громко выкрикивали такие стихи:
Айаплан - большая птица.
Почему не пьешь водицы?
Ты не тронул ни зерна,
Звезды все склевал сполна
Сейчас аэроплан летел так низко, что можно было рассмотреть пилота в больших очках; шум был оглушительный, и Мираку стало страшно.
Аэроплан пролетел. Мирак добрался до площади около караван-сарая, где всегда толпился народ и был небольшой базарчик. Мирак обычно не ездил на большой базар и продавал свои овощи и дыни здесь. Сегодня площадь была забита людьми, большей частью солдатами. Когда Мирак, привязав осла к ближайшему дереву, свалил свой мешок на землю и выложил дыни, около него тотчас столпились покупатели.
- Почем дыни? - спросил один солдат по-тюркски.
- Сколько дадите, - отвечал Мирак. Молодые солдаты переглянулись и засмеялись.
- Какой же ты продавец, если не знаешь цену своему товару? - сказал другой солдат по-таджикски.
- Это дыни со своей бахчи, - сказал Мирак, вспомнив слова, когда-то сказанные отцом. - Им цены нет, их цена - земля и вода, данные богом, и пот дехканина!
- Ишь шайтан! - сказал удивленно солдат. - Ты, оказывается, остер на язык!
- Если его дыни так же хороши, как слова…
- Раз дехканин не знает цены своему товару, бери по дешевке…
- Как же можно не знать?!
В разговор молодых солдат вмешался мужчина средних лет, тоже военный.
- Не удивительно, что парень не знает базарной цены, - сказал он по-таджикски, но видно было, что он русский и на таджикском говорит с трудом. - Мальчик приехал из кишлака, базара не знает, а вы набросились на него, вот он и положился на вашу добрую волю. Вот за эти три дыни - рубль. Идет?
- Рубль? - удивился Мирак.
- Ну да, рубль - мало, что ли?
- Нет, нет, - возразил живо Мирак. - На рубль возьмите хоть десяток!
- Э! - сказал покупатель. - Да ты настоящий дехканин. Нет, мне десять дынь не нужно, беру эти три.
Он выбрал три хороших больших дыни, бросил Мираку рубль и ушел.
Другие тоже не отстали от него. Кто-то дал рубль за пять дынь, другой за две дыни бросил две больших теньги - таким образом за несколько минут было продано больше половины мешка. Мирак глазам своим не верил и все смотрел на вырученные деньги. Ведь самая большая дыня стоила пятачок, ни один торговец даже в Бухаре не продавал дыни по десять копеек… Все это, верно, был сон!
Один перс-торговец, увидев, как Мирак торгует дынями, был ошеломлен. Протянув руки, он пытался остановить покупателей.
- Эй, люди! Что же вы делаете? - кричал он. - Самой большой его дыне цена - пятачок, а вы что делаете?
- А мы хозяева своим деньгам, - сказал один солдат. - Мы не из твоего кармана деньги взяли, чего ж ты кричишь?
- Ему жаль, что мальчик расторговался.
- Завидует!
- Если б это его дыни были, он бы звука не подал.
- Жадюга и завистник - вот кто он!
Раздался общий хохот, и торговец мгновенно скрылся.
- Он пошел за своими дынями, - сказал солдат, отрезая большие куски и с удовольствием поедая. - Но его дыни не будут такими сладкими, как у этого паренька.
- Пусть несет, будет торговать их по копейке за штуку! - сказал другой, и все опять засмеялись.
В это время запела труба посреди площади, и солдаты бегом побежали на свои места. Из ворот хлопкового завода и из караван-сарая вышли рабочие, грузчики, конторские служащие и заполнили всю площадь.