- Да, царь одарил меня своей милостью, - да будет он жив, цел, здоров! Он возвысил моего мужа в храме. Мне пора домой, Кар...
- Я провожу тебя.
Они пошли, болтая о том о сем, а потом - словно ручей с камня на камень - разговор перешел на предстоящий день.
- Завтра мастер Хеси будет дарить храму свою новую скульптуру - Аписа. Я хочу посмотреть...
- Аписа?! Сенетанх, ты сказала, что любишь меня?
- Люблю. Я всех люблю, а тебя - больше!
- Помоги мне спрятаться в твоем доме, а потом - проникнуть в храм и тоже посмотреть это зрелище. Прошу тебя!
- Хорошо, Кар.
- Ты очень любишь своего мужа?
- Он надоел мне.
- Гм... Тем лучше. Мы будем друзьями, Сенетанх.
Кар приметил еще одну поляну и обнял свою подругу. Месяц укоризненно глянул на него с небес: ведь Сенетанх торопится домой...
7
Рабы бога* - жрецы Птаха - готовились к торжеству. Среди приглашенных особым вниманием пользовались жрецы из заупокойного храма Хуфу. Последние привыкли к прочности и благоустройству своего храма и шепотом критиковали скудность и простоту обители небесного бога, покровителя мастеров, чей талант и труд овеществлялись главным образом в сооружениях погребальных.
В самом деле, храм Птаха был скромен. За двойными стенами в глубине внутреннего дворика со священным бассейном стоял дом на известняковом фундаменте. Его резной деревянный каркас выглядел нарядно, но все же это - не камень... Плетеные тростниковые стены - конечно, подлинные произведения искусства, но и они много беднее ослепительных белых стен заупокойных храмов царей.
В чистых и тенистых комнатах было жарко и душно - несовершенная вентиляция не обеспечивала их воздухом. Другое дело - дренаж. Желоба вокруг крыши имели по углам отверстия, чтобы собранную влагу отдать множеству канавок, выложенных камнем, по которым в дни редких дождей мутные струи сбегали в объемистые кюветы с наклонным дном. Затем вода, успокаиваясь и отшумев, могла не торопясь миновать жилые кварталы, чтобы, встретившись с другими ручьями, с шумом пробежать длинный ступенчатый спуск и соединиться с водами Великой Хапи.
Нынче во дворе храма Птаха оживленно, и Хеси, как всегда, свежий, веселый и изысканный, переходил от одной группы к другой, с усилием храня приличествующую скромность. Хену уже видел его изумительного алебастрового Аписа, успел выразить свое восхищение и как-то удовлетворил первое нетерпеливое тщеславие художника. В ожидании похвалы самого фараона можно было и побездельничать...
...Первыми во двор вбежали скороходы, уведомившие о приближении царя. Затем в воротах появились десять высоких нехсиу - нубийцев из личной охраны владыки Обеих Земель. Правитель великого двора Никаурэ, везир Иуимин и "заведующий всем, что есть и чего нет" (начальник казначейства) Сехемкарэ - все трое сыновья царя - шли в первой шеренге вельмож. За ними следовали: врач левого глаза царя Инухотеп, врач правого глаза Ренси, врач великодержавного сердца и желудка мудрый Ихгорнахт, начальник скота Схотцу, начальник туалета Габес, хранитель царского гардероба Схетепибрэ, начальник кебех - палаты омовения - Сенбеф, мастер и носитель царских сандалий Хеперсенеб, начальник писцов Аменемхетсенеб, начальник охотников Хаанхеф, управляющий пустыней Хафраанх, начальник поручений Неджемид и...
Но теперь во дворе храма стало нестерпимо от сияния, сравнимого разве что с сиянием полуденного солнца. Сердца присутствующих замерли от сладкого волнения, все вокруг одухотворилось благочестивым восторгом, колени жрецов дрогнули, и тела их безмолвно распростерлись на земле, освященной появлением Благого бога!
Чернокожие гиганты внесли его на эбеновых носилках, инкрустированных золотом, серебром и слоновой костью. Уни, самый сильный человек в государстве, личный телохранитель, помог повелителю сойти. Голову царя украшал платок в белую и красную полосы, с золотым уреем - огнедышащей коброй, покровительницей фараонов. Широкое ожерелье из драгоценных камней ощутимо давило ему на плечи. От золотого пояса спускался белый набедренник из тонкого полотна, в мелких складках. На поясе висел передник из золота и слоновой кости, а сзади - львиный хвост. Ноги обуты в золоченые сандалии с перемычкой между пальцами.
В руках царь держал символы своей власти - гиппопотамовую плеть и волопасовый крюк. Его карие глаза смотрели миролюбиво и, пожалуй, весело. Крупный ровный нос покрылся бисеринками пота. Лучезарный Рэ сегодня, как видно, тоже в отличном настроении - такой жары не было давно.
Слуги держали над головой повелителя плотный, ярко раскрашенный полог на эбеновых шестах из страусовых перьев. Хефрэ сделал знак, и Хену, бойко вскочив на ноги, начал приветственную речь:
- Владыка Обеих Земель, живущий вечно, родитель людей, бог премудрости, обитающий в наших сердцах, солнце лучезарное, озаряющее обе земли ярче солнечного диска, зеленящий поля больше Священной Хапи, жизнь, дающая дыхание, производитель существующего Птаха!
- Сенеб, Хену, Хеси, достойные слуги бога... Мне доложили о твоем даре, - царь повернулся к художнику, тут же поднявшемуся с земли и стоявшему с почтительно опущенной головой. - Я приготовил тебе награду, но прежде хочу взглянуть на дело твоих рук, подружившихся с камнем...
- О Хем-ек, да будешь ты жив, цел, здоров, - ответил ликующий Хеси. - Главный жрец Хену проводит тебя в святилище, да пусть взор твой порадуется моим Аписом.
Придворные расступились, Хену жестом пригласил царя войти в храм и последовал за ним в небольшом отдалении. Он как бы возглавлял теперь царскую свиту, сгоравшую от любопытства и с завистью посматривавшую на Хеси, шедшего по левую руку и чуть отступая от жреца.
Щель между стенами и потолком в святилище давала достаточно дневного света, но Хену приказал зажечь светильники, придавшие особую торжественность ритуалу.
Престарелый Инхеб, еще более ссохшийся после умерщвления Аписа, встретил царя у самой ниши, укрытой черной занавеской.
Припав к ноге царя, он поднялся, с грустью вздохнул и негромко сказал:
- Нет моего друга Аписа, Хем-ек, нет его. Сегодня я слагаю с себя жреческие обязанности после того, как представлю тебе творение Хеси из камня - творение достойное самого Птаха. Я сниму с себя шкуру пантеры...
- Сенеб, Инхеб, - с заметным интересом произнес Хефрэ. - Я хочу видеть его...
Инхеб поклонился и откинул занавес.
Но вот отчего-то Хеси закрыл глаза, и, словно подрубленный ствол пальмы, упал он на руки стоявших рядом с ним. Хену затрясся. Лицо царя стало суровым, глаза его округлились, а рот сжался от гнева.
Старый Инхеб невольно обернулся и обмер - ниша святилища была пуста!..
8
На городской площади, шагах в ста от храма Птаха, Кар потешал мемфисцев, окруживших фокусника тесной толпой. Вот Акка подал ему кувшин с водой, и Кар жадно пьет. Акка подставил теперь пустую чашу, и Кар выпустил изо рта воду... и с ней несколько маленьких серебристых рыбок.
Накинув на плечи просторный халат до пят, Кар очертил на земле круг. Акка уселся на камень и принялся выбивать на барабане дробь, затянув заунывную песню. Засучив правую руку, Кар отважно извлек из корзины молодую кобру и пустил ее в центр круга.
На глазах мигом отступивших зрителей змея плавно приподняла голову с блестящими глазками и, раскачиваясь, стала раздувать шею. Но вот Кар на секунду покрыл ее халатом и... выпрямившись бросил ее в толпу.
Крик ужаса потряс площадь - и наступила тишина, вскоре нарушенная веселым смехом и возгласами одобрения: каким-то непонятным образом кобра на лету превратилась... в палку.
Кто-то из смельчаков кинул палку обратно. Кар ловко поймал ее, вновь обратил в змею и упрятал своего извивающегося и блестевшего, как горный ручей, партнера в корзину.
Затем Миу, упитанный кот, пас гусей, а Кар немного отдохнул. Тем временем Акка извлек из костра груду раскаленных угольков и рассыпал их в виде плотной дорожки. Кар кинул на них клочок ткани, вспыхнувший недолгим пламенем и упавший горсткой серого пепла.
Потом воздел руки к небу, как бы призывая богов помочь ему в эту трудную минуту, и... неторопливо прошел босиком по огнедышащей, словно урей в ярости, тропинке. Это был воистину славный подвиг!
Не только простолюдины, но и несколько знатных вельмож в длинных одеяниях примкнули к веселой, прославляющей Кара толпе в сопровождении слуг, грубо расталкивающих и малого и старого перед своими господами.
Вдруг на краю площади, со стороны храма, возникло новое оживление, все повернулись лицом туда и один за другим пали ниц, завидев процессию царя, быстро скрывавшуюся за углом ближайшего квартала. Телохранитель царя Уни и Кар успели обменяться многозначительными взглядами. Легкая улыбка как бы осветила напряженное лицо фокусника. Он кивнул Акке, и они принялись собирать свой реквизит и засыпать песком еще нестерпимо жаркие угли.
- Слава Кару! - вскричало несколько голосов.
Царь появился и скрылся так быстро, что толпа не успела прийти в себя и как следует приветствовать своего владыку, и теперь, точно завороженные одним видом промелькнувшего пышного эскорта, люди расточали похвалы своему любимцу фокуснику.
- Я думал, ты прыгнешь с огня, как саранча! - крикнул один.
- Я чуть не умер, когда ты кинул в нас змеей, - признался другой.
- Даже крокодил - виновник ужаса в воде - не холодил меня так! - подтвердил третий.
- Будь славен и впредь, отчаянный! - крикнули ему девушки.